станут? На первой волне груз разболтается, еще трюм разнесет... Неокл, он,
конечно, дело знает, да все не свой глаз..."
глаза. - Груз дорогой, а как его через Столбы провезешь? Карфагеняне там.
пошлют же они такое оружие прямо в лапы врагам.
непременно в море выталкивает. А от Миликона кто приходил с повелением?
Канатный купец... Эзул этот самый... Сидит в Тартессе, а о нем в Столбах
Падрубал-карфагенянин заботится, ремешок с письменами шлет. Темное это
дело... Может, рассказать Миликону про ремешок?
так один и один. Вот он однажды до того разозлился, что хвать кости - и
проглотил, чтоб соблазну играть не было. А потом, слышь, подошло время,
присел он за кустом, а они, кости, значит, возьми да выйди наружу.
Посмотрел он под себя - опять один и один!
полегче, когда мокрый.
новинку ли ему это будет? Уж если Эзул у него ходит в доверенных людях,
то, может, и сам Миликон стакнулся с Падрубалом? Неужели такой знатный в
Тартессе человек держит руку злейшего врага своего города?..
отправиться сухим путем, - будто сквозь туман слышал он нудную речь
кормчего.
приходившего на судно. Хорошо начал купец, обрадовал: завтра, мол, с утра
выгружай наждак, получишь чернобронзовое оружие. Была понятна и просьба
перевести корабль к восточному причалу - для удобства погрузки. А дальше
началось непонятное: желает-де светозарный Миликон показать тебе кошачью
охоту... высокая это честь для приезжего купца, еще никто из греков не
удостаивался...
заполучив оружие, перегрузит его на повозки и, нарушив запрет, уйдет из
Тартесса не морем, а сушей? Не потому ли желает держать его, Горгия, при
себе вплоть до того часа, когда закончится погрузка и можно будет
выпроводить корабль в море? В море, прямиком в загребущие падрубаловы
лапы...
О, уже четыре часа... Пока не поздно, надо идти к купцу Амбону. Лучше бы,
конечно, к том купцам, которые талант с восьмой предлагали, но где их
разыщешь? Ладно, пусть Амбон забирает наждак, а заодно и корабль. Сколько
б запросить, все-таки двести талантов свинца ушло на обшивку днища, такой
корабль на дороге не валяется... Ну, подсчитаем. И пусть Амбон грузит
олово в слитках прямо на повозки и пусть лошадей дает, а не быков, так-то
поскорее до Майнаки доберемся. Сегодня же вечером и пустимся в дорогу. Уж
лучше олово в Фокее, чем рабство в Карфагене...
а то нарвемся еще на гадирский отряд. Этот Амбон, по всему видно, в чести
у Павлидия, уж десяточек стражников выпросит у него... А Миликон - что ж,
пусть везет на охоту свою кошачью стаю; он, Горгий, ему не попутчик...
для выгрузки наждака, а сам прошел к себе в каюту. Вытащил из-под койки
сундучок, облачился в серый, обшитый по подолу красным меандром гиматий.
носилками, позади носилок грохочет по доскам на привязи пустая тележка.
Прямо к судну... Это кого ж еще шлют всемогущие боги на его. Горгия,
разнесчастную голову?..
остолбенел и рот позабыл закрыть: Астурда! Голову набок наклонила,
улыбается...
с тартесскими. Ткнула тонким пальцем в тележку. Волосы ее из-под высокой
шапки лились чуть ли не до пят, и были они не черные, как показалось
Горгию тогда вечером, а цвета спелого каштана. И глаза были того же цвета,
только яркие и прозрачные.
Сапрония, благовонным египетским жиром, и до того понравился толстяку этот
жир, что возжелал он получить в дар еще полдюжины амфор, а то ведь
неведомо, когда снова приплывут в Тартесс фокейские купцы. Вот и повелел
он ей, Астурде, ехать в гавань. И еще понял Горгий, что поручение это было
ей приятно.
новые амфоры к его запасам благовоний. Но кому, как не поэтам, знать
жизнь, а также место, которое в ней занимает женщина!
Непонятно чему улыбаясь, высоко подняв голову, прошла она за Горгием в
дощатую каюту. Матросы, побросав кости, проводили ее такими взглядами, что
удивительно было - как не воспламенилось на ней легкое цветное одеяние.
Живо в трюм! Ведено расчистить все, что поверх наждака навалено!
украшения из янтаря, а из верхнего сосуда корабельной клепсидры перетекло
в нижний немало воды - на три часа времени...
египетского жира.
купца Амбона. Когда же он наконец вспомнил о своем намерении, было уже
поздно: из тучи ныли, вечно висевшей над портовыми закоулками, выскочили
два всадника. Гулко простучав копытами по доскам причала, осадили у сходни
коней, заорали сытыми голосами:
носилках!
стенку кинжал из черной бронзы - подарок Павлидия.
случиться.
пригласил в свои носилки. Велел греку сесть на ковер, сам же покойно
расположился на вышитых серебром подушках.
одна впереди, другая сзади - бежали ровно, носилки чуть покачивались. За
носилками ехал особый возок, разгороженный внутри так, чтобы охотничьи
кошки не задирали друг друга. Было их там десятка два, злых, длинноногих,
двое суток не кормленных. Орали они дурными голосами, не переставая. За
возком пылил конный отряд - личная стража верховного казначея.
за опущенными занавесками. Миликон жевал сушеные плоды смоковницы, щурился
на Горгия, поигрывая серебряным нагрудным украшением.
украдкой зевнул, прикрыл рот рукой. Глаза его слипались.
дымные кварталы ремесленников, сторожевые башни. Бетис медленно катил под
длинным мостом желтые воды. А там, впереди, расстилались зеленые поля, в
предвечерней дымке чуть лиловели горы.
ушибся задом, невольно выругался. Миликон презрительно ухмыльнулся,
посоветовал:
развелось на полях Тартессиды, рабы не поспевают сберегать от них посевы.
Тут-то и пригодились паши охотничьи коты.
кормовища, как настигает его и перекусывает шею.
почтительного внимания. Но и собственные заботы, от которых последние дни
голова трещала, теперь, как ни странно, отодвинулись от Горгия. Он сам
дивился охватившему его безразличию ко всему на свете. В голове было легко
и пусто... Нет, не пусто: Астурда занимала все его мысли. Он вспомнил ее
смех, ласки, глупости, которые она ему нашептывала. Она предлагала вместе
бежать. Не в Фокею, нет. Где-то за пределами Тартессиды кочевало по горным