оглядывая его со всех сторон. - Эт-то они по-доброму.
торчавшей из строгого ошейника.
железного обруча, приклепанного к набухшей от сырости затычке,
просунул пальцы в узкую щель между лицом несчастного пленника и
металлом и, проговорив с натугой: "Потерпи малеха!", с силой
потянул половинки обода в разные стороны. С мерзким звуком
заклепки вылетели из своих мест, точно потревоженные мухи со
старого огрызка.
скрепленные замком, видимо, примеряясь использовать данный трофей
в качестве оружия.
сторону, наконец изрек пленник, обретший, благодаря стараниям
моего друга, дар речи.
удивительно чист и, я бы сказал, бархатист. В тоне чувствовалась
жесткая уверенность человека, ведающего, о чем глаголет: - Всё не
случайно. Камень капля точит. Измены нить пронзила светлый храм,
но ей препоной сумрак небосклона. Всё заговор! Измена. Суета... Вот
ось, вот "аз" и "ять"! Вот тень и камень!
Освобожденный Вадимом от кляпа, говорилка представлял собой
существо необычайное, но вместе с тем отнюдь не производил
впечатление безумства.
непредсказуем. Скажите - да. Я вам отвечу - нет! Но истина лежит,
тая дыханье...
по усиленному киванию в такт каждой произнесенной незнакомцем
фразе, вообще воспринял все от первого до последнего слова.
длань защиты! Пришедши, чтобы быть, вы будьте им! Ничтожество
пребудет постоянством!
Вадим.
копыт...
И пусть он не называл свое имя, я, как никто другой, почтённый им
своим доверием, понимал, сколь важна тайна для победы нашего
дела.
Храм Нычке черный камень на земле, огонь и смерть, и голод, и
расплата.
Наш вождь, поднявший на восстание грозных подземных кобольдов,
строителей храма бога Нычки, возмущенных вопиющей
несправедливостью злых и жестоких людей, обирающих истинных
служителей всемудрейшего творца.
полуночное светило. И стук копыт лесной тропою смят, один, не
два, не три. Один. И снова, снова...
менять еду на "черный камень", горы которого исконные жители
подземелий извлекают из глубинных недр. Но они же такие коварные!
Они преследовали и схватили нашего вождя!
сеет свору. Согнись, собор! Твой путь один. Один иди в Гуралию,
драконий воевода!
Шествующего впереди. Он спас провидца, в неравной схватке поразил
его врагов. Теперь он в Гуралии, собирает войско драконов, чтобы
положить конец деспотии... Стоп! Усилием, шедшим из рефлексов,
намертво записанных в подсознании, я приказал плавно текущей
мысли остановить свое движение и замереть. Принц Элизей и дракон.
Принц Элизей и дракон. Принц Элизей и дракон! В этом
словосочетании что-то есть, оно означает что-то очень важное. Ища
ответа, я поглядел на широкоплечего силача, сидевшего подле нас.
Должно быть, он тоже был сторонником Великого вождя. Я явно его
где-то видел.
Гуралии? - через силу проговорил я.
во главе драконов. Кажется, между ними вражда, впрочем, ему,
Познавшему Путь, виднее.
он не начат. Элизею лежит стрела пути в Тюрбанию, где птица Рух,
надменно перо роняя, ломит спину льву. Их мрачен глаз и остр
зрачок коралла. Замри под разворотом темных крыл! Вернувшийся
прочтет слова на стенах, построенных судьбой и безрассудством.
расплата близка! Я гордо улыбнулся, поворачивая голову вверх к
решетке, которая сейчас уже не казалась такой безнадежно далекой
и недоступной. Сверху, в подтверждение моих слов, блеснул луч
света.
что ж вы такое вытворяете! Да как же вы посмели?!
наполни грудь! Царевич я! Царевич Элизей! Отверсты очи истова
чела.
басом завопил кто-то наверху, заглушая слова царевича.
королевича Элизея, но теперь мы видели его воочию. Теперь-то нам
было ничего не страшно. А вот тюремщику... Даже здесь, в мрачном
застенке наш вождь был страшен им. Не оттого ли трусливый страж,
пришедший выведать наши секреты, позорно бежал со всех ног, едва
услышав голос истины?
замаячили фигуры вооруженной охраны.
- Спасем, даже если суждено погибнуть!
сети и путы не позволили сделать этого. И вот теперь,
поверженный, но не сломленный, он сидел на цепи с деревянным
кляпом во рту, и мы с собратом по несчастью, скрученные по рукам
и ногам, лежали у его стоп, подобно каменным львам, желающим
защитить венценосного повелителя, но не имея сил преодолеть
мраморного плена. Немилосердный надзиратель сидел напротив на
колченогом табурете, вздыхая в общем-то вполне беззлобно.
очередной раз огорченно вздохнул и укоризненно покачал головой. -
Почтенные ж люди, соглядатаи заморские, толмача своего имеете! А
вот на тебе, туда же. Эх вы, головушки колодные! Что ж теперь
поделать-то с вами? Сам укладник темничный велел вас неотлучно и
до самого суда в путах держать. А оно, как говорится, пока суд да
дело, моль корову съела.
звали Вадим, теперь я вспомнил это. Мы - заморские соглядатаи? Ну
надо же!
урядный, могу сделать?
Вадюня. - Сколько надо-то?
понятливости чужеземцев. - Ежели я обрету себе почетную грамоту
подстольника, то, скажем, путы вот эти на вас повешу только для
виду. Снять, сами понимаете, права не имею, но ведь можно их и не
затягивать вовсе. Ежели, скажем, стать завзятым подстольником, то
еду сюда велю с базара носить. И гулять по двору дозволю
выводить. А уж если застольником стать, - тюремщик мечтательно
вздохнул, - здесь лишь места за вами числиться будут, а сами в
тюремном тереме жить будете. Покойно, как в нычке.
подобострастное:
не прибрано. Сейчас-сейчас, распоряжусь, не извольте
беспокоиться.
страж. - С кем это он?
Ну-ка немедленно развяжи почтенных господ!
укладника...