Чтение 18–й страницы книги ~Царская дыба~

—

Ну, выбирай, - развел руками Зализа. - Из них к кому пойдешь, или ко мне?

Девушка показала на Мишу.

-В сторону, - недовольно отмахнулся опричник. - А эта кому-нибудь нужна?

Его палец уткнулся в молодую женщину, чуть полноватую, с длинными прямыми волосами и крупным носом с высокой горбинкой. Над столом повисла тишина.

-К татарам, - не стал устраивать долгих разговоров Зализа. - Вот эта кому-нибудь нужна?

Пару раз на девушек выступило по два претендента, но в остальном одноклубники, привыкнув за два месяца к ливонкам, успев познакомиться и немного узнать характер, нрав, а иногда - и кое-что еще, делали свой выбор уверенно, не колеблясь. Хотя, наверное, половину работы выполнил за них Зализа, поставив вместо вопроса "жениться или не жениться", вопрос: "решиться сейчас, или потерять навсегда". Где-то через час без своих "половинок" осталось всего полтора десятка одноклубников.

-Вот и решили, - широко зевнул опричник. - Одна осталась лишняя.

Женщина медленно опустилась на колени:
—

Господом Богом прошу, - перекрестилась она, - Иисусом Христом. Не продавайте меня язычникам, нехристям не отдавайте.
—

Отстань ты, - отмахнулся опричник. - Не стану я из-за тебя одной на торг тащиться. Оставайся одна. Может, потом куда и приберу.
—

Благодарствую... - женщина попыталась подползти к нему на коленях, но кромешник уже забыл про ее существование, отвернувшись ко всем прочим жертвам:
—

Чего стоите?! - прикрикнул Зализа на бывших пленниц. - Тюфяки широкие бегите сеном набивать! С сегодняшней ночи с мужьями спать будете. Изб у вас всем хватает. А то развели монастырь, прости Господи: бояре здесь, послушницы там... Тьфу, Содом и Гоморра! Сбитень твой где, отец Тимофей?
—

Ты бражки выпей, Семен Прокофьевич, - ласково посоветовал монах. - Хорошая бражка, хмельная. Спится после нее... Ако на полях ангельских...

Спустя час Зализа, заботливо прикрытый шубой, дрых на траве рядом с отцом и сыном Ивановыми.

* * *

Юра Симоненко тоже выбрал себе какую-то упитанную девицу с крупной грудью и толстыми косами, и теперь начинал с ней новую жизнь в одной из комнат оставшихся после артельщиков изб, и Картышев впервые за последний год ночевал в комнате один. Точнее - один в этом времени. Потому как в двадцатом веке его одиночество разделяли только наезжающая из Москвы племянница, да сосед-бизнесмен, каждую субботу отмечающий удачно или неудачно оконченную неделю. А поскольку жена его горести и радости разделяла слабо, с ними он приходил к Игорю. Обычно - раз в неделю, но иногда и чаще.

Поначалу, когда Зализа отвел пришедшим неведомо откуда, но показавшим отвагу в схватке со свенами людям место на берегу Суйды и помог поставить первые дома, они ночевали здесь ввосьмером. Потом зимний поход выбил двоих: погиб Леша Синий, да Юшкин остался выхаживать раненых в Боре, где, видимо, и осел. После того, как часть ребят перебралась в оставшиеся после строивших мануфактуру плотников дома, они оказались здесь втроем. Потом Росин уехал с опричником, а сегодня и Юра сделал для себя новый выбор. Игорь опять остался один.

Картышев перевернулся с боку на бок, и услышал осторожный стук в дверь. Поначалу он подумал, что ему послышалось: ну кто станет бродить по дому за-полночь, да еще стучать, как в приемной райсобеса? Но тут дверь приоткрылась, и внутрь скользнула женщина, едва не проданная сегодня на юг.

- Прими меня, Игорь Евгеньевич, - попросила она. - Не хочу я одна оставаться.

Пока Картышев пытался сообразить, как ему следует поступить в такой ситуации, она торопливо скинула поневу и решительно забрались под одеяло:

- Хоть на время прими. Всю жизнь Бога молить стану.

Игорь взглянул на ее крупный, с горбинкой нос и подумал о том, что этот небольшой недостаток на фоне более молодых девушек сегодня едва не сломал судьбу женщины. Хотя, в ее положении, вряд ли стоило говорить о приятном и благополучном будущем.

Она осторожно подкралась к Картышеву, прижалась обнаженной грудью к его боку, бедрами - к его ноге, и бывший танкист, уже очень давно не ощущавший женщины рядом с собой, понял, что больше не способен думать о судьбе этой несчастной. Скорее, наоборот: он был рад, очень рад, что ее злая судьба привела гостью к нему в постель.

Женщина провела рукой по телу мужчины, нашла самую главную деталь организма, напрягшуюся до последнего предела, и принялась всячески ее оглаживать, то ли не понимая, что вполне может сама сесть на него сверху, то ли специально побуждая своего возможного господина к решительным действиям, заставляя проявить волю, власть и желание. Игорь, после долгого воздержания, долго размышлять над этими хитрыми уловками и дальними помыслами оказался неспособен, он просто подмял полонянку под себя, раздвинув ее ноги своими, и вошел - грубо, торопливо, жадно. Женщина застонала, заскребла ногтями по спине, одновременно обхватив ногами его спину, а Картышев упрямо пробивался к своей цели, забыв про время, ласки и возможность других положении, пока волна наслаждения не смыла блаженный морок с его сознания.

Тяжело дыша, он поднялся, подошел к окну, прикоснулся пальцами к холодному стеклу, раскатанному его же собственными руками.
—

Покурить бы счас...
—

Принести попить, Игорь Евгеньевич?
—

Да уж, до курева тебе не дотопать, - усмехнулся Картышев и ощутил прикосновение к своему плечу:
—

Оставь меня при себе, Игорь Евгеньевич... Хоть на время.
—

Как тебя зовут-то?
—

Мария...
—

А лет сколько?
—

Осьмнадцать уже.
—

А мне тридцать шесть...

Игорь повернулся к ней, обнаженной, провел рукой по волосам. Что могло ждать ее в этом мире? В Ливонии своей отец, а то и хозяин их деревни, отдали бы ее своей волей крепкому мужику, чтобы в сытости жила, хозяйство крепила, детей рожала, за скотиной ухаживала, еду готовила. Теперь, в плену, Зализа с тем же правом повелевать мог отдать ее за любого смерда, и она стала бы рожать детей, ухаживать за скотиной, готовить еду. А мог опричник отдать ее и татарину, и она... Станет рожать ему детей, ухаживать за скотиной, готовить еду. И кажется ей сейчас, что дома куда легче - но муж вполне может поколачивать ее каждый день, не зарабатывать на хлеб для нее и детей, и на ней же срывать всю злость. А в персидском гареме ее станут одевать в шелка, одаривать золотом и ласками, кормить сластями и фруктами - недаром старик Грибоедов описывал, как многие русские пленницы отказывались возвращаться домой, в послепетровскую нищету... А могут и засадить не понравившуюся рабыню в скотный сарай, чтобы там и ухаживала, там и жила. Прав Зализа, доля женщины зависит только от везения. И везение это - мужчина, что рядом всегда будет.
—

Оставишь, Игорь Евгеньевич?
—

А чего мне еще тут искать? Замуж возьму. Пойдешь?
—

У-у... - пискнула она, подпрыгнула и повисла у него на шее. Вообще-то, Картышев понимал, что именно этого она и добивается, но все равно - радости такой не ожидал.
—

Жалко, Росин в Москве, - хмыкнул он, запуская пальцы в волосы выбранной навеки жены. - Останется холостяком.

* * *

-Чего ему от нас нужно? - Костя с непониманием осмотрел собравшихся в небольшой палате с расписными стенами бояр и нескольких женщин, в обязательных кокошниках, длинных пышных юбках и коротких душегрейках. Каждый раз, когда он видел торжественно одетых бояр, у него возникало ощущение, что наступила зима. Хотя Росину и в рясе из тонкой шерсти было жарковато.
—

Государь видеть желает, насколько здоров ты после мук перенесенных, - заученно повторил Андрей Толбузин.
—

Он что, доктор? Осматривать станет?

Из распахнутых наружу окон лилось яркое солнце, освещавшее два сундука и высокий, витой бронзовый подсвечник, составлявшие все убранство палаты. Да и была она, судя по всему, просто проходной комнатой: двери с одной стороны, двери с другой.
—

Настя, складку у шеи поправь, натирает, - повернулся Росин к боярыне Салтыковой, и та запустила свои тонкие прохладные пальчики к нему под ворот.
—

Государь Иван Васильевич следует! - распахнулись обе двери, и бояре торопливо выстроились рядком от стены до стены. Толбузин, потянув Костю за собой, приткнулся в общий ряд.

Правитель появился слева. От шубы, похоже, государю удалось отвертеться, но шитый золотыми нитями кафтан царедворцы ему все-таки надели. В сопровождении двух монахов и какого-то знатного, судя по одеждам, князя, олицетворяющий Русь паренек прошел до середины палаты, остановился:

-Ведомы мне ваши заботы, бояре, - обратился он сразу ко всем. - Указал я ныне в Поместный приказ земли путивльские в поместья раздать. Мыслю, дети ваши еще до зимы ввозные грамоты получить должны, и к весне мои дачи под свою руку принять.
—

Благодарствуем, государь, - принялись кланяться бояре.
—

Ябеду твою, боярыня Алевтина, - шагнул дальше царь, - в Поместном приказе со всем тщанием и прилежанием изучили, и крамолы в деяниях воеводских не нашли.

Женщина молча поклонилась, перечить не рискнув, но и не благодаря.
—

А ты, Константин Андреевич, - миновав Толбузина, остановился Иван. - Как руки твои? Одеяния все монашеские носишь?
—

Да вроде шевелятся уже... государь, - ответил Росин. - Слабость только сильная. А ряса удобной больно одеждой оказалась. Особенно, когда пальцам с застежками всякими не совладать.
—

А руки, мною взамен твоих даденные, как? - широко улыбнулся наделенной государственной властью паренек.
—

Хороши... - признал, смутившись, Росин, а стоящая рядом Анастасия густо покраснела.
—

У тебя боярин живет? - приподнял кончиками пальцев подбородок женщины царь и пытливо заглянул ей в глаза.
—

У меня, государь...
—

Невенчанным? Грех это, - правитель отпустил Анастасию и обернулся к сопровождающим его монахам: - Повенчать сегодня же...

После чего милостиво кивнул склонившейся в поклоне женщине, остолбеневшему Косте и пошел дальше. Двери закрылись, явление царя народу закончилось. Бояре, загалдев, двинулись к выходу, оставив хлопающего глазами Росина, его "руки" и Андрея Толбузина в палатах.
—

А... А если я не хочу? - выдавил Костя.
—

Что ты, Константин Андреевич? - всплеснула руками Настя. - Воля же государева!
—

Тык... Это... Как так?
—

Милость царская, Константин Андреевич, - одернул его Толбузин. - Ты чего?
—

Я... А я? А меня спросить? - хлопал ртом, словно вытащенная на берег рыба, Росин.
—

Ты, боярин... - Толбузин оттащил его немного в сторону и горячо зашептал в самое ухо: - Да ты обезумел, боярин! Царь же тебе не девку, он тебе все добро ее отдает! Дачи новые под Новгородом, имение у Твери, поместья под Тулой и Смоленском, казна богатая, дома в Москве и Варшаве. Ну, не нравится баба... - боярский сын покосился на Анастасию. - Ну, не нравится, в монастырь опосля отправишь. А добро-то, царской волей даденное... Никто покуситься не посмеет.
—

Как это, в монастырь? - еще больше возмутился Росин. - Настю в монастырь? Как у тебя язык повернулся, после всего, что она для меня...
—

Истинно умом помутился, - тряхнул головой боярский сын Андрей. - Ее же не отнимает никто, ее тебе в жены дают.

-А нас спросили? - он обогнул Толбузина, приблизившись к боярыне: - Ты что делать собираешься?
—

Воля государева... - слабым голосом ответила та.
—

Мы к моим, на Каушту рвануть можем. Там скумекаем чего-нибудь. В лес уйти. Я теперь опыта; набрался, в любой чаще с удобствами обустроиться смогу, и от шантрапы всякой отбиться. Или в Америку свалить. Ее только-только обживать начинают.
—

И повенчаться тайно, - добавил из-за спины Толбузин. - Ты себя-то слышишь, безумец? Ты от кого с боярыней бежать собрался? Вас государь волей своей и так вместе оставляет!
—

Я под чужой волей ходить не привык, - огрызнулся Росин. - По своим желаниям жить хочу, по своему выбору жениться.
—

Ужели так противна я тебе, Константин Андреевич? - обиженно шмыгнула носом боярыня.
—

Да не в этом дело, Настя, - продолжал бушевать Росин. - Почему за нас кто-то решает?
—

Не слушай его боярыня, - жалостливо вздохнул Толбузин. - Жар у него, и разум помутился. Видать, от радости.

-Да я...

-Государь, отец наш милостивый, - сухо произнес боярский сын, положив тяжелую ладонь Росину на загривок и крепко ее сжав, - в заботах непрестанных о детях своих, дарует тебе, недостойному, добро немалое, а боярыне Анастасии, одной оставшейся, в лице твоем, опору и защиту от невзгод жизненных. И коли ты, Константин Андреевич, от болезни своей еще не отойдя, понять этого не способен, то я об исполнении воли царской позабочусь, и в храм тебя самолично отведу, и на вопросы батюшки за тебя отвечу. И дурак ты, боярин, изрядный, коли милости от кары отличить не способен: вот что тебе, Константин Андреевич, скажу.
—

Руку убери, больно.
—

Это хорошо, что больно, - злорадно улыбнулся Толбузин, усиливая нажим, и в такт нажимам начал приговаривать: - Государь к тебе милостив, милостив, милостив, а ты, грубиян, даже поклониться ему побрезговал.
—

Отпусти его, боярин, - попросила Анастасия. - Болезный он.
—

А может, и вправду, - отпустил боярский сын Росина, - пойдешь, кинешься царю в ноги? Отважен Константин Андреевич, коли крамолу чрез муку остановить решился, но безроден ведь? Где же это видано, чтобы служивому человеку родовитую боярыню в жены отдавали? Проведу я тебя. Где государь, знаю. Рынды меня пропустят...
—

Я думаю, глупо выглядеть будет, - подал голос Росин, - если Настя сама себе кольцо одевать станет. Я ведь не смогу.
—

Понимать хитростей твоих и недомолвок не желаю, - сурово вымолвил Толбузин, отгораживая от него боярыню. - Прямо отвечай: принимаешь ли волю царскую всем сердцем и животом своим, или мысли иные в душе держишь?
—

Ты хоть соображаешь, Андрей, - поморщился Росин. - Что пути мне назад после этого уже не будет. Вообще никуда назад: ни домой, ни в Каушту, никуда? Ну как так сразу?
—

Ничего разуметь не хочу, - стоял на своем Толбузин. - Прямо ответь: волю царскую принимаешь, или хитрости собираешься измышлять?
—

Что ты меня ломаешь, как хребтом через колено?
—

Прямо отвечай.
—

Ну, в этом во всем...
—

Нет, прямо мне ответь, Константин Андреевич, принимаешь волю государеву, или не желаешь ее над собой иметь? - Толбузин отвел руку назад, и задвинул Анастасию себе за спину.
—

Ты меня еще на дыбу повесь.
—

Надо будет, повешу!
—

Не боюсь я ее. Прошел уже.
—

Я знаю, - кивнул Толбузин. - Так принимаешь волю государеву?
—

Принимаю.
—

Принимаешь? - похоже, боярский сын и сам не ожидал, что упрямый собеседник сдастся. - Сердцем и животом?
—

И сердцем, и душой, и жизнью. Отдай Настю и перестань тянуть из меня жилы.
—

Перекрестись! - продолжал сомневаться Толбузин.

Росин красноречиво опустил глаза себе на руки, и боярский сын спохватился:

-А, ну да... - он отступил, все еще неуверенно посмотрел на Росина, на боярыню. - Так я к Селивестру сейчас схожу, спрошу, где и когда венчать вас станем?..
—

Ступай.
—

А вы?..
—

Мы здесь подождем.

Толбузин потоптался еще немного, потом вышел. Росин попытался согнуть руку в локте, но осуществись желание смог только наполовину.

-Ладонь мне подними, Настя. Щеки твоей хочу коснуться.

Женщина с улыбкой подняла ладонь и прижалась к ней щекой.
—

Я про все это в справочниках и учебниках читал, - продолжил Костя. - Осадить, оженить, к месту привязать. И всегда дикостью и варварством считал. А на себе попробуешь... - он усмехнулся, - нормальная жизнь получается. И даже вполне удачная. И сюзерену действительно благодарен, и честно служить готов. Хорошо, что мы с тобой встретились.
—

Воля государева...
—

Все ты "воля", да "воля". А я тебя просто любить буду. То есть, не так. Я люблю тебя, Настенька, больше всего на свете. И очень тебя прошу: выходи за меня замуж. Ты согласна?

-Да.

Вечером на Москву обрушился дождь. Плотный, густой ливень, водопадами скатывающийся с крыш, превращающий ручьи в полноводные реки, а немощные улицы - в глинистое, грязевое месиво.

Впрочем, по скользкой глине запряженные цугом сани скользили только лучше, а потому свадебный поезд быстро домчал молодых до огороженного частоколом двора и они торопливо метнулись из-под кожаного навеса саней под крышу крыльца. Дворня что-то закричала, но из-за шума дождевых струй разобрать слова было невозможное.
—

С Богом, - благословил, не выходя в грязь, спины супругов монах. - Дождь-то какой, боярин.
—

Ништо, - с улыбкой отмахнулся Толбузин. - Им ближние дни из почивальни выходить ни к чему. Пусть льет, хлеба поднимает. Хорошее лето выдалось. Спокойное.

Подходил к концу семь тысяч шестьдесят второй год от сотворения мира, именуемый немытыми схизматиками тысяча пятьсот пятьдесят третьим. Мирный год - потому, как слабые наскоки Ордена и Литвы с Польшей, занятых своими спорами, без труда отбили порубежники и местное ополчение, весьма удачно ответные визиты нанеся. Впрочем, на западных границах для Руси соперников давно уже не существовало, как и на восточных, где, пользуясь мирным временем, стрелецкие рати удачно замирили взбунтовавшихся было после ухода Казанского ханства под Русь удмуртов и башкир. Присягнули Руси по воле своей, безо всякого царем принуждения, сибирский хан Едигер, черемисы и черкесские князья. Вяло сопротивлялось малочисленным, но сильным духом отрядам воеводы Пронского-Шемякина ханство Астраханское, и внимание Руси приковывало теперь необъятное Дикое Поле, по весне колышущееся волнами высокой сочной зелени, заливаемое, словно кровью, алыми головками тюльпанов - и к концу года превращающееся в сухой ровный стол, по которому катаются из края в край белые шарики верблюжьей травы.

Именно из этого зеленого моря накатывали черными штормовыми валами орды жадных крымских татар, захлестывали Русь - разбиваясь, как о камни, об остроги и крепости, обтекая города, обращаясь в прах при столкновении с отрядами кованной конницы, и отлынивая назад, снося вместе с собой все то, чего не успели жители спрятать за крепостные стены или укрыть в непроходимых чащобах: людей, скотину, старую рухлядь и нестареющее золото. И как ни хвалились татары своей удалью, как ни угрожал турецкий султан страшной карой всем, кто руку на его крымских союзников поднимет, но Русь от близости и алчности этой стихии начинала уставать.

Глоссарий

"Большой наряд" - артиллерийские части на Руси как в крепостях, так и в полевой армии.

Братина - русский шаровидный сосуд ХУЬХУН веков для питья на пирах "на всю братию". Изготавливался из дерева, меди, серебра, золота.

Бурак - сосуд из бересты, туес, туесок.

Витальеры (братья-витальеры) - объединение пиратов Балтийского (опорный пункт - остров Готланд), позже Северного (остров Гельголанд) морей.

Воевода - военачальник, совмещавший административную и военную функции. Это слово появилось в X веке и часто встречается в летописях. До XV века оно обозначало либо командира княжеской дружины, либо руководителя народного ополчения. В XV- XVII веках так именовали командиров полков и отдельных отрядов. В XVIII веке указом Петра I звание В. было отменено. Помимо чисто военного чина, были и городовые В., являвшимися правителями города.

Вошва - нашитый на одежду для украшения лоскут аксамита, бархата или тафты в виде четырехугольника или круга. В. вышивались золотыми, серебряными, шелковыми нитями, украшались дробницами, жемчугом и драгоценными каменьями.

Гарнизон - воинское подразделение, расположенное в населенном пункте или крепости. В средневековых дворянских замках всей Европы в мирное время Г. редко превышал полтора-два десятка человек, а если господин отправлялся куда-то со свитой - то и эта численность заметно уменьшалась. Даже в военное время счет защитников замка средней руки шел на десятки и редко доходил до сотни воинов.

Горлатная шапка - шапка, сшитая из горлышек какого-либо пушного зверя, например соболя.

"Государев человек" - человек, подчиняющийся лично государю и выполняющий его указы. За время безвластия (Иван Грозный вступил на престол в возрасте трех лет и, естественно, долгое время не мог являться реальным руководителем) русское дворянство привыкло к бесконтрольности и вело себя наподобие польской шляхты. В 1550 году царь Иван учредил личную тысячу, в которую вошло 6000 вольных людей всех званий, каковая и стала выполнять исконно дворянские обязанности: нести воинскую службу и осуществлять административно-управленческие функции. "Тысяча" подчинялась лично государю, опричь прочих, зачастую враждебно настроенных руководителей. Позднее, начиная примерно с XVIII века, этих людей начали называть опричниками.

"Государево тягло" - налоги.

Гроверная кольчуга - кольчуга, собранная для фестиваля или ролевой игры из обычных гроверов, что кладутся под болты, дабы они не отворачивались. Хотя аутентичным доспехом Г.К. назвать нельзя, она выдерживает выстрел из пистолета Макарова.

Дача - земельный надел, данный царем. Например, для строительства загородной усадьбы (как это делал Петр), или обеспечения призывного контингента в ряды кованной рати (как это делал Иван Грозный). От современных дач царские отличаются тем, что нередко давались вместе с деревнями и рабочими людьми.

Жребий - крупнокалиберная дробь, забиваемая в пищаль.

Изюмский шлях - на протяжении веков крымские татары ходили в набеги на Русь по шести основным дорогам - шляхам. Близ Оскола проходил Изюмский шлях, причем на землях, дарованных братьям Батовым, к нему примыкали еще Муравский, Ново-Кальмиусский и Кальмиусский шлях.

Камиза (камиса) - нижняя одежда с длинными рукавами. В XVI веке - женская рубашка с длинными рукавами, из дорогого тонкого белого полотна.

Китай-город - город, обнесенный китайской стеной. Стена состояла из поставленных бок о бок кит: срубов, заваленных для устойчивости камнями и засыпанных землей.

Клевец - боевой топор с узким клювообразным клинком и молотковидным обухом, предназначенный для пробивания особо толстых доспехов. Распространен на Руси с глубокой древности и вышел из употребления только в концу XVII века.

Кокошник - старинный головной убор замужних женщин, в основном праздничный - на твердой основе в форме гребня.

Колонтарь - доспех без рукавов из двух половин, застегивавшихся на плечах и боках латника железными пряжками.

Колосник - решетка в топке печи, сквозь которую зола высыпается в поддувало.

Костыч - будничный короткий сарафан.

Кухня (во дворе замка) - в средние века, во избежание пожара, К. всегда ставились отдельно от прочих строений, во дворе замка или крепости из соображений пожарной безопасности.

Куяк - пластинчатый доспех. Изготавливался путем нашивания прямоугольных или круглых металлических пластин на кожаную или суконную основу.

Лойма - большая лодка, расcчитанная на десять человек. Л. удавалось проходить к Неве через мелководный Финский залив.

"... мальчишка безусый" - на момент описываемых событий Ивану Грозному было 23 года. Останавливал бегущих ратников на улицах Казани он в 21 год, вел кованную конницу в атаку на осадивших Тулу татар - в 19.

"Мирские дела" (монастырей) - в XVI веке монастыри занимались не только землепашеством, но и печатали книги, промышляли рыбу и зверя, производили сукно и даже лили пушки. В начале века в монастырях мужчины и женщины жили вместе.

Наперсток (лучника) - усилие натяжения боевого лука достигало 100 кг. В Европе тетиву оттягивали двумя согнутыми пальцами, средним и указательным, между которыми помещалась стрела. При этом рука защищалась от порезов специальной перчаткой. На востоке тетиву оттягивали большим пальцем, который придерживался от разгибания средним и указательным. При этом палец защищался специальным наперстком.

Начетник - человек, ведавший в замке, помимо прочего, сбором податей с принадлежащего господину населения и распределением повинностей.

Нежить - нечистая сила.

Анчутка - злой дух, бесенок, обитающий в болоте, имеет крылья. Помощник водяных и болотных.

Баечник - злой домашний дух. Появляется только ночью и не любит, чтобы за ним наблюдали. После страшных разговоров и историй можно слышать его тихий плач и глухие стоны. Представляется маленьким старичком.

Берегини - воздушные девы, живущие возле дома и оберегающие дом и его обитателей от всех злых духов. Веселые, шаловливые и привлекательные создания, поющие чарующие песни. Ранним летом, лунной ночью Б. кружатся в хороводах на берегах водоемов.

Болотника - (омутница, лопатница) - дева-утопленница, живущая на болоте. Б. готова завлекать людей в болото, чтобы защекотать до смерти. Б. могут насылать на поля бури, проливные дожди и град. Похищают у заснувших без молитвы женщин нитки, холсты и полотна.

Болотняник - дух болота, живет в большом каменном доме с женой и детьми. Жена - болотница. В родственных связях с водяным и лешим. Пугает идущих через болота резкими звуками и вздохами. Иногда оборачивается монахом и заводит в самую трясину.