тельную негу, что Андзолето, и без того уже возбужденный ее необычайным
успехом, увидел девушку в совершенно новом свете и вместо обычной спо-
койной и братской любви почувствовал к ней прилив жгучей страсти. Он был
из тех, кто восхищается только тем, что нравится другим, чему завидуют и
что оспаривают другие. Радость сознания, что он обладает предметом
стольких вожделений, разгоревшихся и бушевавших вокруг Консуэло, пробу-
дила в нем безумные желания, и впервые она была в опасности, находясь в
его объятиях.
- Будь моей, моей навсегда!
ло.
сегодня. Как только рассветет, мы отправимся к священнику. Родителей у
нас нет, ни у меня, ни у тебя, а венчальный обряд не потребует долгих
приготовлений. У меня есть ситцевое ненадеванное платье. Знаешь, друг
мой, когда я его шила, я говорила себе: "У меня нет денег на подвенечное
платье, и если моему милому не сегодня-завтра захочется со мной обвен-
чаться, мне придется быть в надеванном платье, а это, говорят, приносит
несчастье". Недаром матушка, которую я видела во сне, взяла его и спря-
тала в шкаф: она, бедная, знала, что делает. Итак, все готово: с восхо-
дом солнца мы с тобой поклянемся друг другу в верности. А тебе, негод-
ный, нужно было сперва убедиться в том, что я не урод?
воскликнул Андзолето. - Разве можно так вдруг обвенчаться, тайно от
всех! Граф и Порпора, покровительство которых нам так еще необходимо,
очень рассердились бы на нас, решись мы на такой шаг, не посоветовавшись
с ними и даже не известив их. Твой старый учитель не особенно-то долюб-
ливает меня, а граф, я это знаю из верных источников, не любит замужних
певиц. Следовательно, нам нужно время, чтобы добиться их согласия на наш
брак. А если мы даже и решимся обвенчаться тайно, то нам понадобится по
крайней мере несколько дней, чтобы втихомолку устроить все это. Не можем
же мы побежать в церковь Сан-Самуэле, где все нас знают и где достаточно
будет присутствия одной старушонки, чтобы весть об этом в какой-нибудь
час разнеслась по всему приходу.
мне только что говорил? Зачем ты, недобрый, сказал мне: "Будь моей же-
ной", если знал, что пока это невозможно? Ведь не я первая заговорила об
этом, Андзолето. Правда, я часто думала, что мы уже в том возрасте, ког-
да можно жениться, но, хотя мне никогда не приходили в голову те пре-
пятствия, о которых ты говоришь, я предоставляла решение этого вопроса
тебе, твоему благоразумию, и еще - знаешь чему? - твоей доброй воле. Я
ведь прекрасно видела, что ты со свадьбой не торопишься, но не сердилась
на тебя за это. Ты часто мне повторял, что, прежде чем жениться, надо
обеспечить будущность своей семье, надо иметь средства. Моя мать была
того же мнения, и я нахожу это благоразумным. Итак, приняв все это во
внимание, надо еще подождать со свадьбой. Надо, чтобы оба наши ангаже-
мента были подписаны, не так ли? Надо также заручиться еще успехом у
публики. Значит, о свадьбе мы поговорим снова после наших дебютов. Но
отчего ты так побледнел, Андзолето? Боже мой, отчего ты так сжимаешь ку-
лаки? Разве мы не счастливы? Разве мы непременно должны быть связаны
клятвой, чтобы любить и надеяться друг на друга?
ким-то бешенством вскричал Андзолето.
вся красная от негодования.
лое дитя. Ты знаешь только дружбу, ты не имеешь даже понятия о любви. Я
страдаю, пылаю, я умираю у твоих ног, а ты мне говоришь о каком-то свя-
щеннике, о каком-то платье, о театре...
смущенная, дрожа всем телом. Она долго молчала, а когда Андзолето снова
захотел обнять ее, тихонько оттолкнула его.
друга. Ты, видно, и в самом деле считаешь меня ребенком. Было бы же-
манством с моей стороны уверять тебя, будто я не понимаю того, что прек-
расно теперь поняла. Недаром я со всякого рода людьми исколесила три
четверти Европы, недаром насмотрелась на распущенные, дикие нравы бродя-
чих артистов, недаром - увы! - догадывалась о плохо скрываемых тайнах
моей матери, чтобы не знать того, что, впрочем, всякая девушка из народа
моих лет прекрасно знает. Но я не могла допустить, Андзолето, чтобы ты
хотел принудить меня нарушить клятву, данную мною богу в присутствии мо-
ей умирающей матери. Я не особенно дорожу тем, что аристократки, - до
меня подчас долетают их разговоры, - называют репутацией. Я слишком не-
заметное в мире существо, чтобы обращать внимание на то, что думают о
моей чести, - для меня честь состоит в том, чтобы выполнять свои обеща-
ния, и, по-моему, к тому же самому обязывает тебя и твоя честь. Быть мо-
жет, я не настолько хорошая католичка, как мне хотелось бы, - меня ведь
так мало учили религии. Конечно, у меня не может быть таких прекрасных
правил поведения, таких высоких понятий о нравственности, как у учениц
школы, растущих в монастыре и слушающих богословские поучения с утра до
ночи. Но у меня есть свои взгляды, и я придерживаюсь их, как умею. Я не
думаю, чтобы наша любовь, становясь с годами все более пылкой, должна
была стать от этого менее чистой. Я не скуплюсь на поцелуи, которые дарю
тебе, но я знаю, что мы не ослушались моей матери, и не хочу ослушаться
ее только для того, чтобы удовлетворить нетерпеливые порывы, которые
легко можно обуздать.
Я так и знал, что ты холодна!
суэло. - Но господь, читающий в моем сердце, знает, как я тебя люблю.
небезопасно. И я убегаю, чтобы не стать нечестивцем.
не отпускала его без примирения, если между ними возникала даже самая
пустячная ссора, удержит его и на этот раз. Она действительно стреми-
тельно кинулась было за ним, но потом остановилась; видя, что он вышел,
она подбежала к двери, схватилась уже за ручку, чтобы отворить ее и поз-
вать его обратно, но вдруг, сделав над собой невероятное усилие, заперла
дверь и, обессиленная жестокой внутренней борьбой, без чувств свалилась
на пол. Так, недвижимо, и пролежала она до утра.
граф Дзустиньяни своему другу Барбериго, сидя с ним на балконе своего
дворца.
юный и блестящий Барбериго. - Я подчиняюсь, так как за тобой право пер-
венства. Но если Корилле удастся снова захватить тебя в свои сети, ты
уж, пожалуйста, предупреди меня, тогда и я попытаю счастья...
меня только забавой. Однако я вижу по твоему лицу, что ты смеешься надо
мной.
она заставляет тебя бросать столько денег и творить столько безумств.
что готов на все, лишь бы их продлить. Но на этот раз мне кажется, что
это больше, чем увлечение, - это настоящая страсть. Я никогда в жизни не
встречал существа более своеобразно красивого, чем Консуэло. Ее можно
сравнить со светильником, который по временам начинает угасать, но в ту
минуту, когда он, кажется, совсем уже готов потухнуть, вдруг вспыхивает
таким ярким пламенем, что сами светила, выражаясь языком поэтов, бледне-
ют перед ним.
ленькая косыночка, этот полунищенский, полумонашеский наряд, это бледное
спокойное лицо, такое незаметное на первый взгляд, эта естественная ма-
нера держаться, без всякого кокетства, - как эта девушка меняется, как
одухотворяется, когда, вдохновленная своим гением, начинает петь! Какой
ты счастливец, Дзустиньяни, что в твоих руках судьба этой нарождающейся
славы!
боюсь, что в ней нет ни одной из тех хорошо знакомых мне женских страс-
тей, на которых так легко играть. Поверишь ли, друг, эта девочка так и
осталась для меня загадкой, несмотря на то, что я целый день следил за
ней и изучал ее. Мне кажется, судя по ее спокойствию и моей неловкости,
что я совсем потерял голову.
жительно ослеп. Меня же надежда еще не ослепила, и сейчас я в трех сло-
вах объясню тебе то, что тебе непонятно. Консуэло - цветок невинности;
она любит своего мальчугана Андзолето и будет любить его еще в течение
нескольких дней; если ты грубо коснешься этой привязанности детства, ты
только усилишь ее, но если ты сделаешь вид, будто не обращаешь на нее
внимания, Консуэло, сравнивая вас обоих, понятно, скоро охладеет к свое-
му избраннику.
лепный голос; он будет иметь успех. Уже и Корилла сходит по нем с ума. С