Чтение 18–й страницы книги ~Клеарх и Гераклея~

побледнел и сказал Масхею несколько слов на ухо. Многие это заметили. Спустя
некоторое время виночерпий поднес Клеарху с поклоном кубок. Тот взял и,
запрокинув голову, стал пить. И в тот миг, когда он запрокинул голову, двое
человек подхватили его под руки. Кубок выпал из рук Клеарха, и тот закричал:

-- Что это значит?

А царский зять на глазах своих верных отвечал:

-- Спроси, что это значит, у Биона, которого ты убил!

Эллина выволокли из залы, и Оронт выбежал вслед за ним, хромая, а
спустя несколько минут вернулся, бледный и опечаленный, и развеселился
только к концу пира.

А когда пир кончился и золотой меч рассвета прогнал уже воинство тьмы,
Оронт в ярости стал бить себя кулаками по лицу и сказал своему дибиру,
арамею Масхею:

-- Как некстати явился этот эллин! Я не могу осквернить дня Лучшей
Праведности убийством!

Арамей понял, о чем думает Оронт, и ответил:

-- Господин, ты прав! Скажи, однако, царю сегодня на пиру, что грек уже
мертв, и тогда царю ничего не останется, как простить тебя. А если он начнет
гневаться за оскверненный праздник, скажи, что ты хотел показать всем
царскую справедливость и милосердие и что мнимо убитый еще жив.

x x x

Итак, Клеарха не убили, а только связали так крепко, что он напоминал
кусок фарша, завернутый в виноградные листья и обвязанный нитками, и бросили
в потайную комнату. Комната была под самой крышей, и в ней нарочно стояла
жара, подобная той, которая станет в последний день мира от реки, в которую
обратится железная гора Демавенд. По персидским поверьям, река эта для
праведных покажется парным молоком, а нечестивые ощутят, что они идут во
плоти через расплавленный металл. К вечеру в комнату вошел Оронт.

Клеарха облепили мухи, он изнывал от жары, а перс жары не чувствовал.

-- Негодяй, -- сказал Клеарх, -- ты хочешь украсть мою славу!

Оронт сел на трехногий табурет и засмеялся.

-- Да, -- сказал он, -- слава такая вещь, что ради нее подобает идти на
все. Что вы, греки, однако, понимаете в славе? Вы -- народ наемников и
торговцев. Вы называете себя единым народом, чтобы один греческий купец мог
доверять другому, но на родине вы только и делаете, что грызетесь меж собой.
Вы называете все другие народы варварами, потому что это единственный способ
сохранить племенное единство, рассеявшись по миру, а от сохранности этого
единства зависит барыш греческих купцов. Самые глупые из вас, рассеявшись по
миру, грезят о мировом господстве. Самые умные догадались, что речь должна
идти не о физическом господстве, а о господстве денег и культуры. Вы
придумали поэтому свою философию и свое искусство как самый изощренный
способ порабощения чужих культур. Ваши наемники нагружают свою память лишним
стихом, как лишним кинжалом, даже этот Бион. И вы не хотите понимать чужой
культуры, потому что иначе вам придется понять, сколько чужого вы присвоили.
Вы считаете рабами всех вокруг, потому что не знаете иного способа назвать
себя свободными!

Оронт перевел дух и засмеялся.

-- Я видел лишь один народ, подобный вам, но, по счастью, он совсем не
умеет торговать.

Оронт перевел дух, выпил воды из глиняной чашки, а остаток выплеснул в
лицо Клеарху.

-- И действительно, -- сказал он, -- я никогда не позволяю, чтобы честь
победы над восставшим персом доставалась греческому наемнику!

И вышел.

x x x

Население персидского царства делится на анарьев, которые платят
подати, и арьев, которые от податей свободны и только делают царю подарки.

И в один день Нового года царь угощает родных, в другой -- знатнейших
людей, из тех, которые не платят податей, а только подносят дары, а в третий
-- угощает народ.

И вот во второй день Нового года царь принимал знатнейших персов и
сразу же спросил:

-- А где этот грек Клеарх, которого я хотел видеть?

Зять царя, Оронт, бросился ему в ноги и закричал:

-- О царь! Прикажи меня казнить! Я узнал вчера, что этот наемник Клеарх
сам подбивал своих товарищей на восстание и собирался под Левкофрием перейти
на их сторону. Но, увидев твою силу, изменил изменникам и убил их, чтоб
мертвые молчали, и, узнав вчера об этом, я не сдержал гнева и запятнал
праздник убийством.

И протянул царю старое письмо Биона. Царь прочел письмо и тихо сказал
Митрадату:

-- Зять мой позавидовал чужой славе. Что же мне, однако, теперь
остается, кроме как простить его?

А Митрадат побледнел страшно и подумал: "Оронт и отец мой договорились.
И если царь простит Оронта, то окажется, что восставших победил мой отец".

И он ответил царю:

-- Я знаю доподлинно, что этот человек, Клеарх, еще жив. И зять твой
думает, что ты не потерпишь такого убийства и этим будет явлена твоя
справедливость. И тогда он отпустит мнимоубитого и наградит его.

Царь улыбнулся и спросил:

-- Это правда?

Тут Оронт, видя, как обернулось дело, сказал:

-- Именно так все и было задумано.

Царь обрадовался, послал Клеарху богатые одежды и велел ему явиться во
дворец. И когда тот прибыл, указал ему на ложе рядом с Оронтом и велел им
пить за то, чтобы все, что свершится в этот день и в последующие, было
только хорошим.

А потом он поднялся и сказал:

-- Горько мне видеть, что раздоры меж моих подданных дошли уже до того,
что отец просит казни сына, а сын бежит от гнева отца.

Он вышел в соседнюю дверь, вывел оттуда за руку Ариобарзана и сказал:

-- Прошу вас, помиритесь друг с другом.

-- Ни о чем другом я не молю богов! -- отвечали оба и расцеловались.

А потом царь вывел своих сыновей, старшего, Дария, наследника, и
младшего, Оха,, любимца своей бабки Парисатиды, и сказал:

-- И еще горше видеть, что раздор проник даже в царский род и брат не
доверяет брату, а бабка -- внуку и что одни держат сторону одного моего
сына, а другие -- сторону Оха. Помиритесь же!

И царевичи заплакали и поцеловались; вслед за ними стали целоваться и
дарить друг друга люди из шести родов и другие знатнейшие люди. И многие
потом утверждали, что от такого справедливого решения царя в этот миг в
царском саду вырос золотой платан с серебряными листьями.

И это был Новый год не хуже, чем тот, когда царь Дарий убил лже-Бардию,
друга лжи и врага правды, колдуна, столь похожего на настоящего Бардию, что
даже мать его и жены не заметили подмены.

x x x

Надобно сказать, что подобно тому, как в греческих городах боролись
сторонники правления лучших людей и сторонники демократии, так и при дворе
царя постоянно боролись сторонники вдовствующей царицы Парисатиды и
сторонники царевича Дария. И так же, например, как в Афинах род Алкмеонидов
всегда поддерживал демократию, а род Филаидов склонялся к правлению лучших,
так же и у персов род принадлежал какой-то одной партии целиком.

Из этого можно заключить, что главное в подобной борьбе -- сам принцип,
заставляющий людей враждовать друг с другом и движущий весь наш мир, и
думается мне, что справедливо полагал Эмпедокл: над миром поочередно
властвуют Гармония и Ненависть, но жизнь возможна лишь в переходные эпохи,
когда эти силы смешиваются и противоборствуют друг другу.

Но, как все текучее, чтобы существовать, должно быть заключено в форму,
так же и партии Дария и Парисатиды имели определенную уловку для вражды,
подобную форме сосуда.

В окружении Парисатиды было много людей из Малой Азии. Они говорили,
что царь есть воплощение закона и царство -- это не только когда платят
подати, но и когда подчиняются законам, общим для всех.

Противники возражали, что царь есть воплощение справедливости и что в
прошлом, когда соблюдали справедливость, и законы были ни к чему.

Также приверженцы Парисатиды склонялись к мысли, что Ахура-Мадза есть
единый бог; что бога этого следует почитать благой мыслью, благим словом и
благим делом и священными огнями на открытых местах, а храмы строить не
подобает, ибо вряд ли бог, которому мала вся вселенная, может уместиться в
каменном строении. Они пользовались благосклонностью магов, которые, таким
образом, оказывались как бы единственными вместилищами бога. Под влиянием
этой партии Ксеркс в свое время запретил культ Митры, Анахиты, Веретрагны и
некоторых других дэвов и разрушил их храмы. Он также разрушил вавилонский
храм Мардука, а у эллинов -- дидимское святилище и афинский акрополь,
полагая, что дэвы, которым поклоняются эти народы, и толкнули их на
восстание.

Эти люди, приверженцы Заратуштры, в то время считали, что их вера может
быть всемирной. И хотя они говорили, что эту веру исповедовали еще Кейаниды,
однако же охотно ссылались на некоторые рассуждения анарьев, вавилонян и
египтян, а в последнее время -- и греков.

Что же до сторонников Дария, то они не доверяли анарьям и
придерживались старинных верований; и под их влиянием Артхакшатра недавно
построил в Экбатанах храм Анахиты. Эта партия не уставала намекать, что маг
Гаумата, принявший обличье убитого Бардии, тоже разрушал храмы,