Чтение 18–й страницы книги ~Аз Бога ведаю!~

Заветная тропа была у ног. Перед ним открывался путь не только в Чертоги Рода, но во весь мир божеств народов Ара. Никто еще из рохданитов не поднимался так высоко и никто не видел тропы Траяна, однако всякий стремился отыскать ее, ибо этот неведомый Путь являлся венцом небесных Путей.

И на второе имя не отозвался бог!

Зато явилась ему дева - во лбу ее сияло всевидящее око!

- Что ты ищешь в Белой Веже, чародей? - спросила она.

- Выход, - едва ворочая языком, проговорил Аббай. - На тропу Траяна.

- Он здесь, за этой дверью, - бесхитростно проговорила всевидящая.

- Открой мне дверь!

- Открыть не мудрено... Но осилишь ли ты эту дорогу?

- Я рохданит Аббай! Мне все пути подвластны... Трехокая отодвинула железный засов и отворила дверь.

- Ну что же, ступай.

С трудом он приблизился к двери и ступил через высокий порог...

И рухнул в бездну! Разум помутился...

Когда же рохданит очнулся, то осознал, что он уже не в человеческом образе; он - черный камень на берегу светлой реки Ра. Миртовый посох его обуглился и тоже окаменел...

И словно рок, над лежащим камнем склонилась старуха, постучала клюкой о каменный бок.

- Что, батюшка Аббай, позрел на чудо? Должно, позрел, - коварная старуха вздохнула. - Говорила тебе, попарься в баньке. Нешто пристало немытому по небесным Путям ходить? А отпарил бы грязь-то, так бы и прошел. Бывало раньше и зловещие.чародеи тропой Траяна хаживали, но только после бани.

Тяжелый камень заскрипел, погружаясь в речной песок.

- Все равно достигну ваших Чертогов... Дай только срок, старуха!

- Уж дам, чего не дать? - промолвила старуха. - Срок тебе будет - вечность. Как минет она, так встанешь и пойдешь. Хоть по земным тропам, хоть по небесным.

В тот час над камнем склонилась ясновидящая дева и вынула из уха серьгу - Знак Рода.

- Ты похитил Знак, - сказала она. - Мне надобно вернуть его.

И каменный болван - суть юдолище - до пояса погряз в песок.

- г Знак - дар от князя!

- В дар, чародей, приносят, чем владеют, - согласилась дева. - Коня, раба или шапку. Детина не ведал, чем владеет, и подарил тебе свой род. Каким бы ни был он, род - божий дар. И потому в Руси дареное не принято дарить. Ты обманул детину и отнял Знак. Но все равно не жди удачи. Серьгою можно завладеть - не завладеешь роком. Кому дарован Знак, тот бога ведает, Владыку Рода. А ты его не ведал.

- Я ведаю иного бога! - глас каменный взбуравил небо.

- Коль ведаешь - молись, - трехокая ступила на путь незримый, меж небом и землей. - Пусть он тебе поможет. А нет - лежать тебе на месте сем, покуда светит Свет.

- Глупцы безмудрые! Профаны! - вслед ей кричало юдолище. - На свете изначальна Тьма! Ей неподвластно время!

О, буйство! О, необузданная страсть, творящая неправду! Кто пробудил вас - пусть все к тому оборотится. Кто яму ловчую копал - пусть сам в ней издохнет. Сгори, накликавший пожар, уйди на дно, призвавший бурю. Кто меч поднял - пусть сгинет от меча!

Лишенный божьего Знака безродный Святослав оставил все заботы, забыл престол и мать свою, бояр, воевод, престольный град и отчину.

А в иной час не помнил и себя, изумленно восклицая:

- Кто есть сей детина? Как мне имя?

Отринув княжью суть, утратив светлый разум, данный от рождения, изроченный князь собирал по Руси потешное войско, чтобы идти походом на реку Ганга, и развлекался тем, что бесчестно брал себе наложниц - красных дев. Где силой, где посулами, сначала взял ближайших - сенных девиц, поварих, служанок, да не утешился, а лишь во вкус вошел, стал хитрости творить. Своих холуев разослал по Киеву, дабы в удобный час похищали бы ему красавиц родовитых, и те в короткий срок двух боярышен ему примчали и тайно в покои привели. На целых три месяца вдруг исчез детина, с младыми девами резвясь на ложе. И мать его, не видев воровства сего, чуть успокоилась, мол, унялся князь, но когда прознала, сын заявил:

- Се мои жены! Коли не веришь - сама спроси! Она спросила, да боярышни-то уж брюхаты были обе! Ей и приятно - внуки будут! - к сему ж, познав отцовство, возможно, образумится детина.

Да тщетно все, коль черная душа. Боярышни ему прискучили, и он вновь ловлей занялся; княгиня пыталась увещевать его, отворотное зелье подливала в питье, но детина смеялся и просил матушку отдать своих молодых приживалок и прочих дев, что при дворе были. Дескать, простые девки больше по нутру, с родовитыми беда, бояре то бьют челом княгине, то грозят. И потому княгиня велела челядинкам сидеть взаперти и не являться на мужскую половину терема. Однако похотливый отрок изловчился и похитил самую красивую девицу - ключницу Малушу. Когда же мать потребовала вернуть ее, ибо вместе с девицей похищены были и ключи от всех замков, то детина заявил:

- Малуша теперь мне третья жена! Жену не отнимешь. Ключи возьми.

Покуда он творил подобное при тереме, в Руси было покойно. Лишь молва по Киеву летала, что князь-детина до дев большой охотник. Беда ли это? И урон был невелик: утешит плоть да усмирится, а что берет не родовитых - вовсе благо, ведь не кичится родом своим и светлостью, не брезгует простыми девами. Знать, будет народный князь! В какое бы чрево ни посеял семя - семя княжье! И дети будут - не холопьи дети, а княжичи: кому не честь с князем породниться?

Меж тем и в самом деле детина-князь отцом сделался: боярышни, похищенные холуями и ставшие женами, одна за одной через короткий срок двух сыновей понесли. Иному б только в радость, он же не захотел даже взглянуть на своих наследников и долг свой выполнить сакральный - дать имена им, а значит, и судьбу. Только рукой махнул:

- Я сам дитя! Мне мало лет еще...

А посему княгиня взяла долг этот на себя и нарекла: того, что был постарше - Ярополком, помладше - в честь тезоимца своего Олегом.

Так все и попустили князю, не взыскав за распутство, поскольку детина не волен был брать жен и наложниц, пока на боярском совете не кликнули ему водимую жену иль сразу несколько жен, от которых князь должен род свой продлить. Не пристало же бросать семя на пустыри и невозделанные нивы. Все пожрет чертополох, погубит на корню и изведет светлейший род.

- Что я все в терему сижу? - в великой страсти однажды воскликнул детина. - Мне Аббай говорил: "Чем более жен у мужа - тем более славы. Чем краше гарем, тем шире молва. Придет час, когда о русском князе во всех землях узнают и всякий государь почтет за честь отдать свою дочь!"

И снова разослал он своих тиунов по Киеву, чтобы высмотрели красных дев в жены и немедля привели бы в терем, да уж не тайно, а средь бела дня. Послушные холуи разлетелись по городу, и познали киевляне нрав молодого князя!

Ор стоял и великий плач! Кто сам невесту давал, желая потрафить детине, ту девицу не брали, ибо настоящая добыча тогда, когда с боем захвачена. Потому тиуны врывались в те дома, куда их не впускали, соблюдая обряды и родовую честь.

- Что замыслил князь! - возмущались честолюбцы. - Коли невесту ищет, путь учинит смотрины. А потешаться над дочерьми и князю не позволим! Виданное ли дело на Руси, чтобы наложниц брали ранее, чем жену, да не по доброй воле, а будто невольниц? Не пустим! Не дадим! Наши роды от рождения вольные!

В один дом вломились тиуны, в другой - везде встречали немилостью, а то и с мечом. Поэтому улов был небогатым - отбили всего-то одну девицу, дочь боярскую, и больше возмутили Киев, словно медведи пчел в борти. Но и князя ввели во гнев.

- Со всего Киева только девицу взяли?! Ужель оскудел град на красный товар?

- Не оскудел! - винясь, кричали холуи - Полно и дев, и жен-молодиц, да видит око - зуб неймет.

- Слово мое сказали, что я хочу взять?

- Сказали! И грозили! Не вняли киевляне! Детина потряс кулаком:

- Ужо вот сам возьму!

Не печенежины позорили город, не иноземец лютовал, меча огонь и стрелы повсюду - сам Великий князь обернулся супостатом и обрушился на свой стольный город. Во дворах, где красный товар стерегли пуще глаза, стал он вершить скорый и страстный суд.

Очи бы не глядели, как глумился князь над своими; немтырь бы побрал, чтобы не слышать воплей и стонов! Строптивых домочадцев вязали за выи, словно рабов, и бросали в ноги детине. Он же, невзирая на высокие роды, сек плетью, наезжал конем и по грязи волочил. И спрашивал при этом:

- Отдашь свою дочь? Не побрезгуешь князем?

Мало кто сказал "отдам", все более поносили князя или рассовестить пытались, вразумить. А то по малолетству попускали князю и негодовали молчанием княгини. Спросить бы с нее, почему отрок такой разбой и неправду учинил? Почто зорит дома, позорит роды и силой берет дев и женок? Да князь ли сей детина?

Дерзкие речи киевлян еще больше взъярили лихоимца.

- На Руси я правлю! Во всем моя власть! Не смейте перечить, ибо все вы - рабы мои! Придет час - всем миром стану править!

- Поплачем от такого князя, - молвили в тот день по Киеву. - Мать удержать не в силах, бояре безмолвствуют - придется самим за себя постоять!

Пока Святослав брал наложниц, народ сбежался к терему, думные бояре, старейшины родов ударили челом:

- Укроти руки своему сыну! Избавь от лютости! Не то сами укротим!

- Хотите, чтобы я против сына пошла? - спросила их княгиня. - Что же, пойду. Поскольку за вами правда, и мне не пристало смотреть на этот позор!.. Но ладно ли будет? Что станет на Руси, коль мать поднимется на сына? Подобной свары в наших землях еще не ведали. Зароню искру - завтра пламя вспыхнет.

- Да сын ли он тебе? - вновь усомнились думные. - Не обманулся ли Претич? Молва в народе есть: подменили князя!

- Сын, бояре! - горько воскликнула она. - Вы мои клятвы слышали...

- Твой сын, княгиня, от Рода носил серьгу - Знак божий, - вступил тут Претич. - Где ныне обережный знак?

Пришлось княгине признаться, что Знак Рода похищен зловещим чародеем. Бояре переглянулись между собой и вовсе исполчились.

- Не князь он нам, этот детина!

- На что нам безродный? Не признаем его!

- Ты нами правь! Вот наше слово!

- Пока божьего знака не увидим у Святослава - не примем его!

- Не обессудь, княгиня! - заявил подручный боярин Претич. - Верно ты сказала: против сына тебе не след стоять. Вашему роду отпущено землей править, нашим родам - подправлять. Коль в ладье один кормилец и нет гребцов, через море не переплыть. Мы детину проучим! Нам суд над ним рядить!

Правы были бояре!.. Да застонало материнское сердце: ужели согласиться и отдать сына на их суд?

К тому же Святослав рожден по воле божьей, и Владыка Род от своего сердца отнял плоть, чтобы дать Руси светоносного князя. Возможно ли, не спросясь небесного отца, отдать дитя на суд земной? Чем обернется ее слово - бедой или благом? ч

- Ты сказал, судить, чтобы проучить Святослава? - уточнила княгиня.

- Нельзя попускать ему, матушка! След проучить! Чтобы зарекся он зорить отчие земли и древние роды позорить, - заявил подручный боярин Претич. - Видим, не сладить тебе с сыном. Дай его нам на суд!

Не смея поднять головы, боясь возмутить Небо, княгиня проговорила:

- Быть по сему... Творите свой суд. С одним кормилом добро по небесам плавать. А по земле - не обойтись без гребцов. Запомни, боярин: если хоть волос с его головы упадет - в тот же миг лишишься своей.

- Запомнил, княгиня, - проронил Претич.

Оставив удовлетворенную толпу на улице, она вошла в терем, затворилась в покоях и затеплила огонь на жертвеннике Рода. Кумир славян засветился, и княгиня возложила жертву - горсть травы. Благостный дух разлился по палатам, полегчало тело и просветлели мысли. Сладкий дым травы Забвения окрылил ее, притупил боль и отмел сомнения - надежда зародилась в сердце. Она в тот же час послала гонца, чтоб выведал, где Святослав и что с ним происходит. Судилище киевское было в дубовой роще, и боярский суд проходил в тайне. Никто не мог приблизиться и послушать его ход под страхом заключения в сруб, однако посыльный княгини, сведомый пластун, умеющий отводить глаза, пробрался в рощенье и вернулся возбужденный.

- Ратуй, княгиня! Боярская измена! Сивобородые схватили Святослава, свели в дубраву, и, привязав к деревам, судят! А верховод - твой подручный, Претич!

- Ступай и слушай, - спокойно велела княгиня. - Ас вестью не задерживайся.

Княгиня воздала кумиру - летучий дым хмельной воскурился над рощей. Род светился и принимал жертву, но тревога уж не оставляла сердце. Почудилось, в покоях потемнело, ровно набежала туча и покрыла солнце. Так и минул этот день, без вечерней зари, и ночь ей казалась бесконечной. Едва дожила она до утра, но увидела лишь серый рассвет: омраченное солнце не явилось очам. Это был дурной знак. А к полудню примчался гонец - страх исказил чело.

- Ты в тереме, а над сыном твоим учинили потеху! - сообщил он. - На белого коня хомут надели, прогнали вокруг черного столба, чтобы вспотел. И князя потом через сей хомут протащили, как оборотня!

- Что же еще? - даже не вздрогнула княгиня.

- Корежит теперь князя... Бьет лихорадка. Распяли меж дерев и держат так. А он то стонет, то орет и рвет канаты морские.

- А бояре судные?

- Они припоминают все, - потупился гонец. - Что позорил древлян и города пожег, что Русь позорит, рать собирая супротив народов Ара. Что произвол чинят...

- Довольно! - оборвала княгиня. - Ступай назад и слушай.

- Княгиня, боюсь, что...

- Ступай! -.прикрикнула она и, скрепив сердце, тая страсть, вновь встала перед кумиром. Но что же стало с ним?! Сияющий болван омрачился, зловещая тень покрыла его светлый лик. Тотчас за окном ей почудился крик сокола! Она растворила окно и едва успела отпрянуть: трезубец птицы летел ей в лицо, нацелив когти в грудь, а хищный клюв - в глаза. Да промахнулся сокол, ударившись о стену, пал, словно брошенная в азарте шапка, и, кажется, издох!

Она присела подле птицы и протянула руки, чтобы поднять, но сокол шевельнулся, встал, оправил крылья.

- Дарина, - то ли позвал, то ли простонал он человеческим голосом.

Она забыла свое первое имя, и вначале дрогнула.

- Как ты назвал меня?..

- Ты сына предала суду бояр... Я выклюю твои очи!

- Теперь тебя признала, мой сокол... Но выслушай меня! - взмолилась она к птице. - Твой сын изрочен! По вине моей...

- .Молчи! - прервал ее сокол. - Немедля возьми Святослава от бояр. Они его погубят.

- Я лишь желала проучить...

- Наукой станет смерть!

И вдруг горькая обида сдавила сердце княгини.

- Где ты ранее был? Когда я, незрячая, мыслила вскормить светоносного сына?.. Почему ты никогда не прилетал? Не открывал мне очей на зловещего чародея? А я сама внесла его в терем!

- Ты исполнила свой рок, - промолвил сокол.

- Рок? Ты ведал, что кормильцем Святославу я избрала Аббая?

- Ведал... Все, что случилось со Святославом, предначертано ему. И то, что было с тобою - все от Рода.

Княгиня на миг потеряла дар речи, но силой воли отмела оцепенение,

- И месть моя? И кровь древлян?.. Все предначертано?!

- Все... Но только не боярский суд!

- Но сын изрочен! Неужто и это по воле Рода?

- Ничего на земле не свершается без его воли, - сокол оправил перья и, закатив глаза, помедлил, переждал боль. - Не познавши изрока, оценить ли радость своей судьбы? А то, что ему рок готовит, не исполнить, коль не испытать суть силы тьмы. Возможно ли на свет позреть, сказав при сем: "Се есть Свет", ежели очам не ведома ночь?..

- Неужто и кормилец именем Аббай явился по воле Рода?

- Кормилец сей явился по воле черных сил. Однако же бог ведал о замыслах чародеев и допустил Аббай. Да токмо путь твой, суть разум жены, и Род понять не в силах. Не ведал он, как ты поступишь, и посему верни сына! Отними у бояр! Отдав его, ты переступила закон неписанный, нарушила материнский завет - не отдавать дитя даже под самый правый суд. Уж лучше бы ты прокляла свой рок!

Он взлетел на подоконник, поскольку за дверью послышался топот ног.

- Постой! Что же делать мне?...

- Не допусти суда над божьим сыном! - крикнул сокол и улетел в окно.

- Ужель свершится суд неправый?! - она бросилась к окну, однако за спиной стукнула дверь.

- Суд правый, княгиня! - воскликнул Претич, ворвавшись в гридницу. - Я ныне черный вестник, но не по жребию - по воле своей. И принес тебе весть: твой сын, от рода бывший Святослав, приговорен на кол!

И околело сердце. Спеклись уста!

Подручный боярин снял с шеи воеводский знак, вынул меч из ножен и положил все, к ногам княгини. Стоял покорный, но смотрел с честью.

- Я первым присягнул князю, когда он был светлейшим. А ныне первым крикнул: "Смерть!", ибо твой сын утратил свет и стал князем тьмы.

Сквозь сердечный холод в княгине пробудилась ледяная ярость.

- Ты крикнул - смерть?.. И с этой вестью пришел?.. Будешь на кол посажен сам!

- Позорная мне смерть... Ну да сажай, княгиня!

- Весь род твой изведу.

- Что мой род? - боярин потупился. - Признаться, жаль рода, но таких родов довольно в Руси. Княжий род ваш - един! А мы его не уберегли. Теперь лучше смерть черному князю, чем смерть земле русской.

- Когда свершится приговор ваш? - спросила княгиня.

- Обычай знаешь, в ближайший полдень...

Надежда тронула заледеневшее сердце: поскольку полдень уже миновал, Святославу оставалось жить почти целые сутки. Правда с восходом солнца завтра его выведут из сруба на лобное место.

- Погибнет без князя Русь, - простонала княгиня. - Коль нет матки в борти - пропадут пчелки...

- Дай слово молвить?

- Что ты скажешь мне, если уж сказал - "смерть"?

- А то скажу, что более не услышишь, - проговорил Претич. - Услышь меня, княгиня! Нет теперь светоча русского. Даже если вернешь ему Знак Рода - вернешь ли светоносность? Где теперь тот младенец, который, родившись, возжег зарю на Севере? Ты его родила, но ты же и сгубила! А я всего лишь крикнул - смерть... Ты принесла беду, пресекся род князей светлейших.

- И меня ты судишь?

- Нет, говорю от боли, ибо давно уже на кол посажен. И вся Русь страдает на колу... Что делать нам, княгиня? - Претич поднял блестящие, больные глаза. - Варягов вновь призвать? Но есть ли среди славянских племен досточтимые? Кто сохранил Изначальный Свет, дарованный Родом?.. Ты же знаешь, нет таких племен, и князей таких нет. Последним племенем была русь... А кто ныне Русью овладел? Твой сын, воплощение тьмы. Ужели мы позволим, чтобы от него весь княжий род пошел? На все грядущие поколения?.. Потому я и крикнул - смерть.

- Ты говоришь, нам не возжечь Света? - угасла холодная ярость княгини. - А ведаешь ли ты, что все в мире движется по воле рока? Что Святославу Родом предначертано пройти сквозь тьму, дабы позреть ее?

- Не ведаю...

- А что же крикнул "смерть"?

- Судил по совести... Но что ж творить нам ныне? Суд свершился! И хода нет назад!

- Я знаю, что делать! Вернуть Святославу Знак Рода, а весной, вслед за лебединой стаей, я уведу его в Чертоги Рода. И там воскресится Свет!

- На кого же ты оставишь Русь? - спросил боярин. - В Чертоги хода нет. Даждьбожьи внуки притомили бога, испрашивая Свет. Сколько же тревожить Рода, сколько же просить его огня, коль мы не в силах его уберечь? Останется ли нашим потомкам огонь божий?.. Род не гневлив на нас и поделится плотью своей. Но мы же так и божий Свет потушим! А сгубим Рода - кто станем мы? Чьи внуки? Кто станет двигать Время? Увы, княгиня, в Чертоги пути нет нам более.

- Где же еще есть на земле священный огонь? Кто еще хранит Истинный Свет?

- Не ведомо, мне, княгиня, - признался подручный боярин. - Мой род не просвещен, поскольку не княжий. Деды мои - боярые мужи, мечом служили Руси. Спроси, кто знает, кто позрел на Истинный Свет.

- Теперь не спросить, - княгиня подошла к растворенному окну. - Улетел мой сокол... А он все ведает! Он летал к звездам. Почему же я не спросила?!, . - она взяла себя в руки, отмела приступ отчаяния. - Что мне говорить с тобой, предавшим моего сына смерти? Ступай, жить тебе осталось до завтрашнего полудня. Не стану сажать тебя в сруб. На лобное место придешь сам.

- Последний мой совет тебе, княгиня, - от порога сказал Претич. - Не тщись избавить Святослава от того, что вынес ему суд. Что, ежели спасешь сына, а свет в нем не возгорится более? Тогда погубишь русскую землю.

- Я повинуюсь своему року! - заявила она. - Никому рока не избегнуть. Ступай!

В смятении чувств и помыслов она встретила вечернюю зарю, но вместе с приходом ночи укрепилась духом, покликала Свенальда. Тот был разгневан на княгиню, но встал перед нею молча и лишь метал молнии суровым взором.

- Выкради Святослава из сруба, - велела княгиня. - Приведи его ко мне.

- А что далее? - спросил старый наемник. - Бояре отнимут князя. Никто не волен препятствовать суду.

- Полагаюсь на рок, - смиренно промолвила она. - Я отдала его на суд, я и вызволить должна.

- Взбунтуются бояре! Народ поднимут против тебя!

- Исполни мою волю! - отрезала княгиня. - Будь что будет.

- Добро, - помедлив, выдавил Свенальд. - Послужу еще...

- Я знаю, Святослав посмеялся над тобой, - добавила она. - Но ты мудрый муж, прости неразумного детину. Смертельный час настает.