Метеллы Горацией расстроился. Поэтому он и преследовал меня своей
ненавистью, покушался на мою жизнь. Так, в ночь карнавала...
обет отвратить свое сердце от суетной светской жизни. Стыд какой!
Рассуждает, как светский кавалер, вертопрах, щеголь! Расстроил брак! Вы
кто: повеса или священнослужитель?
отпущение грехов и разрешение жить вне монастыря.
имя кардинала-камерленго. Почему вы ходатайствуете о снятии с вас сана?
Почему? Ряса плечи жжет?
сил и способностей.
славу церкви в лоне монастырей. Это еретические убеждения ваши привели к
столь кощунственному решению! Вы отвратили лик свой от бога, потому что
ряса жжет вашу еретическую плоть!
отец. Я по-прежнему служу богу наукой своей. Во славу его и матери церкви
пишу свои сочинения.
неопровержимые свидетельства вашего авторства.
говорить только правду! Но вызывающе омрачаете слух наш заведомой ложью.
Советую помнить, что трибунал обратит к вам крайние средства!
возразить что-то, но промолчал.
спокойно и размеренно продолжал главный следователь. - Но уста ваши
говорили одно, а в сердце своем вы оставались нераскаянным еретиком. Вы
забыли свои покаянные речи? Забыли, как вымаливали прощение?
Он клялся не произносить больше еретических речей. Он отрекся от
заблуждений и смиренно принял тяжелую епитимью. Но что значило все это
перед светом истины, которая внезапно открылась ему? Страх перед мучениями
плоти диктовал ему слова отречения, но как можно отвратить лицо от истины?
Это был его крест, и он нес его, зная, что пойдет на любые муки, и,
ужасаясь, изворачиваясь, старался эти муки отсрочить. Поэтому и принес
покаяние на холодных плитах монастыря.
по-модному именуемой луллиевым искусством, дают все основания обвинить вас
в сношении с врагом рода человеческого. Что вы на это можете возразить?
магией белой. Притом практической алхимией я вообще не занимался. Меня
интересовали лишь чисто философские основы луллиева искусства. Я обобщал
современные данные алхимии на основе учений Аристотеля, Платона, Фракастро
и Авицеброна. Скромные успехи мои в этой области удостоились похвалы его
святейшества, которому я посвятил книгу <О новейшем луллиевом искусстве>.
Книг же под чужим именем, а также анонимных сочинений я не издавал.
прибегаете к нему. Нам известно, что вы посвятили книгу его святейшеству.
Ее содержание не находится в противоречии с учениями отцов церкви. Но
остальные ваши сочинения, авторство коих вы отрицаете, богопротивны.
Следствие докажет это суду. И никакое посвящение вас не спасет!
чернила, перо и бумагу.
увертки вам не помогут! Каждый ваш ответ заново обвиняет вас! Говоря о
своем труде по алхимии, вы прибегли к авторитету Аристотеля и Платона, но
умолчали о вашем преклонении перед Николаем Кузанским. Действительно, в
книге <О новейшем луллиевом искусстве> вы затрагиваете лишь
общефилософские проблемы алхимии. Да и сама наука эта интересует вас
только в качестве ключа к тайникам материи. У вас совсем иная цель! И не
думайте, что она осталась скрытой для нас. Вы хотите на новой основе
углубить учение Николая Кузанского о вселенной. Вот в чем корень! Вот где
основа! Вслед за ним вы доказываете, что Земля не находится в центре
вселенной, что такого центра вообще нет. Отсюда вы приходите к идее
бесчисленных миров. А это ересь! Опасная ересь! И вы знаете, какая участь
постигла адептов сей доктрины... Знаете и тем не менее упорно следуете
роковому пути. Почему?
отрицанием всякой вины. Что-то нужно было швырнуть на черный алтарь, в
чем-то согласиться, может быть, покаяться. Он готов был пожертвовать
многим. Отречься от многого. Смириться, принять покаяние. Только одно не
подлежало переоценке - ядро его учения. В муках и невероятном напряжении
выношенные им основы. Истина, в которой он не сомневался более.
Открывшееся ему сияние.
когда чистая философия не может уже больше почитаться запретной. Наука
всегда противоречит каким-то каноническим догматам. Но это не значит, что
она отрицает их. Здесь противоречие чисто внешнее, я бы сказал, временное.
Отрицание - это утверждение на высшей основе. Идея бесчисленных миров не
умаляет принципов, выработанных Аристотелем и Платоном. Отрицая их на
первой стадии, она сливается с ними на более высоком уровне.
инквизитор, - а не на философском диспуте. Нас интересует не ваша
философия, а ваша вера. Искусство диалектики вам не пригодится. Мы не
хотим разбираться в том, что истинно и что ложно. Мы хотим показать, в чем
вы расходитесь с церковью и насколько серьезно такое расхождение. Это - и
только это - является критерием вашей вины. Вина же ваша установлена. Даже
легальное ваше сочинение позволяет выдвинуть обвинение, чтобы предать вас
суду. К сожалению, распространившееся в последнее время свободомыслие,
беспринципная широта взглядов дали в этом отношении опасные прецеденты.
Поэтому, повторяю, Святая служба не предъявляет вам обвинений по поводу
книги <О новейшем луллиевом искусстве>. Тем не менее эта книга не
оставляет никаких сомнений по поводу мировоззрения автора. И коль скоро
это мировоззрение следствию известно, мы можем истолковывать в его свете
остальные ваши поступки. Речь далее будет идти только о них.
очевидно, тоже понял это. Он опустил голову, словно боялся встретиться
взглядом с допрашиваемым. Такое явное сочувствие не ускользнуло от узника.
Мирандо уже не ощущал себя столь безнадежно покинутым и одиноким. Чахлым
лучиком света брызнула в сердце надежда. Возможно, следователь просто
хочет запугать его. Если он станет спокойно и последовательно отводить все
доводы следствия, то они не смогут обвинить его. Или все равно смогут?
запрещенного сочинения <О печатях Гермеса>.
Вы собирались заниматься практической алхимией? Прибегнуть к черной магии?
алхимии. Алхимия не является запрещенной наукой.
действительно не являются науками запрещенными, - пришел на помощь второй
инквизитор. - Святой отец спрашивает вас, не намеревались ли вы прибегнуть
к черным таинствам, описываемым в сочинении <О печатях Гермеса>.
раздражения, сказал:
уставился на переносицу Мирандо. - Вы же будете отрицать, что занимались
черной магией?
из-за стола. - А ложь перед лицом Святой службы сама по себе преступна!
Сочувствие его становилось совершенно открытым.
непременным атрибутом материи, - опять спокойно и тихо сказал главный
инквизитор.
непрерывной тревоги и ожидания. Они мешали ему успокоиться и не давали
сосредоточиться. Он не знал, надо ли ему говорить что-либо или дожидаться
явного вопроса. На всякий случай он решил осторожно ответить. Он просто не
мог сидеть молча. Пауза давила и мучила его.
могли мне принадлежать.
голос и раздраженно ударил ладонью по столу. Пламя свечей дрогнуло и
зашаталось. Мутные восковые слезы упали на серебро. - Отвечайте только на
вопросы! Меня интересует, что вы понимаете под святым духом! Можете теперь
ответить, - спокойно добавил он.