Когда он говорил, он не смотрел на вас, а как будто следил только за
своими словами. В глазах некоторых это придавало ему вид вдумчивого,
серьезного человека, знающего цену своим словам. Откровенно говори, мне
почему-то он был несимпатичен. Я чувствовал в нем что-то ускользающее,
прячущееся... Но я убеждал себя, что я несправедлив к нему. Он был
старателен, исполнителен. Инициативы в научных исследованиях он не
проявлял, но был достаточно восприимчив к чужим идеям и даже мог их
развивать - правда, в заданном направлении. Нужно сказать, что товарищи по
работе не любили его, однако никто не мог объяснить причину этой
антипатии. Я считал неправильным отрицательное отношение только на основе
неопределенных впечатлений и потому всячески защищал его от других, как и
от себя самого. Мне казалось, он был благодарен мне, и это нас как-то
сближало... Хотя, конечно, о подлинной близости, о дружбе речи быть не
могло.
очень скупо и немногословно, однако у меня не было оснований сомневаться в
его искренности. В это страшное время он сумел стать человеком если не
близким мне, то, во всяком случае, таким, который больше других находился
около меня. А я чувствовал себя беспредельно одиноким... Он так же смотрел
на события, как и я... Правда, я не слышал в его тоне негодования,
ненависти, когда он говорил о фашистах... Да он и говорил о них немного.
Но он тоже был убежден, что цивилизация идет к неизбежной гибели, и
находил, что я прав в своем намерении уйти от мира... Я ему открыл свою
тайну, но не рассказал подробно, что именно намерен предпринять. Впрочем,
он и не расспрашивал. А меня что-то самого, удерживало от окончательной
откровенности с ним.
и я, не делал для себя какого-либо вывода. А меня он старался укрепить в
решении уйти от людей. Конечно, если бы моя психика была в нормальном
состоянии, я задумался бы над этим. Но я был так угнетен... Я не
расспрашивал его... Так и осталась эта недоговоренность между нами...
Можно сказать, он способствовал тому, что я окончательно принял решение.
за окном дождь, ветер. Моя квартира была запущена, казалась нежилой.
Стояли уложенные чемоданы. Я был словно один в мире. Один с репродуктором.
с ним о безнадежности, о том, что фашизм навсегда завладел миром. Он
соглашался со мной. Против обыкновения, он говорил энергично, убежденно, я
слушал его, как гипнотизера.
Надо уйти! Науки не будет. Искусства не будет. Радости не будет. Надо уйти
и навсегда забыть о человечестве. Оно дало покорить себя.
колебавшихся весов.
о значении эпифиза для развития организма.
слушать.
оба убеждались в том, что вообще вся культурная жизнь человечества идет к
гибели, тем больше приглядывался он к моей работе, тем энергичнее принимал
в ней участие, записывал результаты исследований. Меня удивляла его
непоследовательность, но, как я уже говорил, я тогда неспособен был
вдумываться...
созревание животных"?
Вы видели ее?
ней в одном журнале, а позже читал ее в английском переводе.
скорые выводы. Зачем предполагать в людях непременно низкие побуждения? Он
заинтересовался темой. Меня не стало. Может быть, его пессимизм потом
рассеялся... Хотя не знаю, почему бы это могло быть... И, быть может, он
продолжал работать самостоятельно...
он пессимистически смотрел на судьбу человечества из-за тогдашних успехов
фашистов? Могу вам сообщить существенный факт из его биографии: как только
Гитлер захватил Норвегию, Андреас тотчас же перешел на его сторону и стал
одним из идеологов расовой теории.
уже наказан по заслугам.
намерение исчезнуть из мира, он, конечно, никому не сказал! Но как только
мы свяжемся с людьми, ваш приоритет будет восстановлен!
категорически отказался: "Я все-таки хочу посмотреть, чем все это кончится
и как сложится, - говорил он. - И какова бы ни была судьба человечества, я
разделю ее".
провожал меня и знал, куда я отправляюсь.
плавания были неблагоприятны, но ждать весны я не хотел.
девятьсот сорокового года Гитлер напал на Норвегию.
захватить Бельгию, Люксембург, Данию.
постигнуть Англию...
Армия спасла Европу и все человечество.
глаза потеплели.
прежняя скованность исчезла.
не говорил медленно и размеренно. Фразы стали не такими точными, резче
зазвучал в них скандинавский акцент. - Я хочу знать! Если это все
правда... Как это вышло? Что было? Все, все скажите!
обо всех событиях, каких не приходилось испытывать человечеству за сотни
лет.
совершается глубокий душевный перелом, исчезает его ледяная оболочка. Он
останавливал их, переспрашивал. Рассказчики перебивали, дополняли друг
друга. Они видели, как от их слов постепенно рассеивается темный кошмар,
так долго владевший Таусеном. Он слушал о том, как фашистская Германия
напала на Советский Союз, использовала внезапность нападения и захватила
большую территорию. Но в самом начале войны вождь советского народа Сталин
твердо заявил, что фашистская армия будет разбита.
познакомился с людьми оттуда, и они говорили, что это осуществилось.
о разрушенных музеях, сожженных неповторимых произведениях искусства, о
душегубках и лагерях смерти. Но не это его поразило. Все это фашисты
показали уже при нем. Потрясали только масштабы злодеяний, чудовищные
цифры растерзанных людей: полтора миллиона в Майданеке, четыре миллиона в
Освенциме, десятки миллионов людей, угнанных на каторгу, сотни советских
городов и тысячи сел, от которых остались только груды щебня, кое-где
уцелевшие стены и печные трубы; противотанковые рвы и шахты, заваленные
грудами трупов; более шести миллионов замученных евреев.
проходил мимо театра кинохроники и зашел туда. Показывали лагерь смерти. И
Таусен услышал про тюки упакованных женских волос для матрацев, про склады
аккуратно уложенной и подготовленной к отправке обуви. Склад очков -
громадное помещение, где были ссыпаны горы очков. Сколько же было глаз,
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Андреев Николай
Маркелов Олег
Гюго Виктор
Глуховский Дмитрий