Чтение 18–й страницы книги ~Станция Солярис~

внимательно смотрела вниз. Вертолет описывал широкую дугу, и солнце
переместилось вправо, светя прямо ей в лицо; оно уже опускалось к
горизонту, словно его притягивал какой-то гигантский магнит, и до сумерек
оставалось не так уж много времени. Ни одна попытка связаться с
Сарториусом, которые периодически предпринимал Снаут, не увенчалась
успехом. И теперь я был абсолютно уверен в том, что наши поиски не дадут
желаемого результата: вертолет с телом доктора Сарториуса давно покоился в
глубинах океана.

Еще одна жертва океана... нет, не океана! Жертва собственного,
совершенного когда-то действия... или бездействия... Или мысли...

Никто никогда не узнает, какой "островок памяти" существовал в мозгу
доктора Сарториуса, "островок", извлеченный оттуда и воплощенный в
реальность Творцом-океаном, вселенским богом, почему-то избравшим местом
своего обитания захолустную планету Солярис.

Снаут направил вертолет в очередную широкую воронку и вдруг резко
подался вперед, а потом на мгновение обернулся ко мне. Лицо его было
бледным. Я приподнялся, заглядывая через приборную панель вниз, и увидел
то, что уже видел он: у самой стены тумана покачивался на волнах светлый
скафандр.

- Спускайся, Снаут!

Снаут снижался очень осторожно, стараясь держаться подальше от красной
клубящейся стены. Он, конечно же, помнил свидетельство Бертона из "Малого
Апокрифа" о том, что этот туман - очень липкая коллоидная взвесь; когда
порыв ветра бросил вертолет Бертона в эту вэвесь, она затянула стекла,
облепила винт и машина чуть не упала в океан.

Хари придвинулась к приборной панели, и по ее напряженной позе я понял,
что она тоже неотрывно смотрит вниз.

- Готовь лодку, Кельвин, - не оборачиваясь, скомандовал Снаут. -
Слишком высокая волна, не сядем.

Вертолет был оборудован поплавками для посадки на поверхность океана,
но при таких волнах он в любой момент мог перевернуться и увлечь нас
вместе с собой в черную глубину. Поднявшись с сиденья, я, согнувшись,
сделал два шага к хвостовому отсеку, вытащил из-за баллонов с кислородом
сложенную надувную лодку и вернулся на свое место.

Перед вертолетом вздымалась клубящаяся красная стена; до поверхности
океана было метров десять, не больше. Светлый скафандр продолжал качаться
на волнах неподалеку от нашей машины. Снаут удерживал вертолет на одном
месте и явно не собирался подлетать ближе.

- Давай, Кельвин!

Я развернул кресло Хари, так что она оказалась лицом к Снауту, и
протиснулся к дверце, волоча за собой лодку. Хари, запрокинув голову,
молча наблюдала за моими действиями. Приглушенно и ровно, на одной
заунывной ноте, гудели двигатели.

- Я сейчас вернусь, Хари, - сказал я, положив руку ей на плечо. - Ты
все время будешь видеть меня.

Я поправил заплечные баллоны, потянул за ручку, и когда дверца отъехала
в сторону, сбросил вниз раскладную лестницу. Надвинул на лицо кислородную
маску - то же самое сделал Снаут и, подчиняясь его жесту, Хари, - зажал
под мышкой лодку и начал спускаться.

Ветра почти не было, и мой спуск прошел без каких-либо осложнений.

Оказавшись над самой поверхностью океана, я, держась одной рукой за
лестницу, другой нащупал клапан в мягкой, но прочной оранжевой оболочке и
бросил лодку вниз. Она почти мгновенно наполнилась газом, действительно
обретая форму лодки, и я шагнул в нее с лестницы, сел и взялся за
маленькие весла, закрепленные на обоих бортах. Сделал несколько гребков,
поднял голову и помахал рукой, показывая, что все в полном порядке. Такие
вещи мне не раз приходилось проделывать на Земле, в период подготовки, и
волны там были похлеще, не чета этим, полусонным и ленивым. Вертолет
продолжал висеть на том же месте, поблескивая кругами стремительно
вращающихся винтов, словно прикрепленный к невидимой нити; кроме гула его
двигателей не было слышно вокруг никаких других звуков. Снаут поднял руку
в ответ, а Хари вжалась лицом в стекло и неотрывно глядела на меня, и я
подумал, что она сейчас не выдержит и бросится следом за мной. Скрипнув
зубами, я отвернулся от вертолета, застывшего на фоне темнеющего неба, и
направил лодку к скафандру. Меня пробирал невольный озноб.

Весла были не очень удобными, но все-таки, вовсю орудуя ими, я через
несколько минут приблизился к цели и вытянул из узкого проема в борту
буксирный конец. Лодка и скафандр соприкоснулись - красная стена была
совсем рядом - и я, стараясь унять дрожь в руках, с третьей попытки
защелкнул крепления троса на локтевом сгибе скафандра, плавающего как бы
"на животе". Потянув за трос, я без особых усилий перевернул его.

Мне открылось стекло шлема - тусклое, в радужных разводах и каких-то
темных пятнах; сквозь него ничего не было видно. Я перевел взгляд на
круглый металлический жетон, прикрепленный к нагрудному карману скафандра,
с вдавленными сверху и снизу полукружиями слов. И все-таки вздрогнул, хотя
и ожидал увидеть нечто подобное.

Клубилась стена тумана, темнота медленно заливала далекое небо,
отрешенно вздымались и опадали вялые волны, монотонно гудел вертолет...

Сделав несколько безуспешных попыток, я наконец сумел отцепить
порыжевший жетон; потом снял зажимы буксирного конца с рукава скафандра. И
направил лодку назад, к лестнице. А светлый скафандр остался у красной
стены тумана - плавучая гробница, день и ночь качающаяся на волнах под
чужими звездами. Вверх - вниз... Вверх - вниз... Вверх - вниз...

Поднявшись на борт вертолета, я увидел, что глаза Хари полны слез.

Однако, она молчала, закусив губу и глядя, как я достаю жетон из
кармана. Я протянул жетон Снауту, который, кажется, уже все понял.

Снаут осторожно, двумя пальцами, взял металлический кругляш и медленно
прочитал надпись вслух - сначала то, что было написано сверху, а потом
остальное:

- Карл Фехнер... Солярис... Первая экспедиция...

Да, это был тот самый физик Фехнер из экспедиции Шеннона, поиски
которого когда-то вел Бертон. Семь десятков лет минуло с той поры, и все
эти годы тело Фехнера носило по волнам океана. Океан стал его могилой - а
стоит ли тревожить мертвых и поднимать из могилы? Думаю, что нет.

Снаут положил жетон на панель перед собой и сказал:

- Отдадим родным... Если остались...

Он понял меня. А вот Хари, конечно же, не поняла.

- Это не доктор Сарториус? - она с каким-то испугом посмотрела на
жетон, потом обернулась ко мне. - Почему ты оставил его там, Крис?

Кто такой Карл Фехнер?

- Этот человек погиб семьдесят лет назад. Он должен остаться здесь.

Губы ее приоткрылись, она хотела сказать еще что-то, но так и не
сказала. Отвернулась и съежилась в кресле. Снаут потер жетон пальцем и
устало произнес, глядя в пространство перед собой:

- Темнеет. Будем возвращаться, - вид у него был подавленный; я
чувствовал себя не лучше.

Последние его слова прозвучали полувопросительно, и вопрос этот был
адресован мне.

- Да, будем возвращаться, - отозвался я.

- Завтра продолжим по очереди, - сказал Снаут. - Сначала я, потом вы.

Я промолчал. Все было предельно ясно, но Снаут не решался объявить об
этом вслух. Как и я.

Вертолет взмыл в вечернее небо и, развернувшись хвостом к угасающему
мрачному закату, по прямой устремился к Станции, повисшей над океаном
где-то за линией горизонта. И только теперь я понял, что устал. Это была
даже не физическая усталость, которую без труда можно снять, хорошенько
выспавшись и постояв затем под контрастным душем, а совсем другая...
Сарториус... Фехнер... Хари...