Чтение 18–й страницы книги ~Великий Сатанг~

- Праааавду? - с той же непередаваемой интонацией повторил Рамос.
Прищурился, покатал слово на языке, словно глоток отменного коньяка. -
Правду? Нет, ну тогда нам просто необходимо выпить! Прошу!

Он легко, по-кошачьи вскочил на ноги, оказавшись неожиданно большим,
под стать сандалиям, и краткими точными движениями, почти наугад,
освободил столик от рюмок, заменив их солидными, из толстого стекла
литыми стаканами.

- Если за правду, то только так, пацаны. Стоя! Правда, это такая
баба, что за нее сидя никак нельзя...

Стакан, по край полный пахучей янтарной жидкости, вырос на сгибе
локтя левой руки, взмыл к губам - и коньяка не стало.

- Ну!

Аллан, крепко выдохнув, опрокинул стакан и закашлялся, жмуря
слезящиеся глаза. Конопатенький Яан попытался повторить, не сумел,
поперхнулся первым глотком, втянув воздух, и все же дохлебал до дна.

- От-так! - подтвердил хозяин, закусывая ломтиком лимона. - За нее,
за родную, и пусть ей будет хорошо там, где нас нет.

Выплюнул в пепельницу изжеванную желтую корочку и всем телом, словно
волк, развернулся к гостям.

- Спрашивай. Тебя не знаю. Альке - верю. - Зло усмехнулся. - А можешь
и не спрашивать. Сам знаю, что хочешь знать. Все вы об одном и
талдычите: где документы, да были ли документы, да девять ли папок было
или больше? Что, не угадал? То-то...

Не глядя, разлил коньяк - себе до краев, молодым - на полстакана,
строго поровну.

- Отвечаю: были бумажки. И дискетки были. А теперь - нет их. Совсем
нет, ни одной. А сколько их, папок, было, так это уже и не важно, раз
ничего нет.

Выпил залпом. Присел. Снова встал.

- Я - сука, Алька, ссучился я, ясно тебе, пацан? Я ж полжизни положил
на эти папки, а меня свои же - вот так, как кутенка. Давай, инспектор,
оригиналы, это приказ... и, понимаешь, как назло, пожар в кабинете. Сейф
сгорел, смекаете, вы, соплячье, сейф! А он не-сго-ра-емый, бля! С
гарантией... И самое хреновое знаете что, пацаны? А то самое хреновое,
что никто из начальничков не купленный, ну ни один...

Глаза Рамоса дико поблескивали во тьме.

- Если бы их купили, Господи, если бы купили! А им же просто плевать
на все... Пейте!

И снова наполнил опустевшую тару.

- А меня сюда вот, до выяснения, понимаешь. Бери, говорят, отпуск за
все годы, что не брал, - и в дом отдыха...

Он пошевелил губами.

- За все годы, это, выходит, восемь месяцев, так? А потом в отдел
кадров, переводом. Меня, Рамоса! Ну и пусть... Что мне, больше всех
надо, что ли? Сука поганая, зато живой...

Громадная ладонь молниеносно рванулась вперед и сгребла оторопевшего
репортера за воротник.

- Ну да, хочу жить! На те верха, где Пак летает, мне не забраться.
Себе дороже...

Встряхнул тряпично обвисшего над полом конопатого.

- Понял? Так и пиши: нет никаких документов, по злобе Рамос-де все
накаркал, сейф пустой был и сгорел случайно, а господину Паку с
адвокатами его не забудь передать икср... пардон, искреннюю
благодарность, что не погубили, вошли в положение...

Разжал пальцы.

- Вот так, салаги.

Судорожно хватая ртом воздух, Яан растирал шею, и глаза его были
круглы, как монеты. А губы Холмса тряслись, кривились, изгибались,
словно у смертельно обиженного, готового заплакать навзрыд ребенка...

Впрочем, Рамоса это, кажется, мало волновало.

Пытаясь не шататься, он прошел к противоположной стереовизору стене,
украшенной рядом старомодных необъемных фотографий в темных рамках.

- А теперь так. Смотрите сюда, пацаны.

Толстый палец нежно коснулся первой карточки слева.

- Рамос Дьюла, комиссар "Мегапола". Двадцать лет назад пропал без
вести на Пандионе. Расследовал дело о переброске наркоты
правительственной почтой. Оставил жену и троих сыновей. Вина господина
Пак Сун Бона не доказана.

Оскалился.

- Понимаете? Нет тела - нет дела...

Тяжеловесный, еще крупнее Арпада, усач неулыбчиво глядел со старого
снимка. Рядом, в такой же рамке - очень похожий на него, только потоньше
в кости, с живыми, немного лукавыми глазами.

- Рамос Шандор, ревизор Финансового Контроля. Восемь лет назад найден
с пулей в затылке у канала Пинто, Валькирия. Занимался делом о фальшивых
авизо Госбанка. Ребят Пак Сун Бона даже не вызывали на допрос.

Набирая силу, голос Рамоса становился все чеканнее, и в глазах уже не
было хмельной мути.

- Рамос Эйген, стажер охранного департамента Контрольной Службы ДКГ.
Взорвался в космокатере семь лет назад, сопровождая комиссию по проверке
рудничных концессий на Дархае. Как доказано позже, господин Пак Сун Вон
никакого отношения к Дархаю не имеет. А вот это... - громыхание меди
стихло почти до шепота, - честь имею, Рамос Арпад, ваш покорный слуга!
Ныне милостью господина Пака нахожусь на излечении.

Неузнаваемо юный, худенький и почти безусый, инспектор застыл на фото
с катаной в руках, в боевой стойке -
колено выдвинуто вперед, локти приподняты; он явно атакует, и парень
постарше, плосколицый и раскосый, с неожиданно белокурым ежиком,
наползающим на лоб, откинулся почти под прямым углом, с видимым усилием
парируя удар.

- А это мы все еще живые.

Последняя карточка - крупнее остальных - групповая: вислоусый
здоровяк, улыбаясь, сгреб в охапку трех мальчишек, мал мала меньше; он
подмигивает фотографу, а на лице миниатюрной женщины, положившей руки на
широченные плечи усача, играет счастливая улыбка...

- Алька, налей!

Холмс медлил, морщась с нескрываемым презрением. Но Яан, что-то,
видимо сообразивший, проворно метнулся к столику и торопливо поднес
хозяину на две трети полный стакан, и Аллан, проследив за тем, как Рамос
медленно, глоток за глотком пьет, внезапно впился зубами в кулак, совсем
по-детски, а брезгливая гримаса исчезла, словно и не было ее.

- А ты, пацан, ничего... - Арпад аккуратно отставил стакан на полочку
и подмигнул. - Сечешь!

И продолжил, словно по писаному:

- Был у меня в юности приятель, можно сказать, друг, вернее, Эйгена
дружок, но и мой тоже. Так вот, Улингер меня учил: когда нельзя
наступать, побеждай, отступая. Смекаете, пацаны?..

Фыркнул, пряча в усах кривую полуухмылку.

- Так что ты, писатель, пиши, всю правду пиши, пусть люди знают:
сгорели оригиналы! Понимаешь, сго-ре-ли!!! Или, еще лучше, вовсе их не
было! А Рамос спивается, бля! Усек?..

Пошатнулся. Шагнул к креслу и почти упал. И Аллан Холмс проводил его
счастливым, обожающим взглядом.

Теперь хозяин был действительно пьян, и что удивляться, если бутыль
"Метаксы" стояла на полу почти пустая?

- Все, салаги, идите... спать буду. Ты, Алька, потом ко мне
загляни... разговор есть... И запомни!

Уже полузакрыв глаза, он внушительно приподнял указательный палец и
еле слышно, сквозь зевок, прошептал:

- Всех их не перебьешь, вот в чем штука... Наставника мы сделаем, бля
буду... ты его не бойся... ты Аттилио бойся... Атти - мужик... сука,
конечно, но - мужик... с ним работать можно...

Всхрапнул.

- ...свяжись с ним, ежели со мной что случится...

Голова Рамоса безвольно упала на плечо.

- Алек, я пойду?

- Тссс...

Стараясь не шуметь, юноши выбрались в коридор. Встали у окна, жадно
затягиваясь крепкими, без фильтра, сигаретами (крик моды в этом сезоне).

- Ну?

- Дааа... Только, знаешь, Алек... - Яан помолчал, подыскивая слова. -
Я не буду об этом писать.

- Ты что? - Ноздри Холмса напряглись. - Арпад велел, значит,
напишешь...

- Нет. - Яан покачал головой; сейчас он выглядел гораздо взрослее,
хотя бермуды оставались бермудами, а веснушек нисколько не убавилось. -
Об этом все пишут. А я не хочу. Потом когда-нибудь, когда можно будет
правду.

- Праааавду? - копируя Рамоса, протянул Аллан. И кивнул:

- Ладно. Может, так и лучше. Пошли провожу! Знакомой дорогой, по
коридору - к лифту.

- Господа? - Дежурный по этажу глыбой заслонил вход. - Попрошу
поднять руки!

Сноровисто ощупал, провел металлоискателем.

- Благодарю. Можете идти. Удачи, Алекс! ...147... 121... 96... 78...
49... 27... 15... 7... Мелодичный звонок. Холл. Короткий, почти
формальный обыск на выходе.

- Порядок! Кстати, ребята, - на лице колючеглазого портье начертано
неумелое смущение, - закурить не найдется?

- О чем разговор? - Холмс щелчком выбивает из пачки темно-коричневую