заметены, после как будто никто не приходил. Повернулся к девушке. Она
ничком у моих ног. Тут меня наконец осенило. Она-то с самого острова без
сна. Я сегодня и вчера отсыпался, а у нее газета, СОД.
показалось, что страшный рев не снаружи идет, а во мне самом рождается,
накапливает ярость в клетках тела, грозя их все взорвать. Руки-ноги не
мои, хочется из себя выскочить. Упал на бок, так перекатился до самой
двери, рванул за ручку, вскочил, бросился внутрь. Шатнуло. Падаю...
Очнулся. Вьюра, спокойная, рядом, расстегивает на мне костюм. Ощущение,
будто нас обволакивает прозрачная, мягкая среда - не воздух, но нечто,
позволяющее дышать. Потом осознал - тишина.
увидев меня упавшего, свободно пробежала коридор и зал.
какой-нибудь маленькой вещицы. Дала карандашик. Подбросили его вертящимся
к потолку, упал, указывая заточенным концом на вторую дверь слева. Новый
коридор ветвился. Всякий раз бросали карандаш, чтобы только случайность
определила, куда дальше идти. Как только останавливались, девушка садилась
спиной к стене, сразу засыпала. Едва лишь я делал шаг вперед, в ней что-то
включалось, вставала, шла за мной. Понятно было, что пока мы только в
управляющей части системы. Огромной, которая включает машинные цеха,
трубопроводы и резервуары, атомные котлы, преобразующие неорганическую
материю в органику - подземный город, в десятки, пожалуй, раз, превышающий
тот, что над нами. Поля анлаха - лишь маленькая добавка к тому, что машина
сама создает.
что-то вроде стендов со стеклянными крышками. Как в музее выставка мелких
предметов искусства. Только стеклянные столешницы не на ножках, а на
тумбах с ящиками. Однако под стеклом ни камней, ни древних браслетов.
Затейливо вырезанные гладкие из синеватого металла пластины по десятку в
каждом. Открыл прозрачную крышку, взял одну. Тотчас все другие
перестроились на матовой поверхности. Вглубь и вширь зала покатился шелест
- на всех столах по-разному перемещались пластины. Положил свою обратно.
Опять шелест. Всюду восстановился прежний порядок. С помощью подброшенного
карандаша выбрал ряд и стол. Выдвинул у боковой тумбы ящик. Думал,
чертежи, оказалось, что там ноты. Во всяком случае, что-то напоминающее
запись музыкального произведения. Век будешь тут сидеть и не поймешь.
Сунул под ноты книгу, задвинул ящик. Вьюра спала, положив голову на
колени, спиной к тумбе. Расстелил у стены зала пожарный костюм, перенес
девушку туда.
Перерисовал ее еще на два листка, чтобы отдать в Совет. Лег неподалеку от
Вьюры.
производителей и потребителей от тех, кто распределяет. Не так, чтобы от
завода и с поля через скромную координирующую систему непосредственно
туда, где нуждаются, а сначала все целиком в распоряжение центрального
аппарата. Углы треугольника расходились все дальше. Распределяющие - они
же естественным путем стали управляющими - образовали особую касту,
которая постепенно приобрела полную власть над ресурсами Иакаты. Но при
этом сами стали деградировать. Свободные от контроля снизу, теряя связь с
производством и понимание реальной обстановки на планете, они стали
озабочиваться только увеличением собственных привилегий. Сверху к
производителям шел поток поспешных, необоснованных решений, губивших,
может быть, целые континенты - бурной деятельностью аппарат власти пытался
оправдать в глазах народа свою необходимость. (Черное пятно ночи на
средней широте северного полушария - один из неудачных глобальных
экспериментов регулировки климата.)
самих ничего не зависит, уже кое-как, спустя рукава, осуществляли даже и
редкие разумные планы. В экономике, науке, искусстве прекратилось
нормальное состязание способностей - бездарный, вялый представитель
наследственной правящей элиты имел все преимущества перед талантливым и
смелым выходцем из народной массы, который как-то мог бы поправить то либо
иное дело. От десятилетия к десятилетию снижался уровень народного
благосостояния. Чтобы лишить управляемых возможности сравнивать гнетущее
настоящее с привлекательным прошлым, сжигались архивы, уничтожались
библиотеки, музеи. Правдивая вертикальная и горизонтальная информация
исчезла. Верхи сами не хотели узнавать ничего тревожащего, адресованные
низам через средства связи сообщения ограничивались бессмысленным и лживым
восхвалением существующего порядка. Иакат, не принадлежавший к избранным,
к номенклатуре, уже ничего не знал о мире, в котором живет, - хоть о
ближних, хоть о дальних его пределах. Он шел по улице и представления не
имел о том, чем заняты сотрудники учреждения в доме без вывески, куда
посторонних не пускают, что изготовляет завод за высокими глухими стенами.
Он выходил на окраину, и никто не мог сказать ему, насколько далеко от
города простираются поля анлаха, как много с них собирают, как урожай
расходуется. Строжайшую секретность во всем управленцы рассматривали как
один из устоев своей власти. (Отсюда испуг старика, которого я
расспрашивал на берегу.) К пустопорожним ритуалам свелись общественная
жизнь и общественная деятельность. Упали изобретательность, мастерство -
потомки великих инженеров, искусных умельцев с удивлением осматривали
обнаруженные где-нибудь на городской свалке остатки сложнейших механизмов,
столь не похожие на то, что сходило с их собственного конвейера. Начались
перебои в снабжении рядовых иакатов всем необходимым, в городах отказывали
коммунальные службы. Потеряли действенность объединяющие людей законы и
нормы поведения, общество начало дичать. Цветущие когда-то края
превращались в пустыни, съеживалась среда обитания.
что для спасения остатков иакатского человечества надо создать
конструкцию, которая независимо от людей - лишивших себя контактов с
действительностью аппаратчиков и отучившихся работать производителей -
сама могла бы стабилизовать положение на Иакате. Та же замкнутая
технология. Чиновная элита, осознавшая свою беспомощность, испуганная
глобальным кризисом, который и ей самой предвещал гибель, одобрила
гигантский проект, выделила средства. Вероятно, подземную машину строили
веками, как Шартрский собор. Но не успели, не доделали. Разложение зашло
слишком далеко. Среди молодежи резко уменьшилось число тех, кто готов был
идти в технические вузы. Активные и проворные старались устроиться поближе
к руководящей группе. Кто-то уходил из-под обломков рушащейся цивилизации
на оставленные ею и уже одичавшие пустыри - отсюда неоднократно
возникавшие при мне разговоры о "крае". Слабые ждали чуда, отдавались
всевозможным мистическим учениям, всякими путями, чтобы забыть об
окружающем, погружались в нирвану и быстро гибли. Оставшиеся в небольшом
числе потомки первых строителей системы не смогли полностью ее замкнуть.
Подземная машина, на какую у них хватило сил, все же требовала
ограниченного участия человека - подаваемой извне биомассы, борьбы с
наступающим песком. Поэтому предусмотрели ввести в изготовляемую
устройством пищу особые вещества, феромоны, наподобие тех, что в пчелином
улье матка рассылает своему рою. Феромоны должны были заставлять даже
самых ленивых, несовестливых накатов изредка участвовать в несложной
работе. Такой машина и была пущена в ход. Случилось это, вероятно, в
период, когда руководящий клан планеты возглавил тот, кого назвали
Попечителем. Оттого и заполнен весь музей древней столицы его портретами.
Заключительным подвигом последнего поколения строителей было, наверное,
создание "комплекта". Делали с надеждой, что в будущем найдутся те,
которые поймут, расшифруют, восстановят былое величие Иакаты. Можно
представить себе этот заключительный эпизод. Седой старик - его соратников
уже нет в живых - кончает переплетать книгу. Вот все, включен
охранительный звук, чтобы небрежная рука глупца не нарушила тонко
сбалансированные процессы, и... человек идет в пустыню. (Я уже знал, как
здесь умирают, - погибнуть от жажды, высохнуть, раствориться в песках.)
на природу, эрозия окружающей среды приостановилась. Здоровая пища, одежда
и прочее необходимое автоматически подавалось из-под земли - не изобилие,
а хоть и унылый, но все-таки достаток. Распределители остались не у дел,
машина сама распределяла. Однако правнукам аппаратчиков уже не нужна была
власть над производителями - этих последних, кстати, уже и не осталось на
планете, одни потребители. Наследники чиновников, владевшие информацией и
доставшимися от дедов материальными ресурсами, рьяно взялись
благоустраиваться. Были захвачены все уголки еще не загубленной природы,
совершенствовалась строго законспирированная система снабжения избранных
естественной пищей, что освобождало их от приказов букуна. В укромных
местах возникали дворцы, где хозяев обслуживала хорошо подкармливаемая
челядь. (Сукин сын этот Глгл - не в пустыню уходит поститься, а к своим
лакеям роскошествовать!) Бывшим же производителям остались сытная каша и
привычные ритуалы: повторяющаяся газета, одинаковые картины, "митинги" на
площади, когда на трибуне никого. Вероятно, в эпоху после создания машины
и произошло окончательное разделение общества на видящих и тех, кто
частично слеп. Издавна для производителей недоступны были не только места,
Корнев Павел
Круз Андрей
Андреев Николай
Конюшевский Владислав
Шидловский Дмитрий
Посняков Андрей