Она не умолкала на протяжении всего этого спектакля. Ее звуки стали для
монахов такими же привычными, как ночной ветер в листве. И вдруг мелодия
оборвалась.
был не голос, а шорох ночных листьев.
касалась распутной груди, безвольно лежала на земле.
камня божество, которое ничего не говорит и ни во что не вмешивается.
Шелл выбирал красные фрукты и хищно вгрызался в их нежную мякоть.
стороне. Остальные монахи собрались в часовне, устав от еды, вина и
путешествия, мечтая только об одном - удобно улечься где-нибудь и всласть
поболтать о распутной женщине.
Пастухи сочли за благо незаметно исчезнуть. Ночная птица заливалась трелями
на крыше часовни. Серп месяца висел над землей, словно обломок кольца.
стены Храма и убегали в неизведанную ночь. В пустыне ночь такая же, как
день, - в ней нет ничего таинственного. А здесь ночью все - и листва, и
травы - пропитано тайной.
последовал за другом.
увидеть лишнее - и юноши, облаченные в желтые одежды храма, незамеченными
добрались до старого колодца, где росли тополя.
остановился и спросил:
ведет; ты сам выбрал эту тропу".
возвышавшемуся над деревней, пробираясь сквозь заросли оливковых деревьев.
тропинке, ведущей к колодцу. Он шел туда не потому, что желал распутную
женщину, а потому, что видел, как Зайрем желал ее. Спящее прежде желание
пробудилось в нем.
которого он не знал, сейчас вырвалось и жгло его душу. Подобно эшвам, Шелл
охотнее прыгал в огонь, чем бежал от него. Он был готов лопнуть от ревности,
но корчился, наслаждаясь ее уколами. Любовь, словно лиловая вуаль,
затуманила его взор; словно грусть, изменила весь мир. Сначала больные и
увечные со своими недугами и слабостями, теперь эта женщина - они могли
украсть его возлюбленного. Но женщина казалась более реальной, с ней было
легче соперничать. "Тогда иди и посмотри на нее, поверни клинок ревности в
своей ране, узнай все до конца", - сказал себе Шелл.
каменное строение с дверью из крепкого дерева. Сквозь витую решетку низкого
окна пробивался тусклый свет лампы.
и гребнем расчесывала бронзовые волосы. Она улыбалась своему отражению,
убаюканная лаской гребня и своими мыслями.
как двигаются мускулы ее рук, как блики огня, отражаясь от золотого гребня,
играют в ее пышных волосах.
зверь бродит вокруг жилища человека - осторожный, любопытный, зачарованный,
замышляя что-то коварное, но еще не зная, как это осуществить.
кто-то есть.
другой голос:
Хочешь пристыдить меня?
Откуда я знаю, что толкнуло тебя на грешный путь? Может, боги нарочно
послали меня сюда, чтобы я смог избавить тебя от греха.
что-то блестящее - это была серебряная чаша, один из даров храму, а в чаше
сверкала пригоршня небольших алмазов - подношение одного из жителей деревни.
хранит список даров, в моих руках. Он согрешил со своей сестрой и теперь в
полной моей власти, потому что я знаю об этом.
пожалуй, завтра ты принесешь мне еще что-нибудь.
груди женщины. Он, словно обезумев, сжимал и гладил их, как будто решив
навсегда оставить их образ в своей памяти. Вскоре женщина оттолкнула его от
себя и скинула платье. Блестящими заколками она стянула свои локоны в узел,
и теперь обнажилось все ее тело цвета темного меда - тонкая талия и широкие
бедра, сильные и упругие, словно лапы львицы. Она достала из сундука хлыст,
сплетенный из конского волоса, и, приподняв подол хитона, пощекотала Беяша,
а потом вдруг начала хлестать его. Беяш орал, а меж его бедер поднимался
оживающий фаллос. Потом женщина усадила монаха на ложе, а сама, встав на
колени и раздвинув бедра, опустилась на жреца сверху - и приняла его в свое
лоно. Она танцевала на нем, как танцует змея, а Беяш мял и тискал ее,
извивался, словно навсегда забыл покой. На мгновение лицо его поднялось над
плечом женщины - раскаленное, пунцовое лицо, со сверкающими белками
закатившихся глаз. Из широко открытого рта по подбородку стекала слюна.
Потом из груди монаха вырвался хрип, и он повалился на ложе, словно мертвый.
Женщина сразу же встала и скрылась в другой комнате. Послышался звук
льющейся в таз воды, Шелл прислонился к стене, дрожа от странного чувства -
сладострастия. Наконец-то он подобрал ему имя в себе. Он даже не
пошевелился, чтобы отойти от окна. Шелл наблюдал за Беяшем - вот монах
зашевелился, сел, вот застегнул хитон. Лицо Беяша из пунцового стало
бледным. Наконец он заговорил, обращаясь к женщине:
Что мне рассказывать, кроме того, что ты приходил, пытаясь избавить меня от
греха?
драгоценностями и принесешь золото - не меньше, чем весят обе твои
пухленькие ручонки.
побоялся украсть серебро и алмазы. Ты не испугался прийти в дом блудницы и
поиграть с ней своим инструментом. Ты принесешь мне золото, бравый святоша.
никогда и не думал приходить к тебе. Ты, колдунья, заколдовала меня, - Если
бы я и могла заколдовать кого-то, - ответила блудница, - то не стала бы
тратить сил на тебя, боров... Завтра же я иду в храм.
бронзовое зеркало и, сжав его в руках, ринулся через комнату и пропал из
виду. Послышался глухой звук удара, который невозможно описать или
воспроизвести, потом звон металла, затем Шелл услышал стук, словно на землю
бросили тюк шелка.
его и побледнело. Зеркала в его руках уже не было, но зато он сжимал
серебряную чашу и камни, которые подарил блуднице. Снова спрятав их за
пазуху, Беяш внимательно огляделся, словно хотел удостовериться, что ничего
не забыл. Затем он открыл дверь, крадучись вышел на улицу и так же осторожно
прикрыл дверь за собой. И в этот момент он заметил Шелла, притаившегося у
окна.
руку. У меня не было выбора. Я стал рукою правосудия. Шелл, не рассказывай
ничего. Мы же друзья. Ради нашей дружбы, не рассказывай ничего остальным
монахам.
безжалостным, вселяя ужас в сердце Беяша.