человеком.
утерянный и мир приобретенный.
Солнца, и на огромном плоскогорье Ти-суйю-Цор, простиравшемся на востоке - и,
возможно, в иных местах, где были селения вроде Чимары, где распорядок жизни,
спокойной и мирной, был подчинен велениям женщин. Женщины царили там: юные
девушки избирали себе супругов, жены и матери правили в доме, а достигнув
зрелых лет, во всем селении... Разумеется, в том смысле, в котором раса тайят
понимала слово "править", придуманное людьми. Для них власть не была самоцелью,
а лишь средством для сохранения извечного распорядка, неизменного и нерушимого,
как гранитные пики хребта Тисуйю.
своих жен, могли охотиться и заниматься ремеслом, могли наставлять молодых в
искусствах и ритуалах, во всех умениях, какими сами обладали, не исключая
воинского. У юношей тоже были свои права - выбрать Наставника и обучиться
мастерству, к которому влекло их сердце. Тем, кто избирал путь воина, даже
разрешались поединки - с оружием, но, разумеется, без крови. Ушей и пальцев в
этих схватках не резали, а отбирали клановую повязку и носили ее пару дней у
пояса как свидетельство победы.
возражений. В женских поселках, на мирной земле, они не помнили обид,
оскорблений и своих потерь, что бы ни было ими утрачено - пальцы, уши или
близкий родич, брат-умма либо отец. Казалось, в каждом из них был запрятан
некий рубильник, своевременно опускавшийся и замыкавший контур терпимости, едва
лишь они попадали в мир женщин, за ту невидимую границу, что разделяла воинские
стойбища и деревни на склонах Тисуйю-Амат.
как и весь второй мир, принадлежавший мужчинам и приравненный древней традицией
к тайятским лесам. Мирные земли располагались наверху, в горах и предгорьях;
лес был внизу, и в нем шла нескончаемая кровавая битва. Эти два измерения,
столь чуждые друг другу, почти не соприкасались, однако продолжали существовать
в каком-то странном, но неразрывном и цельном единстве. Для тайят оно
представлялось естественным и само собой разумеющимся, но человек, даже
возросший в Чимаре, не мог его воспринять.
что была доступна аборигенам. У человека тоже имелся рубильник, замыкавший
контуры терпения в миролюбия, но сей механизм срабатывал гораздо медленней чем
требовала ситуация. И в этом было еще одно различие между двурукими и
четырехрукими обитателями Тайяхата.
его было спокойно. Коротко остриженные светлые волосы, широковатые славянские
скулы, твердый подбородок - наследие англосаксонских пращуров, глаза
неопределенного оттенка, временами казавшиеся серыми, временами - синими, как
море на закате... Несомненно, он был красив, но, кроме внешней красоты,
правильных черт и крепкого мощного тела, ощущалась в нем некая победная
уверенность, та аура достоинства и силы, что так приятна женщинам, всегда
чарует и покоряет их. Он еще не догадывался об этом; он был еще очень молод и
не знал женщин - земных, разумеется.
Ричард раскрыл ее, покопался среди рубашек, белья и кассет с видами Чимары,
вытащил нож в кожаных ножнах и свечу в тайятском подсвечнике из рога скакуна.
Чиркнув зажигалкой, запалил свечу, поставил на пол, рядом наискось воткнул
обнаженный нож и уселся перед ними в позе лотоса. Дыхание его стало размеренным
и едва слышным, тело расслабилось, взгляд перебегал с блестящего серебристого
лезвия на трепетный огненный язычок, с ножа на свечу, со свечи на нож, пока не
застыл, обратившись куда-то вглубь, к пространствам, где не было ни света, ни
тьмы, а лишь успокоительный и не мешавший раздумьям сумрак.
холод и жар, лунный и солнечный свет. Но Ричард, погружаясь в медитацию, привык
использовать свечу и нож, как делали все в его клане. Назначение медитации
могло быть различным: отдых, концентрация сил перед долгим походом, стремление
понять себя или других людей, птиц или животных - любое существо, пусть не
способное говорить, но обладающее чувствами и крохой разума. Применяли цехара и
с иными целями, не столь невинными: он подстегивал метаболизм, обмен веществ и
выброс специфических гормонов, дважды и трижды ускорявших жизненный цикл.
перерезать глотки дюжине противников.
скакуном или охотничьим гепардом, оставшимся в Чимаре. Сны растревожили его, а
в этот день предстояло совершить весьма далекое путешествие в сорок с чем-то
парсеков - он точно не помнил глубину и протяженность той бездны, что разделяла
Тайяхат и Колумбию. Правда, путь будет быстрым, очень быстрым, но на Колумбии
все не похоже на Тайяхат - другие запахи, другой воздух, другая земля и даже
тяготение другое... Иной мир! Мир, где раскинулись сотни мегаполисов, и каждый
из них размером с Орлеан или Бахрампур, а города вроде маленького Смоленска
насчитываются тысячами... Там говорят на двадцати языках - на французском и
английском, арабском и японском, на иврите и бенгали, на итальянском, корейском
и бирманском... Там множество городов, известных ему по рассказам отца, по
книгам и видеофильмам, - Нью-Йорк, Рим, Милан и Лондон, Оттава и Токио, Мадрас
и Мельбурн, Калькутта и Лос-Анджелес, Кейптаун, Дели, Рангун, сказочная Венеция
и сказочный, воспетый Киплингом Мандалай...
Вот сны - другое дело... Сны являлись напоминанием о тех временах, когда он был
Диком и руки его еще не обагрила кровь.
такого занятия - рассветный; счастливый час, когда все кажется легким, и даже
прощание с жизнью мнится не трагедией, а чем-то вроде сборов в далекий путь, в
странствие к тем мирам, что закрыты для Пандуса и еще никем не созданных
звездолетов... Правы тайят с их благим пожеланием: пусть придет к тебе смерть
на рассвете!
семнадцати месяцах, проведенных в лесу.
мужчины-тай спускаются в лес и в чем смысл той вечной неутихающей войны, что
ведется кланами из века в век, из поколения в поколение. Возможно, отец
объяснил бы ему это лучше, но Дик всегда стремился к первоисточнику; в конце
концов, Саймон-старший был лишь сторонним наблюдателем, а Чочинга - участником
драмы, что разыгрывалась в лесах Тайяхата.
жизнью и смертью, объяснял тот; мир подобен реке с плавным течением, где убыль
должна в точности замещаться прибылью, дабы не случилось разлива или
губительного оскудения вод. Это первый из законов: сколько пришло, столько
должно уйти, и уйти быстро, так как водный поток нельзя остановить. Но есть и
второй закон, состоящий в том, что слабый уступает место сильному, а сильный -
сильнейшему. И это справедливо, говорил Чочинга, ибо речные воды должны
оставаться ясными и прозрачными, не замутненными примесью ила и грязи. Но
поддерживать свой поток в чистоте могут лишь сильные и сильнейшие - а
мужчины-тай как раз таковы. Сила бродит в них точно перегретый пар под крышкой
котла, и пар этот необходимо выпустить - но так, чтоб не разнес он всего котла.
Вот почему есть лес и есть женские селения, есть земли войн и земли перемирий,
и есть свой срок и для того и для другого.
говорил правду. Многие, очень многие мужчины Тайяхата были слишком сильны, чтоб
заниматься лепкой глиняных горшков или плетением циновок; и многие из них
хотели стать сильнейшими. Не для того, чтоб властвовать и устрашать, но ради
почетного права считаться лучшим" первым, искуснейшим среди искусных.
не сразу. Вначале ему казалось, что все тут воюют против всех; он не мог
уловить разницы кланов и понять, какой является враждебным, какой принадлежит к
временным или постоянным союзникам, а кто поддерживает нейтралитет. Чочинга
говорил ему об этом, но, в отличие от наставлений в воинском мастерстве,
сказанное не подкреплялось практикой и было для Дика лишь мертвым перечнем имен
и фактов.
комментарии Учителя вдруг обрели цвет, объем, вкус и запах. Теперь он на
собственном опыте убеждался, что каждый из кланов имеет свои секреты, свое
излюбленное оружие и свой Путь, - и Пути их были различными, как повадки зверей
и полет птиц в бирюзовом небе Тайяхата. Звенящие Воды отличались необычайной
гибкостью движений, низкой стойкой и точными сильными ударами, подобными тем,
что любил наносить Каа, зеленый питон Учителя; воины Извилистого Оврага резко
изгибали конечности, так что не всякий мог предугадать, в какую точку целят их
секиры и короткие изогнутые ножи; Смятые Листы были отменными хитрецами,
способными убедить противника, что нет у них сил даже помочиться - а затем
вдруг перейти в стремительную и неотразимую атаку; бойцы Горького Камня
считались лучшими пращниками и метателями дротиков на всем континенте, Холодные
Капли искусно владели длинными двузубыми пиками, Быстроногие в резвости не
уступали скакунам, а клан Четырех Звезд таил особое умение - отбивать клинок и
стрелу голой рукой. Впрочем, все Пути Кланов являлись тайными, но секрет,
разумеется, был заключен не в проявлениях внешних и видимых, а в том, какими
способами достигался необходимый результат. Лишь великим искусникам вроде
Чочинги было открыто тайное, и знали они, как странствовать по чужим дорогам,
не забывая и собственного Пути.
мышцы - для отдыха или чтоб выскользнуть из захвата в рукопашном поединке; в
том, как скрыться с глаз противника - прыгнуть, прилечь на землю, метнуться
змеей, обойти со спины, стать невидимым на мгновение, а после продлить этот
миг, сделавшись отблеском лунных лучей в быстрых водах; в том, как нанести
удар, вложив в стремительное движение ровно столько силы, сколько нужно, чтоб