Чтение 18–й страницы книги ~Сирены Титана~

- А помните казнь на Марсе, мистер Констант,- сказал Румфорд со своей вершины,- где вы сыграли роль палача? Вы задушили человека, прикованного к столбу, на глазах у солдат трех полков Марсианской Армии.

Именно это воспоминание Констант все время старался вытравить из памяти. И это ему почти удалось - настолько, что он искренне задумался, роясь в памяти. Он не был уверен, что казнь состоялась на самом деле.

- Я - кажется, что-то припоминаю,- сказал Констант.

- Так вот - человек, которого вы задушили, и был ваш лучший, самый дорогой друг, Стоуни Стивенсон,- сказал Уинстон Найлс Румфорд.

Малаки Констант лез наверх по золоченой лестнице и плакал. Он приостановился на полпути, и тогда голос Румфорда снова загремел в громкоговорителях.

- Ну как, чувствуете теперь живой интерес к происходящему, мистер Констант? - окликнул его Румфорд.

Да, мистер Констант чувствовал живой интерес. Он постиг всю глубину собственного ничтожества и с горьким одобрением отнесся бы к любому, кто считал, что он заслужил самое суровое наказание, и поделом.

А когда он добрался до самого верха, Румфорд сказал, чтобы он не закрывал входной люк - за ним идут его жена и сын.

Констант присел на пороге своего космического корабля, у последней ступеньки лестницы, и слышал, как Румфорд читает проповедь о смуглой подруге Константа, об одноглазой женщине с золотыми зубами по имени Би. Констант не прислушивался к словам. Перед его взглядом разворачивалась неизмеримо более значительная, куда более утешительная проповедь - вид с высоты на город, залив и далекие острова на горизонте.

А смысл этой проповеди, этого взгляда с высоты был вот какой: даже тот, у кого нет ни единого друга во всей Вселенной, может увидеть свою родную планету непостижимо, до боли в сердце, прекрасной.

- Настала пора рассказать вам,- сказал Уинстон Найлс Румфорд со своей верхушки дерева, очень далеко внизу, под лестницей,- про Би - ту женщину, которая продает Малаки за стеной, про эту темнокожую женщину, которая вместе с сыном смотрит на нас так враждебно.

- Много лет назад, по дороге на Марс, Малаки Констант злоупотребил ее беспомощностью, и она родила ему сына. А до того она была моей женой, владелицей этого поместья. Ее звали Беатриса Румфорд.

По толпе пронесся стон. Можно ли удивляться тому, что все религии были вынуждены бросить в небрежении свои пыльные, никому не нужные игрушки, а глаза всех людей обратились к Ньюпорту? Глава церкви Господа Всебезразличного не только умел предсказывать будущее и побеждать самое вопиющее неравенство - неравенство перед лицом слепой судьбы,- у него еще был неистощимый запас потрясающих чудес!

Этого великого материала для сенсаций у него было в избытке, так что он мог даже позволить себе снизить голос почти до шепота, объявляя, что одноглазая женщина с золотыми зубами когда-то была его женой, а Малаки Констант наставил ему рога.

- И вот теперь я предлагаю вам выразить презрение к ее образу жизни, такое же презрение, какое вы так долго питали к образу жизни Малаки Константа,- сказал он снисходительно.- Можете, если хотите, подвесить ее рядом с Малаки Константом у себя в окне или на люстре.

- Она тоже предавалась излишествам - только это были излишества замкнутости,- сказал Румфорд.- Эта молодая женщина считала, что при ее благородном происхождении и утонченном воспитании она ничего не должна делать и не допускать, чтобы с ней что-то делали,- боялась, как бы не уронить себя, не замараться. Беатрисе, когда она была моложе, жизнь представля- лась полной заразных микробов и вульгарности - короче, почти невыносимой.

- Мы, дети Церкви Господа Всебезразличного, клеймим ее так же строго за отказ от жизни из боязни потерять свою воображемую чистоту, как мы клеймим Малаки Константа за то, что он вывалялся в каждой сточной канаве.

- Беатриса каждым словом и жестом старалась показать, что она достигла наивысшего интеллектуального, морального и физического совершенства, какое Бог мог создать, а остальному человечеству до нее так далеко, что ему и за десять тысяч лет ее не догнать. Перед нами опять наглядный пример: заурядное, лишенное творческой искорки человеческое существо надеется так разодолжить Всемогущего, что дальше некуда. Предположение, что Беатриса угодила Господу Богу, сделавшись недотрогой от своего слишком благородного происхождения и изысканного воспитания, столь же сомнительно, как и предположение, что Господь Бог пожелал, чтобы Малаки Констант родился миллиардером.

- Миссис Румфорд,- сказал Уинстон Найлс Румфорд со своей вершинй,- я предлагаю вам и вашему сыну подняться следом за Малаки Константом в космический корабль, который летит на Титан. Вы не хотите что-нибудь сказать нам на прощанье?

Молчание затянулось. Мать и сын встали рядом, плечом к плечу, глядя на мир, который так изменился за один день.

- Вы собираетесь что-нибудь сказать нам, миссис Румфорд?- сказал Румфорд со своей вершины.

- Да,- сказала Беатриса.- Очень немного. Думаю, что про меня вы сказали правду, потому что лжете вы редко. Но когда я и мой сын вместе пойдем к этой лестнице и взберемся по ней, не думайте, что мы делаем это ради вас или вашей глупой толпы. Мы сделаем это ради самих себя - мы докажем себе и всем, кто станет смотреть, что мы ничего не боимся. И мы покинем эту планету без сожаления. Мы ее презираем не меньше, чем ваша толпа по вашей указке презирает нас.

- Я не помню ничего о прежней жизни, когда я была хозяйкой этого поместья и не выносила, чтобы со мной что-то делали, и сама не желала ничего делать. Но я сама себя полюбила сразу же, как вы мне сказали, какая я была. Земля - помойная яма, а все люди - подонки, в том числе и вы.

Беатриса и Хроно быстро пошли по подмосткам и пандусам к лестнице, вскарабкались вверх. Они проскользнули мимо Малаки Константа, не подавая виду, что заметили его, и скрылись внутри корабля.

Констант вошел за ними, и вместе они осмотрели кабину. Состояние внутренних помещений их поразило - и оно куда сильнее поразило бы охрану поместья. В космическом корабле, помещенном на верху неприступной колонны в парке, охраняемом, как святая святых, побывали одна, а может, и не одна пьяная компания.

Все кровати были разворочены. Постели были скомканы, скручены, словно жеваные. Простыни измазаны губной помадой и кремом для обуви.

Раковины жареных моллюсков хрустели под ногами, оставляя жирные пятна.

По всему кораблю были разбросаны пустые бутылки: две литровых из-под "Горной луны", пол-литровая из-под "Утешительного Юга" и еще дюжина жестянок из-под нарраганзеттского пива Лагера.

На белой стене возле люка были написаны имена:

Бад и Сильвия. А с пульта в центральной рубке свисал черный бюстгальтер

Беатриса собрала бутылки и жестянки из-под пива. Она выкинула их за дверь. Бюстгальтер, который она стащила с пульта и держала в руке, трепыхался снаружи, а она ждала, пока налетит порыв ветра.

Малаки Констант, все еще оплакивая Стоуни Стивенсона, вздыхая, покачивая головой, сгребал мусор ногами за неимением щетки. Он подгребал раковины жареных моллюсков поближе к двери. Юный Хроно сидел на койке, поглаживая свой талисман.

- Давай отваливать, мать,- процедил он сквозь зубы,- пусть катятся к чертовой матери, пора отваливать!

Беатриса выпустила бюстгальтер. Ветер подхватил его, понес над толпой, зацепил за дерево рядом с тем, в котором засел Румфорд.

- Прощайте, чистенькие, умненькие, славненькие людишки,- сказала Беатриса.

Глава двенадцатая.

ДЖЕНТЛЬМЕН С ТРАЛЬФАМАДОРА

"Выражаясь пунктуально,- прощайте".

- Уинстон Найлс Румфорд

У Сатурна девять лун, и самая большая из них - Титан.

Титан немного уступает по величине Марсу.

Титан - единственная планета-спутник в Солнечной системе, у которой есть своя атмосфера. Атмосфера пригодна для дыхания - кислорода в ней достаточно.

Воздух Титана можно сравнить с воздухом, какой бывает на Земле весенним утром возле двери пекарни, выходящей на задний дворик.

Ядро Титана - природная химическая топка, которая поддерживает ровную температуру воздуха - шестьдесят семь градусов по Фаренгейту.

На Титане три моря, каждое размером с земное озеро Мичиган. Все три моря заполнены чистой, изумрудно-зеленой водой. Они называются Море Уинстона, Море Найлса и Море Румфорда.

Есть еще целая сеть озер и заливов - зачатки четвертого моря. Эта система озер называется Заводи Казака.

Море Уннстона, Море Найлса и Море Румфорда связывают между собой и с Заводями Казака три широкие реки. Эти реки, вместе с системой притоков, ведут себя неспокойно - то бесятся, то замирают, то снова терзают берега. Их бешеный норов зависит от прихотливого, изменчивого притяжения девяти лун Сатурна и от мощного влияния самого Сатурна, масса которого в девяносто пять раз больше массы Земли. Эти реки называются Река Уинстона, Река Найлса и Река Румфорда.

На Титане есть и леса, и долины, и горы.

Высочайшая гора - Пик Румфорда, высотой в девять тысяч пятьсот семьдесят один фут.

Только на Титане можно наблюдать зрелище потрясающей, неслыханной красоты - грандиозное явление, уникальное в Солнечной системе,- кольца Сатурна. Эти ослепительно сверкающие ленты достигают в ширину сорока тысяч миль, но не толще лезвия бритвы.

На Титане эти кольца называют Радугой Румфорда.

Сатурн летит по орбите вокруг Солнца.

Он совершает полный оборот за двадцать девять с половиной земных лет.

Титан летит по орбите вокруг Сатурна.

Следовательно, Титан описывает спираль вокруг Солнца.

Уинстон Найлс Румфорд и его пес, Казак, превратились в волновой феномен - они пульсировали по неравномерной спирали, начинающейся на Солнце и кончающейся на звезде Бетельгейзе. Когда эта спираль пересекалась с орбитой какого-нибудь небесного тела, Румфорд вместе с собакой материализовался на этом небесном теле.

По таинственным и до сих пор неясным причинам спиральные траектории Румфорда, Казака и Титана полностью совпадали.

Так что на Титане Румфорд и его пес постоянно сохраняли материальность.

Там Румфорд и Казак обитали на острове в Море Румфорда, на расстоянии одной мили от берега. Они жили в доме, который был точной копией Тадж Махала - того, что в Индии, на планете Земля.

Его построили марсиане.

По странной прихоти воображения Румфорд дал своему дому название "Dun Roamin"-"Конец скитаниям".

Кроме Румфорда и Казака, до прибытия Малаки Константа, Беатрисы и Хроно на Титане обитало еще одно существо. Это существо звали СЭЛО. Он был очень стар. По земному счету ему было одиннадцать миллионов лет.

Сэло прилетел из другой галактики, из Малого Магелланова Облака. Ростом он был в четыре с половиной фута.

Кожа Сэло по цвету и фактуре напоминала кожуру земного мандарина.

У Сэло были три тонкие, как у олененка, ножки. А ступни у него были устроены поразительно интересно: каждая из них представляла собой надувной шар. Надув шары до размера мяча для немецкой лапты, Сэло мог шествовать по водам. Уменьшив их до размера мячиков для гольфа, Сэло мог передвигаться по твердой почве прыжками, с огромной скоростью. А когда он совсем выпускал воздух, его ступни превращались D присоски. Сэло мог ходить по стенам.

Рук у Сэло не было. Зато у него было три глаза, которые могли улавливать не только так называемые лучи видимого спектра, но и инфракрасные, ультрафиолетовые и рентгеновские лучи. Сэло был пунктуален - точен - иными словами, он в каждый данный момент находился в определенной точке - и он говаривал Румфорду, что предпочитает видеть чудесные оттенки невидимого людям спектра, чем прошлое или будущее.

Сэло заведомо кривил душой: живя в точном времени, он тем не менее видел неизмеримо большие пространства Вселенной и глубины прошлого, чем Румфорд. К тому же он лучше запоминал то; что видел.

Голова у Сэло была шарообразная и держалась на кардановом подвесе, как корабельный компас.

Его голос напоминал клаксон старинного автомобиля, и его издавало электронное устройство.

Он говорил на пяти тысячах языков, из них пятьдесят были языками Земли: девятнадцать живых языков и тридцать один - мертвый.

Сэло не хотел жить во дворце, хотя Румфорд предложил построить ему дворец силами марсиан. Сэло жил под открытым небом, неподалеку от космического корабля, который сделал вынужденную посадку на Титане две тысячи лет назад. Это была летающая тарелка - прототип кораблей Марсианского космического флота.

История Сэло чрезвычайно интересна.

В 483.441 году до Рождества Христова всеобщее телепатическое собрание единодушно и с восторгом признало его самым красивым, здоровым и чистым сердцем представителем своего народа. Это было приурочено к торжествам по поводу стомиллионной годовщины правительства его родной планеты в Малом Магеллановом Облаке. Его родная планета называлась Тральфамадор, и Сэло однжды перевел это название Румфорду: оказалось, что оно означало одновременно и "все мы", и число 541.

Год на родной планете Сэло, по его собственным расчетам, был в 3.6162 раза длиннее земного,- так что упомянутое торжество относилось к почетному юбилею правительства, насчитывавшего 361.620.000 земных лет. Сэло как-то в разговоре с Румфордом назвал эту столь долговечную форму правления гипнотической анархией, но отказался давать дальнейшие разъяснения.

- Или ты сразу поймешь, что это такое,- сказал он Румфорду,- или не стоит пытаться объяснять тебе, Скип.

Когда Сэло был избран представителем Тральфамадора, на него возложили миссию - пронести запечатанное послание "от одного края Вселенной до другого". Устроители торжеств не питали никаких иллюзий и вовсе не предполагали, что Сэло пройдет из конца в конец всю Вселенную. Это был образ поэтический, как и вся экспедиция Сэло. Сэло просто-напросто возьмет послание и понесет его как можно дальше и как можно быстрее - насколько позволит тральфамадорская техническая культура.

Содержания послания Сэло не знал. Послание было составлено, как Сэло объяснил Румфорду, "как бы университетом, только туда никто не ходит".

- Никаких зданий там нет, никаких факультетов. В нем участвуют все, но никто там не бывает. Он похож на облако, в которое каждый вдохнул свой маленький клубочек пара, а уж потом облако думает обо всем и за всех вместе. Нет, ты не подумай, что облако и вправду _существует_. Я просто хотел сказать, что оно похоже на облако. Если ты не понимаешь, о чем я говорю, Скип, не стоит пытаться объяснить тебе. Понимаешь, никаких собраний там не бывает, вот и все.

Послание было заключено в запечатанном свинцовом контейнере - похожем на вафлю квадратике со сторонами по два дюйма, толщиной в три восьмых дюйма. Сама вафелька помещалась в сумочке из золотой сетки, подвешенной на ленте из нержавеющей стали к штырьку, который можно было считать шеей Сэло.

Сэло было строго-настрого приказано не вскрывать сумочку и контейнер до тех пор, пока он не прибудет на место назначения. Его местом назначения был вовсе не Титан. Он направлялся к Галактике, начинавшейся в восемнадцати миллионах световых лет дальше Титана. Устроители торжеств, в которых Сэло принимал участие, не представляли себе, что Сэло обнаружит в этой Галактике. Ему была дана инструкция: разыскать там живые существа, выучиться их языку, а потом вскрыть послание и перевести им его содержание. Сэло не задумывался над тем, есть ли какой-нибудь смысл в его экспедиции,- ведь он, как и остальные жители Тральфамадора, был машиной. Будучи машиной, он должея был выполнять то, что положено.

А самым важным из приказов, полученных Сэло перед отлетом с Тральфамадора, был приказ _ни_под_каким_видом_не_вскрывать_ _послание_по_дороге_.

Приказ был настолько категоричен, что стал средоточием всего существа маленького тральфамадорского гонца.

В 203.117 году до нашей эры Сэло совершил вынужденную посадку в Солнечной системе из-за технической неисправности. Пришлось пойти на посадку из-за того, что одна деталь энергоблока космического корабля внезапно полностью дезинтегрировала, распалась - она была размером примерно с консервный нож, по земным понятиям. Сэло был не очень силен в технике и поэтому весьма слабо представлял себе, как выглядела или должна была выглядеть исчезнувшая деталь. А так как в энергоблоке корабля использовалась энергия ВСОС, или Вселенского Стремления Осуществиться, то всякому, кто не знаком с техникой, лучше было туда не соваться.

Корабль Сэло не то чтобы вышел из строя. Он мог еще кое-как ползти со скоростью не более шестидесяти восьми тысяч миль в час. В таком жалком состоянии он вполне годился для мелких перелетов в пределах Солнечной системы, и копии неполноценного корабля отлично послужили марсианам, штурмовавшим Землю.

Но неполноценный корабль решительно не годился для межгалактического путешествия Сэло.

Так что старый Сэло намертво засел на Титане и был вынужден послать на родной Тральфамадор сообщение о том, что попал в беду. Он послал это сообщение со скоростью света, а это значило, что на Тральфамадоре его примут только через сто пятьдесят тысяч лет по земному счету.

Чтобы не скучать, Сэло придумал себе несколько хобби. Главные из них были скульптура, селекция титанических маргариток и наблюдение за событиями на Земле. Все происходящее на Земле он мог видеть на экране, расположенном на пульте управления космического корабля. Это было настолько мощное устройство, что Сэло мог при желании следить за людьми в земном муравейнике.

Именно на этом экране он и увидел первый ответ с Тральфамадора. Ответ был выложен из громадных камней на равнине, которая теперь стала Англией. Остатки этого ответа сохранились до сих пор, и называются Стоунхендж. По-тральфамадорски Стоунхендж означал, если поглядеть сверху: "_Высылаем_запасную_ _часть_со_всей_возможной_скоростью_"

Сэло получил еще несколько посланий, кроме Стоунхенджа.

Общим счетом их было четыре, и все они были написаны на Земле.

Великая Китайская стена при взгляде сверху означает по- тральфамадорски: "_Терпение!_Мы_помним_о_тебе_".

Золотой дворец римского императора Нерона означал: "_Стараемся,_как_можем_".

Стены Московского Кремля в первоначальном виде означали: "_Не_успеешь_оглянуться,_как_отправишься_в_путь_".

Дворец Лиги Наций в Женеве, Швейцария, значит вот что: "_Собирай_вещи_и_будь_готов_к_отлету_в_ближайшее_время_".

При помощи простой арифметики можно вычислить, что все эти послания пришли со скоростью, значительно превышающей скорость света. Сэло послал домой просьбу о помощи со скоростью света, и она дошла до Тральфамадора только через сто пятьдесят тысяч лет. А ответ с Тральфамадора пришел меньше чем за пятьдесят тысяч лет.

- Для примитивного земного ума совершенно непостижимо, каким образом осуществлялись эти молниеносные передачи. Единственное, что можно сказать в такой непросвещенной компании,- жители Тральфамадора умели так направлять импульсы Вселенского Стремление Осуществиться, что они, отражаясь от неевклидовых искривлений структуры Вселенной, приобретали скорость, в три раза превышающую скорость света. И тральфамадорцы ухитрялись так фокусировать и формировать эти импульсы, что под их влиянием существа в страшной дали от Тральфамадора делали то, что внушали им тральфамадорцы.

Это был чудодейственный способ управлять местами, которые были далеко-далеко от Тральфамадора. И, разумеется, это был самый скоростной способ.

Но обходился он недешево.

Старый Сэло не мог посылать сообщения и заставлять других делать то, что ему угодно,- даже на небольшом расстоянии. Для этого были нужны громадные количества Вселенского Стремления Осуществиться и колоссальные сооружения, обслуживаемые тысячами инженеров и техников.

При этом даже мощные запасы энергии, многочисленный штат и колоссальные механизмы тральфамадорцев не обеспечивали полной точности. Старый Сэло много раз видел следы этих просчетов на поверхности Земли. На Земле внезапно начинался расцвет той или иной цивилизации, и люди, принимались возводить, циклопические постройки, в которых явно было заложено послание на тральфамадорском языке,- а потом цивилизации внезапно гибли, так и не дописав послание.

Это старый Сэло видел сотни раз.

Старый Сэло рассказал Румфорду очень много интересного о тральфамадорской цивилизации, но он ни словом не обмолвился ни о посланиях, ни о технике их передач.

Он только сказал Румфорду, что послал домой сообщение об аварии и что ждет запасной части со дня на день. Мысли старого Сэло рождались в уме, настолько непохожем на ум Румфорда, что Румфорд не мог их читать.

Старый Сэло был очень рад, что Румфорд не может читать его мысли,- он до смерти боялся, что Румфорд возмутится, когда узнает, как много сородичи Сэло напортили и напутали в истории Земли. Несмотря на то, что Румфорд, попав в хроно- синкластический инфундибулум, мог бы, казалось, приобрести более широкий взгляд на события, он, к удивлению Сэло, остался в глубине души настоящим патриархальным землянином.

Старый Сэло боялся, как бы Румфорд не узнал, что тральфамадорцы натворили на Земле: он был уверен, что Румфорд обидится и возненавидит самого Сэло и всех тральфамадорцев. Сэло был уверен, что не переживет этого,- ведь он любил Уинстона Найлса Румфорда.

Ничего непристойного в этой любви не было. То есть никаким гомосексуализмом тут и не пахло. Это было невозможно, так как Сэло вообще не имел пола.

Он был машиной, как и все тральфамадорцы.

Он был собран на скрепках, зажимах, винтиках, шпунтиках и магнитах. Мандариновая кожа, с большой тонкостью передававшая оттенки настроения Сэло, снималась и надевалась так же просто, как земная штормовка. Она застегивалась на магнитную молнию.

Сэло рассказывал, что тральфамадорцы конструировали друг друга. Но никто не знал, как появилась на свет первая машина.

Об этом сохранилась только легенда. Вот она.

Во время оно жили на Тральфамадоре существа, совсем не

похожие на машины. Они были ненадежны. Они были плохо

сконструированы. Они были непредсказуемы. Они были

недолговечны. И эти жалкие существа полагали, что все сущее

должно иметь какую-то цель и что одни цели выше, чем другие.

Эти существа почти всю жизнь тратили на то, чтобы понять,

какова цель их жизни. И каждый раз, как они находили то, что

им казалось целью Жизни, эта цель оказывалась такой ничтожной

и низменной, что существа не знали, куда деваться от стыда и

отвращения.

Тогда, чтобы не служить столь низким целям, существа стали

делать для этих целей машины. Это давало существам

возможность на досуге служить более высоким целям. Но даже

когда они находили более высокую цель, она все же оказывалась

недостаточно высокой.

Тогда они стали делать машины и для более высоких целей.

И машины делали все так безошибочно, что им в конце концов

доверили даже поиски цели жизни самих этих существ.

Машины совершенно честно выдали ответ: по сути дела,

никакой цели жизни у этих существ обнаружить не удалось.

Тогда существа принялись истреблять друг друга, потому что

никак не могли примириться с бесцельностью собственного

существования.

Они сделали еще одно открытие: даже истреблять друг друга

они толком не умели. Тогда они и это дело передоверили

машинам. И машины покончили с этим делом быстрее, чем вы

успеете сказать "Тральфамадор".

При помощи экрана, расположенного на панели управления космического корабля, старый Сэло следил за приближением к Титану летающей тарелки, на которой летели Малаки Констант, Беатриса Румфорд и их сын Хроно. Корабль должен был автоматически приземлиться на берегу Моря Уинстона.

Автомат должен был посадить корабль среди громадной толпы статуй, изображающих людей,- всего их было два миллиона. Сэло Делал примерно по десятку в земной год.

Статуи оказались поблизости от Моря Уинстона потому, что были сделаны из титанического торфа. По берегам Моря Уинстона сколько угодно этого торфа - он залегает всего в двух футах от поверхности.

Титанический торф - диковинный материал, необычно благодатный для плодовитого и серьезного скульптора.

Свежевыкопанный титанический торф податлив, как земная замазка.

Через час под влиянием света и воздуха Титана торф приобретает прочность и твердость застывшего гипса.

Через два часа он становится крепким, как гранит, и поддается только резцу.

А через три часа лишь алмаз может оставить царапину на поверхности титанического торфа.

Сэло сделал такое множество статуй, вдохновленный привычкой землян все делать напоказ. Сэло занимало не то, _что_ делали земляне, а то, _как_ они это делали.

Земляне всегда вели себя так, как будто с неба на них глядит громадный глаз - и как будто громадный глаз жаждет зрелищ.

Громадный ненасытный глаз требовал грандиозных зрелищ. Этому глазу было безразлично, что ему показывают земляне: комедию, трагедию, фарс, сатиру, физкультурный парад или водевиль. Он требовал с настойчивостью,- которую земляне, очевидно, считали такой же непобедимой, как сила тяжести,- чтобы зрелище было великолепное.

Подчиняясь этому необоримому, неотступному требованию, земляне только и делали, что разыгрывали спектакли, денно и нощно - даже во сне.

Этот великанский глаз был единственным зрителем, для которого старались земляне. Самые изощренные представления, которые наблюдал Сэло, разыгрывались землянами, страдавшими от безысходного одиночества. И воображаемый громадный глаз был их единственным зрителем.