Чтение 18–й страницы книги ~Те, кто против нас~

Экран телевизора внезапно мигнул, передача прекратилась, и возникла заставка, а потом голос невидимого диктора довольно сбивчиво произнес: "Приносим извинения телезрителям за допущенный технический срыв. Телевещание будет возобновлено через несколько минут".

Людям Хацкоева наконец-то удалось добраться до ретрансляторов.

* * *

Жизнь огромного города обладает колоссальной инерцией, и даже исключительные события не способны заметно изменить поведение его обитателей. Где-то совсем рядом могут взлетать на воздух вагоны метрополитена или целые жилые дома, лопаться банки, уходить в скандальную отставку министры - в ежедневный распорядок миллионов все это не вносит почти никаких перемен. Сейчас происходило точно также. С высоты четвертого этажа Нестеров смотрел на Новый Арбат, не замечая в поведении горожан ровным счетом ничего необычного. Как и прежде, автомобили чадили выхлопом в традиционной утренней пробке в сторону центра. Людские ручейки также равномерно текли по тротуарам, вливались и выливались из дверей магазинов, ненадолго образовывали маленькие спокойные заводи возле остановок наземного транспорта. Все было абсолютно как всегда.

Они приехали в эту квартиру накануне вечером и улеглись спать, даже толком не поужинав: накопившаяся за день усталость оказалась слишком велика. Странный сумбур вечерних теленовостей немного разъяснился лишь сегодня после звонка Магистра. Он должен был Появиться с минуты на минуту, и Гонта в нетерпеливом ожидании расхаживал по маленькой квартире, то и дело Посматривая на часы.

- Сейчас обещали выступление президента. Включи ящик, - попросил Погодин, которому надоело наблюдать за мельтешением Гонты.

- Еще десять минут, - отмахнулся тот.

- Все равно включи... Да сядь ты, ради бога! Гонта подчинился. Нашел дистанционный пульт и ткнул не глядя первую попавшуюся кнопку. Грохот рекламного ролика немедленно заглушил все прочие звуки, и момент появления в квартире Магистра они пропустили.

- Здравствуйте, - сказал он, окинув всех троих быстрым взглядом. - Насколько я понимаю, события начинают развиваться слишком стремительно. Я бы сказал, что они выходят из-под контроля, - тут он грустно улыбнулся. - Но я бы сказал такое, если бы мы когда-нибудь их по-настоящему контролировали.

- Что происходит, Магистр? - спросил Гонта. - Что там натворил Одиссей?

- Не он один... впрочем, теперь это неважно. Вчера он запустил в эфир свою программу. Ее видели по меньшей мере две трети населения страны. А оставшаяся треть, полагаю, узнала от остальных.

- Простите, узнала что? - осторожно поинтересовался Погодин.

- Все, - пожал плечами Магистр. - Все, что мы умалчивали и старательно скрывали не одну сотню лет.

- Это плохо?

- Не знаю, - Нестеров видел, что Магистр сейчас абсолютно искренен. - Несвоевременно - возможно. Поэтому лично я считаю это ошибкой. Но плохо или хорошо - нет, не знаю! И обсуждать теперь это бессмысленно. То, что случилось, уже произошло. Хотим мы или нет, но теперь будем вынуждены жить с этими знаниями. И так будет всегда.

- У вас есть какой-нибудь план действий? - подал голос Нестеров.

- В том-то и дело, что нет! - воскликнул Магистр. - Никто не был готов к такому повороту событий. То, что сделали Одиссей, Музыкант и Комес, находится за рамками любого из существовавших планов! Но именно поэтому, как ни странно, потеряла смысл любая полемика. Все наши планы должны быть приведены в действие одновременно. Даже самые фантастические.

- Вы имеете в виду новое ДП? - уточнил Гонта.

- И его тоже.

- Там не все так просто, - произнес Гонта совсем тихо, будто хотел, чтобы его понял только Магистр, но Нестеров услышал тоже и уже был готов задать вопрос, кабы не возглас Погодина, сообщившего, что начинается выступление президента.

Человек на экране казался серьезным и озабоченным. Собственно, так президент выглядел всегда, встречаясь с многомиллионной аудиторией своих сограждан, и при всем старании Нестеров не сумел в этом смысле отметить ничего необычного. Практически без вступления президент заговорил о необходимости дальнейшей консолидации общества для объединения усилий по выполнению задач подъема экономики и уровня жизни населения.

"В этой связи, - продолжал он, - я не могу не отметить продолжающиеся попытки некоторых безответственных групп расколоть население страны по национальным, религиозным, политическим и другим признакам; представить ситуацию таким образом, будто общество переживает внутри себя некие антагонистические противоречия и находится в состоянии чуть ли не межвидовой борьбы!"

В этом месте президент несколько повысил тон и сделал паузу. Нестеров ждал, затаив дыхание, однако никаких уточнений дальше не последовало. Президент заговорил о том, что государство будет применять все предусмотренные законом меры, чтобы противостоять подобным попыткам и не допустить раскола. Он строго предупредил так и не названных экстремистов о пагубности любых покушений на государственность и порядок управления. В заключение, он призвал граждан сохранять спокойствие и не позволить увлечь себя вздорными, не имеющими ничего общего с реальностью идеями, на которых пытаются спекулировать "определенные круги".

На этом выступление закончилось. На экране вновь буйствовала реклама, и Гонта поспешно выключил телевизор. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

- Ну и что это значит? - не выдержал первым Гонта.

- Он сказал то, что должен был сказать любой на его месте, - Магистр пожал плечами. - Ничего иного и не следовало ожидать. Важно, какие слова были произнесены за кадром. И, кстати, произносятся сейчас.

Нестеров не мог не задать вопроса, который вертелся у него на языке с самого утра:

- Кто он, президент?

Снова возникла короткая пауза.

- Мне не приходилось встречаться с ним близко, - медленно проговорил Магистр. - Кто он? Я не знаю. Но, к сожалению, в данном случае это не существенно. В сегодняшней ситуации от него мало что зависит. Так что давайте просто работать. В новом ДП нужно как можно скорее создавать базу. Думаю, Гонта, правильней будет, если этим займетесь вы.

- А я? - обиженно спросил Нестеров.

- И вы, конечно, Олег. Вы как никто имеете на это право. Мне кажется, ваш новый друг тоже не против к вам присоединиться? - мягко поинтересовался Магистр.

Непроницаемая каменная маска на лице Погодина, которую тот словно создал и застегнул на тугие ремешки, едва в квартире появился Магистр, дала сеточку трещин. Погодин был вправе согласиться, или отказаться, или вообще не давать никакого ответа. Но одновременно он совершенно точно знал, что не может лгать Магистру и его друзьям. Неведомо откуда взялось странное ощущение, что лукавство сейчас равнозначно потере лица. И при том совершенно неважно было, останется ложь нераскрытой или нет. Собственно, Погодин всегда полагал ложь грехом лишь до определенной степени. В мире, который сделался для него привычным за последние пятнадцать лет, ложь была лишь одним из способов выживания - и для Погодина, и для тех, кто стоял на ступеньках служебной лестницы рядом, или выше, или ниже - какая разница! - правила для всех были одинаковы. Но сейчас он понимал, что лгать невозможно. Да и не хотелось ему лгать совершенно. Странное ощущение владело им теперь: его прежняя жизнь рушилась, грядущее не обещало ничего, кроме неизвестности, но отчего-то он не испытывал по этому поводу никакого сожаления.

- Я был бы рад, - сказал Погодин.

- Если у вас есть близкие, то...

- Семьи у меня нет, - прервал Погодин Магистра, наплевав на риск показаться невежливым. - Я буду работать с вами.

- Очень хорошо!

Магистр кивнул, принимая услышанное как нечто само собой разумеющееся. Конечно, именно так он и должен был отреагировать, но все же Погодин немного обиделся. Ни Магистр, ни Гонта с Нестеровым не представляли, что означал для Погодина этот шаг - полностью и навсегда разрывающий сегодняшний его день с днем вчерашним. Его относительно определенное прошлое с абсолютно неизвестным и непредсказуемым будущим. Состояние защищенности с отсутствием надежды на защиту и прощанием с самой надеждой. Автоматическая перемена профессионального статуса преследователя на преследуемого.

- Кое-что во вчерашней суете мы все же успели сделать, - сказал Магистр. - Подготовили несколько трейлеров с материалами и оборудованием. Собирали наскоро, выскребли все резервы, но всем необходимым на первое время вы будете обеспечены. Колонна будет ждать вас сразу после Твери. Кстати, Гонта, трейлер ко Входу доберется?

- Даже два, - хмыкнул Гонта. - Но только сегодня и если не будет дождя. Дорога туда заброшена давненько.

- Значит, в ближайшее время нужно будет позаботиться и о дороге, - кивнул Магистр. -Думаю, этим следует заняться Байкалу.

Разговор прервался телефонным звонком. Магистр снял трубку, некоторое время слушал, отвечая короткими, малопонятными со стороны репликами, и лицо его постепенно мрачнело.

- Продолжаем делать то, что должны, - закончил он в конце разговора с невидимым собеседником. - Ничего иного нам просто не остается.

Он положил трубку и повернулся к остальным, напряженно ожидавшим сообщения.

- Кажется, события разворачиваются по наихудшему сценарию, - сказал Магистр. - Милиция и спецслужбы с помощью нюхачей начали охоту на селектов. Анималы и пособники организуют группы погромщиков под видом "возмущенных граждан" и нападают на наши центры, расположение которых им известно. Институт разгромлен и подожжен, есть убитые и раненые. Атакуются новгородский и иркутский Периметры... Он остановился и посмотрел на Погодина:

- Боюсь, Юра, мы становимся для вас очень опасной компанией. Никто из нас не обидится, если вы сейчас измените решение.

- Поздновато будет, - мрачно ухмыльнулся Погодин. - Валдайское приключение мне все равно не простят. Тут хоть так, хоть этак - выбирать уже не приходится. Давайте лучше делом займемся, пока эту квартиру не вычислили...

И словно ответом на его слова в дверь сначала позвонили, а потом немедленно начали с силой бить чем-то тяжелым.

* * *

- Григорьева к командиру! - прозвучало из репродуктора.

Сидевшие кружком у телевизора летчики обернулись и с одинаковым сочувствием взглянули на Григорьева. Все они были в летных комбинезонах, и лишь он один в повседневной форме. Командир звена майор Григорьев - стремительно лысеющий человек с усталым, словно слегка отекшим лицом - с неудовольствием закрыл книжку и бросил на стол рядом с летным шлемом. Сегодня ему исполнилось сорок два. Не юбилей - просто очередная дата, еще один шаг к пенсии, повод для выпивки за столом с сослуживцами. Стол будет скромным, да и гостей всего шестеро - большего Григорьев себе позволить не мог. Однако это обстоятельство было лишь одним из множества причин его совсем не праздничного настроения. До выхода в отставку оставалось три года, если не спишут раньше по состоянию здоровья. Потом - полная неопределенность. Служебную квартиру в военном городке придется оставить и возвращаться в дом родителей в маленьком городке под Калугой. Работы там он, конечно, не найдет. Чтобы прокормить семью, регулярно помогать дочери-студентке его маленькой пенсии, конечно же, не хватит. Начинать собственный бизнес "купи-продай" - об этом Григорьев думал с содроганием. Всю сознательную жизнь он прожил по уставу и весьма плохо представлял, что творится за гарнизонной оградой.

Вызов к полковнику Щербе был еще одной каплей в сегодняшнюю чашу уныния. Ничего хорошего Григорьев от этого вызова не ожидал. Щербу, назначенного сюда год назад, он не любил. Впрочем, подобных чувств к полковнику в гарнизоне не испытывал никто, что того совершенно не тяготило. На чувства подчиненных Щербе было плевать.

- Может, комбинезон оденешь, Михалыч? - сказал старший летчик звена капитан Лесневский.

- Обойдется, - раздраженно отмахнулся Григорьев. - Полчаса до конца дежурства. Проглотить не проглотит и до конца не сожрет, что-нибудь да выплюнет. На вечер останется.

До окончания дежурства оставалось всего полчаса. Влезать в тяжелый жаркий комбинезон ради того, чтобы показаться в нем на пару минут Щербе, которому взбрело в голову покомандовать, Григорьев не желал. В конце концов, имеет он право отметить день рождения по-человечески? А что Щерба ему сделает? Дальше тундры все равно не сошлет.

За столом небольшой приемной перед командирским кабинетом с непроницаемым лицом сидел лейтенант Круглов.

- Как он? - спросил Григорьев.

- Хуже, чем обычно, - почти не разжимая рта, процедил тот. - Такое впечатление, что его час назад кто-то накрутил по самое некуда.

Григорьев обреченно вздохнул и толкнул дверь:

- Майор Григорьев по вашему приказанию...

- Почему не в комбинезоне? - прервал Щерба. - Вы что, устав забыли?

- Так ведь через полчаса дежурство кончается, товарищ полковник, - Григорьев хотел было упомянуть о своем дне рождения, но благоразумно воздержался.

- Боевое дежурство! - свирепо сказал Щерба. - Это тебе не билетики отрывать у дверей в бордель. Твое звено тоже уже в исподнем? Под суд пойдешь, майор!

- Звено в порядке. Согласно уставу.

Григорьев стоял не шелохнувшись и "ел" вытаращенными глазами мрачное лицо начальства. Буря сейчас отгремит, был уверен он. Боевые дежурства давно превратились в пустую формальность. О внезапных боевых учениях в части забыли лет десять назад - на них не было ни денег, ни горючего. Что до редких тренировочных вылетов - их расписание было известно на полгода вперед каждому прапорщику подразделения. "Что же ему надо?" - с досадой спрашивал себя Григорьев.

Он приготовился к продолжению разноса, но к вопросу о форме Щерба больше не возвращался. Но дальше началось то, чего Григорьев ожидать не мог никогда.

- Что с боезапасом? - спросил Щерба.

- Боезапас в норме, - растерянно сказал Григорьев. - Все как положено, товарищ полковник.

Какого черта он спросил про боезапас? Свою "сушку" с полным боекомплектом Григорьев поднимал в воздух всего пять раз в жизни. Четырежды - в Чечне и один раз на показательных бомбометаниях и стрельбах, устроенных министром обороны накануне переизбрания президента. Учитывая необычайно возросшее количество чепэ и всяческих нештатных ситуаций в воинских частях, дежурные звенья хоть и держали согласно регламенту вооруженными, но в воздух не поднимали никогда. Даже при редких тренировках наземного персонала использовали исключительно муляжи бомб и ракет.

- Получен боевой приказ командования, - Щерба внимательно следил за реакцией Григорьева на каждое свое слово. - Вашему звену приказано нанести в девятнадцать ноль-ноль бомбовый удар по наземной цели в квадрате, координаты которого находятся в этом конверте. Вы вскроете его только после взлета и передадите звену. Не раньше!

Он взял со стола и протянул Григорьеву конверт, потом отвернулся и нажал кнопку на пульте внутренней связи.

- Дежурный ИАС [ИАС - инженерно-аэродромная служба, в ведении которой находится складирование, охрана боеприпасов и снаряжение ими самолетов, стоящих на боевом дежурстве.] старший лейтенант Головко слушает, товарищ полковник! - высыпалась из динамика пулеметная скороговорка.

- Дугина к аппарату!

- Начальник ИАС майор Дугин слушает, товарищ полковник! - раздалось уже через несколько секунд.

- Заменить дежурному звену "ФАБ-250" на "ВАБ-300". Полчаса тебе на все про все, Дугин. Лично отвечаешь. Понял меня? Об исполнении доложить немедленно!

- Есть, товарищ полковник! Заменить "ФАБ-250" на "ВАБ-300"!

Щерба отключил связь и повернулся к Григорьеву.

- Ну что, есть вопросы?

- "ВАБ-300", - в замешательстве пробормотал Григорьев. - Простите, товарищ полковник, это... в каком смысле?

- Ты забыл, что такое "ВАБ-300"? - Щерба усмехнулся. - Ну ты даешь! Тебя, Григорьев, и в бордель, пожалуй, не возьмут.

Но усмешка пропала, и взгляд Щербы тут же налился свинцом,

- Вам приказ понятен?!

- Так точно! - отчеканил Григорьев.

- Вскроете конверт и сообщите координаты цели экипажам только после взлета и набора высоты. Вы поняли?

- Так точно!

- Выполняйте!

Григорьев по-уставному повернулся "кругом" и деревянными шагами двинулся к двери.

- Стойте! - услышал он, остановился и снова совершил оборот на сто восемьдесят градусов.

- У вас, кажется, сегодня день рождения? - спросил Щерба, и тон его показался Григорьеву почти ласковым. От такой неожиданности Григорьев растерялся и сумел лишь утвердительно мотнуть головой.

- Вы что, думаете, что я о личном составе не думаю? Думаете или не думаете?

Григорьев попытался быстро проанализировать вопрос, но у него ничего не получилось. Поэтому ответил привычно:

- Так точно! - только добавил неуставное: - Вы правы, товарищ полковник.

- Вот именно, - кивнул Щерба. - Так вот, информирую. Представление на присвоение вам очередного звания отправлено на прошлой неделе. Через месяц будете вторую звезду на двух просветах обмывать. Но это не все. В случае успешного выполнения задания сверлите в кителе дырку для ордена. Можете, кстати, передать то же самое всем экипажам вашего звена. Это я официально говорю. Но только в случае успешного выполнения задания. Вы поняли?

- Так точно! - автоматически ответил Григорьев. - Разрешите исполнять?

- Я лечу вместе с вами, - сказал Щерба. - На своем самолете. Задание крайне ответственное, поэтому меня обязали лично проконтролировать полет. Но звено поведете вы, майор. Выполнение приказа - полностью на вашей ответственности. Вы поняли?

- Понял я, - пробормотал Григорьев, которого уже начала тяготить манера Щербы считать всех подчиненных абсолютными дебилами. Но тут же внутренне собрался и четко повторил: - Я все понял!

- Вот теперь идите. Вы свободны.

Теперь Григорьев наконец-то получил возможность исполнить долгожданную команду "кругом марш". Чеканя шаг, словно на параде, он прошел через двери и приемную, не повернув головы в сторону жадно любопытствующего Круглова, и позволил себе притормозить, лишь оказавшись на свежем воздухе.

Ошеломление услышанным не проходило. Очередное звание подполковника - это, конечно, неплохо. Если не считать того, что Григорьев должен был законно получить его два года назад. Сначала представление задержала некая штабная тварь, которой Григорьев отказал в просьбе перевезти на своей "сушке" награбленное у армии добро. Видимо, эта же тварь, сжигаемая чувством мести, продолжала тормозить служебный рост Григорьева и впоследствии. Когда в часть пришел Щерба, документы на производство Григорьева в подполковники Российской армии так и оставались сыреть и гнить под штабным сукном.

Краткая радость Григорьева сменилась чередой неизбежных вопросов. Что это, собственно, за игры такие? Зачем понадобилось заменять штатные "ФАБы" - фугасные авиабомбы на "ВАБ-300" - вакуумные чудовища, оружие, уступающее по мощности лишь тактическим ядерным зарядам. Одна такая бомба была способна превратить в пыль и щебень целый городской квартал. Тренировочные бомбометания "ВАБов" проводили только на специальных военных полигонах, удаленных от человеческого жилья на сотни километров. Какому идиоту взбрело в башку устраивать подобные спектакли в получасе лета от базы? Единственный тренировочный полигон, известный Григорьеву, находился в трехстах километрах отсюда. Но там "МиГи" и "сушки" стреляли исключительно болванками. Открыли новый? Специально для вакуумных монстров? Что там, черт, за координаты в этом конверте?!

Григорьев взглянул на белый прямоугольник, зажатый в левой руке. И левая да и правая рука тоже страшно чесались вскрыть конверт прямо сейчас. Но многолетняя привычка не позволяла нарушить приказ. Он сложил конверт вдвое и сунул в нагрудный карман форменной рубашки.

* * *

Гонта метнулся к окну, выглянул на улицу. - Не прорвемся, Магистр, - деловито сказал он. - Крупно они нас обложили. С милицией и спецназом.

Не знаю, что за команда за дверью, но внизу точно анималы и нюхачи. Закрыться нам, пожалуй, не удастся. Наверняка вооружены до зубов, палить будут при первой возможности. Можно, конечно, нам с вами вместе попытаться ударить блоком...

Магистр отрицательно покачал головой.

- Если они знают, что я здесь (а в последнее время они очень много чего знают), наших с вами сил не хватит.

- Тогда надо вызывать подмогу.

- Боюсь, они это тоже предусмотрели. Возможно, даже именно этого от нас и ждут. Мы просто подставим наших товарищей.

Стук в дверь на мгновение сменился тишиной, потом на лестничной площадке что-то здорово громыхнуло.

- Дилетанты! - презрительно воскликнул Гонта. - Заряд на замок налепили. Не смогли разобрать, что дверь-то сейфовая. Тут либо автоген нужен, либо шнур по всему периметру. Но тогда они заодно и все остальные двери на этаже высадят.

- Думаю, про нашу замечательную дверь они скоро сообразят, - заметил Магистр. - И автоген раздобудут. Да и, если понадобится, полдома разнесут, это их не остановит.

Погодин достал пистолет, немного оттянул затвор, убеждаясь, что патрон находится в патроннике, и со щелчком взвел курок.

- Не знаю, как насчет вас, а меня они точно в плен брать не станут, - с коротким смешком сказал Погодин, отвечая на вопросительный взгляд Магистра. - Но выходить "лапки вверх" я не намерен.

Удары в дверь тем временем возобновились. Тяжелая кувалда с тупым упорством бухала в бронированную сталь. От сотрясений по штукатурке побежали трещины.

- Минут пятнадцать у нас еще есть, - пожал плечами Гонта. - Давайте решаться, Магистр. Вы, кстати, плавать умеете?

- Между прочим, молодой человек, я чемпион Московской универсиады пятьдесят второго года, - с некоторой обидой ответил Магистр. - На дистанции двести метров баттерфляем я установил рекорд города, который держался около трех лет. Так что думать в данном случае нужно не обо мне, а о наших друзьях.

- Я тоже неплохо плаваю, - сказал Нестеров. - Правда, баттерфляем не умею.

- Сейчас этот стиль называется "дельфин", - объяснил Гонта. - Я прав, Магистр?

- Плавание-то тут при чем? - недоуменно спросил [ Погодин.

После очередного удара в дверь от стены отвалился кусок штукатурки площадью с полметра и рухнул на паркет, наполнив воздух пылью.

- Ваше предложение мне понятно, Гонта, - сказал Магистр, недовольно отворачиваясь от пыльного облака. - Ну а дальше-то мы что будем делать? У нас там нет станции, соседние ДП не исследованы вовсе.

- В данном случае самое главное, уважаемый Магистр, что других предложений у нас нет, - ответил Гонта. - Разве вы со мной не согласны?

Удары вновь прекратились. За дверью шла подготовка к решающему штурму.

- Пора, - Гонта бросился к стенному шкафу и выволок из него два ярко-оранжевых спасательных жилета. - Одевайте, Магистр! И ты, Олег. Надувать можно прямо здесь. Жаль, не на всех, но и этого хватит.

- Откуда это, Гонта? - изумился Магистр.

- Я хотел туда еще раз сходить, - опустил глаза тот. - В принципе, там могло бы быть неплохо.

- Вообще, я вас давно подозревал в авантюризме, - тоном классного руководителя сказал Магистр. - Как вижу, не напрасно.

- Разумеется, Магистр, я обязательно поставил бы вас в известность, - принялся оправдываться Гонта. - Юра, ствол свой закрепи понадежней, возможно, нас немного покачает. А он нам еще очень даже пригодится... Все. Пошли!

Солнце било напрямую в окна квартиры, и яркую фиолетовую вспышку за ее стеклами заметил лишь сотрудник офиса напротив, смотревший в этот момент поверх своего компьютера в окно как раз в нужном направлении. Немного удивившись, он вгляделся внимательнее, ничего не обнаружил и отвернулся, решив, что увидел отраженный отблеск электрического разряда на пантографе троллейбуса, проезжавшего по проспекту.

Те, кто находился на лестничной клетке, вообще ничего не видели и видеть не могли, потому что рассредоточились этажом выше и ниже в ожидании взрыва, который должен был, наконец, справиться с непокорной дверью. Взрыв шарахнул примерно через минуту, вышибив дверь вместе с частью кирпичной кладки. Одновременно он покорежил двери двух соседних квартир и оглушил кошку, все это время прятавшуюся в полном ужасе от происходящего под выставленным в квартирный отсек шкафом. Последнего потрясения кошка перенести не смогла. С пронзительным воем, уже совсем ничего не соображая, она вылетела из клубов дыма и пыли прямо в лицо первому из подбежавших, разодрала в клочья щеку и умчалась вверх по лестнице.

Жертва ее нападения - некто Мануйлов по кличке Манал - заорал так же истошно и несколько раз выстрелил перед собой в дымный мрак. Одна из выпушенных пуль вернулась к нему рикошетом, угодив в бедро. Манал повалился на пол. Те, кто бежал за ним, решили, что это отстреливаются осажденные в квартире, и немедленно открыли интенсивный огонь.

Через пару минут пальба постепенно утихла. Безжалостно топча поверженного, стонущего Манала, нападавшие ворвались в квартиру.

- Никого! - недоверчиво воскликнул кто-то из них. - Опять их штучки! Давай нюхача сюда, быстро!

Но и доставленный снизу нюхач, жалкое полубезумное существо без возраста и пола, то и дело разражавшееся бессмысленным хихиканьем, не обнаружил ровным счетом ничего.

* * *

- Вышка! Я триста двадцать первый! Запуск! - сказал в микрофон Григорьев, привычно проверяя глазами показания приборов.

- Запускайте! - подтвердил диспетчер полетов. Пальцы Гигорьева автоматически сновали по панели управления. Мощь проснувшихся двигателей летающей машины передалась его телу через кресло легкой дрожью.

- Звено! Запуск!

- Я триста двадцать второй! Запуск!

- Триста двадцать третий! Запуск!

- Я триста двадцать четвертый! Запуск!

- Разрешаю! - ответил Григорьев, отдаваясь странному, сладкому и одновременно тревожному ощущению, которое неизменно охватывало его перед каждым взлетом,

- Триста двадцать второй готов, - раздался в шлемофоне голос его ведомого, и спустя секунду о готовности теми же словами доложила вторая пара.

Дежурное звено "сушек", как и положено нормативными положениями военной российской авиации, состояло из четырех самолетов. Две пары, в каждой ведущий и ведомый. Командир звена майор Григорьев и его ведомый старлей Кольцов. Позывные - триста двадцать первый и триста двадцать второй. Старший летчик капитан Лесневский и ведомый капитан Павлов. Триста двадцать третий и триста двадцать четвертый. Два года назад капитан Павлов был майором и готовился, как и Григорьев, в подполковники, но в результате впечатляющего и звучного выступления в единственном ресторане близлежащего городка погоны его приобрели по три новые звездочки, одновременно лишившись одного просвета.

Григорьев дружил с Павловым много лет, и в тот печальный день они, естественно, в ресторане были вместе. Пришли в ресторан и сидели за столиком вдвоем. Только вдвоем - без жен, без намерения предаться каким-либо иным безобразиям, кроме крепкого мужского пьянства, когда в заведение ввалилась стая местных бандитов, с полным основанием полагавших себя хозяевами здешней жизни. Ни Григорьев, ни Павлов не склонны были ввязываться в скандал, последствия которого предполагались печальными во всех отношениях - от повреждений физической личности до порчи личности виртуальной, заключенной в отделе кадров между картонных корочек папки под обобщенным названием "Личное дело офицера Советской армии". Армия, понятно, была уже не Советская, но корочки менять не торопились - лишние траты ни к чему, все равно, кроме кадровиков да начальников, их никто никогда не увидит.

Бандиты вели себя мерзко, нагло. Остальные посетители - те, кто сразу не ушел, - делали вид, что ничего не замечают. Григорьев с Павловым тоже долго тер-[ пели безобразие, хмуро выпивая водку. Но только до тех пор, пока какой-то толсторожий отморозок из банды не схватил прямо возле их стола официантку за ягодицу, сжав пальцы с такой силой, что женщина завопила от боли на весь зал, перекрыв своим криком нестройное бренчание перетрусивших музыкантов.

Григорьев бы тихо сидел и дальше, а Павлов не смог. Он молча встал и хрястнул бандита бутылкой из-под шампанского донышком в покатый лоб, надолго уложив его на пол. Все произошло достаточно быстро, и товарищи отморозка не сразу разобрались, что к чему. Летчики немедленно начали организованное отступление и почти добрались до выхода, когда до хозяев жизни, наконец, доперло, кто именно обидел их товарища.

Они бросились налетчиков всей стаей и непременно убили бы или изувечили обоих, кабы не Павлов. Неожиданно для всех, и для Григорьева в первую очередь, Павлов выхватил из-под кителя табельный "ПМ" и хладнокровно, как на стрельбах в тире, прострелил ноги троим набегавшим бандитам. Атака немедленно захлебнулась, Григорьев с Павловым спокойно вышли из ресторана и добрались до военного городка. Неприятности начались примерно через неделю. Информация о стрельбе в ресторане попала в местную прессу. Причем происшедшее было подано как произвол обнаглевших вояк, пропивших казенное имущество и заодно продавших Родину потенциальному противнику за сотню жалких баксов.

Военная прокуратура возбудила уголовное дело. Спустя пару месяцев мучительного для Григорьева и Павлова расследования оно было прекращено за отсутствием состава преступления. Скандал только что вступившему в должность Щербе был не нужен, и он весьма умело спустил дело на тормозах, чем на первых порах заслужил признательность не только бывших обвиняемых, но и всей части. Григорьева сильно удивило тогда, как легко Щербе, появившемуся в части совсем недавно и не успевшему обрасти полезными знакомствами и связями, удалось это сделать. Но самым поразительным оказалось то, что братки, клявшиеся отомстить летчикам страшной местью, в какой-то момент вдруг дружно изменили показания, фактически обвинив в случившемся своих пострадавших приятелей. Да и сами потерпевшие выложили следователю написанные как под копирку заявления, что никаких претензий к обидчику не имеют.

В результате действия Павлова были признаны необходимой обороной, от уголовной ответственности он был освобожден. Но за грубейшее нарушение дисциплины, "выразившееся в несанкционированном выносе за пределы части табельного оружия и создании обстоятельств, угрожающих жизни и здоровью гражданских лиц", Павлова выгнали из командиров звена в летчики и понизили в звании на одну ступень. Григорьева не тронули вообще, из-за чего он долго испытывал перед Павловым чувство вины.