не отпустит. - Я быстро.
наполненной все теми же кусками жирной жареной колбасы. Вид у него был
довольно обалделый.
Матвеевич.
требуется. А суп только детям и престарелым.
Матвеевич. - Понимаете? Мы не хотим есть.
места свободны... Никто не идет.
сдерживаясь, сказал Степан Матвеевич.
ресторан. А у нас план. У нас премия с перевыполнения.
Филиппович, прекрасной души человек, повесился от недоверия.
впрочем, повесился, а так, угрожал, раз, говорит, никто не хочет есть мои
отбивные, раз меня игнорируют, раз... ну и там все прочее. Он у нас
оч-чень строгий мужчина. Так отказываетесь?
картофеля начистить не успели, а гарнир теперь из лапши. А ведь лапшу-то,
ее ведь сразу можно вываливать, все равно никто есть не будет. Так,
значит, нет?
потерять может...
еще на что-то надеялся.
21
пожалуй. Я к начальнику поезда, как наиболее представительный из нас
троих. Ивана прошу к радисту. А вы, Артем, если только это возможно,
подготовьте как-нибудь место для нашего совещания.
наверное, нести его к кормящей матери в соседний вагон.
минут. Прибываем! Стоянка...
приготовились к высадке, правда, еще не загромождая коридор своими вещами,
потому что ясно видели, как за окнами вагона расстилается бескрайняя
степь.
расписанию должен быть Усть-Манск.
Да и предупредить должны по радио, если какая задержка случилась. А и не
предупреждали. Значит, по расписанию.
Кому в Усть-Манске сходить?
Маши было наверняка невозможно. Да и не требовалось этого по крайней мере
сейчас.
нижняя, на которой должен был стоять макет Марградского универмага,
оказалась плотно занавешенной двумя простынями. Перед этой завесой стоял
Валерий Михайлович, непоколебимый и решительный. Ясно, что он никого не
пустит взглянуть, что там за этими простынями делается. Ну ладно... Тут мы
еще посмотрим! На противоположной полке сидела Тося и смотрела на Валерия
Михайловича ненавидящим взглядом, только это не производило на стража
никакого впечатления. Я даже почему-то был уверен, что он только что не
пропустил ее туда, и при этом еще изрекал двусмысленные шуточки и слегка
заигрывал с женщиной. И еще мне показалось, что Тося только что плакала.
Такой быстрой перемены в человеке, какая произошла с Тосей, я бы никогда
даже и не предположил. Она выглядела измученной, уставшей и еще... и еще
ни во что не верящей.
жест рукой, как бы говоря: тише, не входить, идет эксперимент.
выполняет важное задание.
совершенно не до шуток. Я ведь вас спрашиваю не из праздного любопытства.
Мне нужно знать точно.
мысль мелькнула у меня. Я уже начинал верить во всякую чушь. Этого мне
сейчас только не хватало! Я протянул было руку к простыне, с намерением
заглянуть в таинственный закуток, сооруженный Валерием Михайловичем и
Семеном. Крестобойников осторожно, но властно и твердо отвел мою руку.
Невозможно! Просьба самого Семена Кирсанова.
так и стоял в одних носках, забыв почему-то о своих туфлях. Вот ведь до
чего важное у него сейчас было дело!
вроде собрания. Начальник поезда придет, радист, студенты строительного
отряда... Может, еще кто. Народу наберется много. Надо сделать так, чтобы
все вошли. Так что макет этот я сейчас поставлю в чемодан.
Валерий Михайлович.
только убрать с полки макет, чтобы на нее могли сесть люди.
совершенно нечего было делать, потому что есть они не хотели, а преферанс
и шахматы умерли для игры еще утром, начали обращать на нас внимание и
даже подсаживаться поближе, чтобы получше рассмотреть, что же будет
дальше.
он уже немного струсил и напирал только на человеколюбие. Он еще очень
хорошо помнил, как его сегодня били. И не хотел больше. - Не имеете
морального права! - повторил Валерий Михайлович и этим нажал какой-то
спусковой крючок моего терпения.
ее с другого конца, но преграда рухнула почти мгновенно. А так как Валерий
Михайлович тоже рвал простыню то на себя, то на верхнюю полку, что для
него было крайне неудобно, то и запутался в ней, как в коконе. Да еще
свирепость какая-то напала на него. Это потому, что я что-то испортил в их
с Семеном затее. Он заметался, совсем запутался и упал в проходе между
двумя полками. Он еще что-то пытался говорить, но слишком торопился, и
понять его поэтому было совершенно невозможно.
крайнем случае непонятное, необъяснимое. Но там как стоял раньше, так и
продолжал стоять макет универмага. Это повергло меня в какую-то
растерянность. Появился Иван и, довольно легко приподняв извивающегося
Валерия Михайловича, усадил его в угол нижней полки рядом с Тосей.
Вы всю жизнь будете жалеть.