за дорогой, мозг методично сортировал факты и без увиливаний пришел к
трудному решению. Он знал, что никогда не сможет доказать свою
невиновность. Каким образом? Он был так же виновен в убийстве, как и все
остальные. Они указали на него, и он был обвинен, как единственный убийца
леди Саттон.
спрятаться надолго. Значит, остается подпольная жизнь в жалких укрытиях на
несколько коротких месяцев только затем, чтобы быть пойманным и
приведенным в суд. Это было бы сенсацией. Но Пил не собирался позволить
своей жене наслаждаться зрелищем, как после зачтения приговора его потащат
на виселицу.
строил планы, управляя машиной. Было бы дерзостью поехать прямо к себе
домой. Они никак не подумают искать его там... по крайней мере, какое-то
время. Достаточное время, чтобы он успел сделать то, что задумал.
Вендетта, сказал он, кровь за кровь. Он ехал по Лондону к Челси-сквер -
дикий, бородатый человек, больше похожий теперь на пирата.
было, дом выглядел тихим и зловещим. Когда он выехал на улицу и увидел
фасад своего дома, его мрачно позабавило то, что целое крыло было
уничтожено бомбардировкой. Очевидно, катастрофа произошла за эти дни, так
как булыжник был аккуратно собран в кучу и разрушенная сторона здания
огорожена.
слуг. Он остановил машину, выскочил и быстро прошел к парадной двери.
Теперь, приняв решение, он действовал быстро и решительно.
и ручку, сел за стол. Красиво, с юридической аккуратностью написал
завещание - он был хладнокровно уверен, что в суде найдется специалист по
почеркам. Потом прошел к передней двери, выглянул на улицу, позвал двух
проходящих рабочих и попросил засвидетельствовать его завещание, после
чего с благодарностью заплатил им и проводил из дома. Запер за ними дверь.
инстинкт собственника, понял он, ведет меня этим курсом. Я хочу сохранить
свою фортуну даже после смерти. Я хочу сохранить свою честь и достоинство,
несмотря на смерть. Казнь же произойдет быстро. Казнь - вот точное слово.
затем кивнул и прошел на кухню. В бельевом шкафу он набрал полные руки
простыней и полотенец, и законопатил ими окна и дверь. Затем, с запоздалой
мыслью, взял большую картонную коробку и написал на ней крупными буквами:
"ОПАСНО! ГАЗ!" Откупорив дверь, он положил ее на пол снаружи.
духовки и включил газ. Газ зашипел, вонючий и холодный. Пил опустился на
колени, сунул голову в духовку и стал глубоко дышать. Он знал, что пройдет
немного времени, прежде чем он потеряет сознание. Он знал, что боли не
будет.
благодарностью расслабился, ожидая смерти. Хотя он жил твердой,
геометрически размеренной жизнью и шел прагматическими путями, теперь в
его сознании всплыли наиболее сентиментальные моменты жизни. Он ни в чем
не раскаивался. Он ни о чем не жалел. Он ничего не стыдился... И однако,
он думал о том времени, когда познакомился с Сидрой, с печалью и
ностальгией.
когда обожал ее, как богиню юности, красоты и доброты. Он верил,
несчастный влюбленный, что она была всем, а он - ничем. Это были великие
дни, дни, когда он закончил Манчестерский колледж и приехал в Лондон
создавать репутацию, ловить фортуну, строить всю жизнь - длинноволосый
юноша с пунктуальными привычками и образом мышления. Задремав, он
прогуливался по воспоминаниям, словно глядел развлекательную пьесу.
перед духовкой уже минут двадцать. Что-то здесь не так. Он не забыл химию
и знал, что за двадцать минут газ непременно лишил бы его сознания. В
замешательстве он поднялся на ноги, потирая затекшие колени. Сейчас не
время для анализа. Погоня может в любой момент сесть ему на шею.
более быстрый.
бельевую веревку и вышел из кухни, пнув по пути коробку с предупреждающей
надписью. Пока он рвал ее на куски, его встревоженный взгляд метался в
поисках надлежащего места. Да, здесь, на лестнице. Он может привязать
веревку к балке и встать на карниз над ступеньками. Когда он прыгнет,
будет футов десять до земли.
через балку. Поймал свободный конец, обернувшийся вокруг балки. Один конец
веревки он привязал к перилам, на другом сделал широкую петлю и навалился
на веревку всем весом, проверяя ее на прочность. Несомненно, она выдержит
его вес, нет никаких шансов за то, что она порвется.
Веревка имела достаточный запас, чтобы дать ему пролететь футов шесть.
Весил он сто пятьдесят фунтов. Этого вполне достаточно, чтобы быстро и
безболезненно затянуть в конце падения узел. Пил замер, сделал глубокий
вдох и, не побеспокоившись помолиться, прыгнул.
жить. Тридцать два фута в секунду, поделенные на шесть, дают ему почти
пять... Сильный рывок потряс его, в ушах громом прозвучал треск,
агонизирующая боль пронеслась по всему телу. Он задергался в
конвульсиях...
шею, понимая, что не умер неизвестно почему. Ужас бегал по коже невидимыми
мурашками, он долго висел и дергался, отказываясь поверить, что случилось
невозможное. Он извивался, пока холод не пронизал мозг, введя его в
оцепенение, разрушая его железный контроль.
он открыл нож - тело было словно парализовано и плохо слушалось. Он долго
пилил ножом веревку, пока остатки волокон не порвались, и упал с высоты
нескольких футов на лестничные ступеньки. Еще не поднявшись, он
почувствовал, что сломана шея. Он ощущал края переломанных позвонков.
Голова застыла под острым углом к туловищу, и он видел все вверх
тормашками.
чтобы можно было понять до конца. Он не пытался хладнокровно оценить
происходящее. Не было ни дополнительных фактов, ни логики. Он поднялся по
лестнице и бросился через спальню Сидры к ванной, где иногда они мылись
вдвоем. Он долго шарил в медицинском шкафчике, пока не достал бритву:
шесть дюймов острейший закаленной стали. Дрожащей рукой он чиркнул лезвием
себе по горлу...
сложился пополам от боли, рефлекторно кашляя, дыхание со свистом
вырывалось из разреза в гортани. Пил скорчился на кафельном полу, кровь
била фонтаном при каждом ударе сердца и залила его всего. Однако, он
лежал, трижды убитый, и не терял сознания. Жизнь вцепилась в него с той же
неослабевающей силой, с какой он прежде цеплялся за жизнь.
зеркало. Кровь, что еще оставалась в нем, начала свертываться. И в то же
время, он мог дышать. Тяжело дыша, весь покалеченный, Пил проковылял в
спальню, пошарил в тумбочке Сидры и достал револьвер. Со всей оставшейся
силой он прижал его дуло к груди и трижды выстрелил в сердце. Пули
отшвырнули его к стене с ужасными дырами в груди, сердце перестало биться,
но он все еще жил.
пока тело - простая раковина - будет достаточным, чтобы содержать искру...
До тех пор жизнь не уйдет. Она владеет мной, эта жизнь. Но есть ответ... Я
еще в достаточной степени инженер, чтобы найти решение...
миллионы кусочков, - и оно перестанет быть чашей, содержащей его такую
упорную жизнь. Взрыв. Да! В доме никого нет. В доме ничего нет, кроме
инженерной смекалки. Да! Тогда как, с помощью чего? Он совершенно обезумел
и пришедшая ему идея тоже была безумной.
игральных карт. Он долго резал их ножницами на крохотные кусочки, пока не
нарезал полную чашку. Потом снял с камина подставку для дров и с трудом
разломал ее. Ее прутья были полыми. Он набил медный прут кусочками карт,
утрамбовал их. Когда прут был забит, положил в верхний конец три спички и
плотно закупорил его.
зажег ее и поместил прут в пламя. Затем пододвинул стул и сгорбился перед
нагревающейся бомбой. Нитроцеллюлоза - мощное взрывчатое вещество, когда
загорается под давлением. Это лишь вопрос времени, подумал он, когда медь
в свирепом взрыве разнесет его по комнате, разорвет на куски в
благословенной смерти. Пил скулил от муки нетерпения. из разрезанного
горла снова потекла кровавая пена. Кровь на одежде заскорузла.