открылась. Голубка вылетела и взмыла вверх - стремясь в небо, она быстро,
порывисто била крыльями. Катберт дернул за привязь, но опоздал; сокол уже
поднялся в воздух, и взлетел он неуклюже. Быстрым рывком крыльев птица
выправилась и с быстротой пули взмыла вверх, обгоняя голубку по вертикали.
и огромным корявым кулаком ударил Катберта в ухо. Мальчик упал, не издав
ни звука, хотя губы его искривились, обнажив десны. Из уха на сочную
зеленую траву медленно потекла струйка крови.
потекла быстрее.
голосе слышалась пьяная хрипотца. - Кайся на языке цивилизации, за которую
отдали жизнь люди, с коими тебе никогда не сравниться, червь.
губы были крепко сжаты в яркую, полную ненависти линию и не дрожали.
позабыл лик своего отца, чьи револьверы питаю надежду когда-нибудь носить.
подкрепи свои размышления голодом. Никакого ужина. Никакого завтрака.
неподвижно распластав в тихом весеннем воздухе взъерошенные мускулистые
крылья, он стал планировать. Потом, сложив крылья, камнем упал вниз. Птицы
соединились, и Роланду на секунду представилось, будто он видит в воздухе
кровь... но это, вероятно, были лишь его фантазии. Сокол издал короткий,
пронзительный торжествующий крик. Трепеща крыльями, вздрагивая, голубка
упала на землю, и Роланд побежал к добыче, бросив Корта и присмиревшего
Катберта.
пухлую белую грудку. Несколько перышек, качаясь, плыли по воздуху к земле.
кусок крольчатины. Поймав мясо на лету, сокол проглотил его, запрокинув
голову - по горлу и спинке прошла судорога - и Роланд попытался вновь
взять птицу на привязь.
Роланда глубокую рваную рану. И вернулся к своей трапезе.
нырнувший книзу, чтобы полоснуть, клюв Давида кожаную рукавицу. Он дал
соколу еще один кусок мяса и надел на птицу клобучок. Давид послушно
взобрался к мальчику на запястье.
Роланда, с которой капала кровь. Затаив дыхание и сжав зубы, чтобы не
вскрикнуть даже ненароком, мальчик стал, готовый получить затрещину,
однако Корт не ударил его.
мальчик, и никогда не будет бояться. Сокол - стрелок Господа.
воображением и, если в намерения Корта входило намекнуть на некую мораль,
то для Роланда она пропала даром: мальчик был достаточно прагматичен для
того, чтобы посчитать это заявление одной из немногих глупостей, слышанных
им за свою жизнь от Корта.
со стороны незрячего глаза учителя. Роланд не улыбнулся, но кивнул.
Катберта: - А ты помни, что должен подумать, червь. И попоститься. Нынче
вечером и завтра утром.
Благодарю за поучительный день.
язык имеет скверную привычку высовываться из дурацкого рта, стоит учителю
отвернуться. Быть может, настанет день, когда оба вы узнаете каждый свое
место. - Он опять отвесил Катберту солидный тумак между глаз, довольно
сильно, и Роланд услышал тупой, глухой звук: так стукает молоток, когда
поваренок вставляет кран в пивной бочонок. Катберт отлетел назад и упал на
лужайку. В первый момент его взгляд затуманился, стал незрячим, потом
прояснился, и парнишка с нескрываемой ненавистью уставился на Корта,
обжигая учителя глазами, из самой середки которых выглядывала яркая, как
кровь голубки, досада.
какой Роланд никогда не видел.
силах, приходи за мной, червь.
шаг - а тогда на траве, расцвечивая молодую зелень своей кровью, оказались
бы оба мальчика.
это, Катберт. Последний на сегодня урок.
Роланду. - А теперь марш. Оба. Если я еще немного погляжу на ваши тупые
физиономии, червяки, то выблюю все свои кишки.
спускался с холма, широко шагая кривыми коренастыми ногами. Он казался
могучим и, непонятно почему, доисторическим. На склоне горбушкой маячило
выбритое поседевшее местечко у него на темени.
улыбаться. На лбу у него таинственным образом вздувалось крупное гусиное
яйцо, лиловое и шишковатое.
Можешь поужинать со мной в западной кухне. Повар нам чего-нибудь даст.
Но даже если скажет, так что?
твоя голова стоит задом наперед и вверх тормашками.
зеленым лужайкам в обратный путь.
снедью пятнами белом облачении он выглядел огромным, а кожа этого человека
цветом походила на сырую нефть - из предков Хэкса четверть были
чернокожими, четверть - желтыми, четверть происходили с почти забытых ныне
(мир сдвинулся с места) Южных островов, и четверть - Бог весть откуда. В
огромных домашних туфлях с загнутыми носами он шаркал по трем заполненным
горячим, влажным паром комнатам с высокими потолками, точно пущенный малой
скоростью трактор. Хэкс относился к тем редким взрослым, кто прекрасно
общается с маленькими детьми, беспристрастно оделяя любовью их всех -
любовью не сахаринной, но деловитой, которой иногда не обойтись без
краткого объятия, как завершению крупной сделки - без рукопожатия. Он
любил даже начавших Обучение мальчуганов, хоть эти ребята и отличались от
прочих детей (не всегда заметно и в чем-то опасно; не так, как взрослые -
скорее, так, как если бы они были обычными детьми, которых легко коснулось
своим крылом безумие), и Катберт не был первым из учеников Корта, кого
повар кормил тайком. В эту минуту Хэкс стоял перед одним из шести
оставшихся от всего скарба электроприборов - огромной, неправильной формы
печью. Кухня была его личным владением, он стоял и смотрел, как мальчишки,
не жуя, заглатывают выданные им мясные объедки с подливкой. Впереди,
сзади, со всех сторон в пенящемся влажном воздухе, гремя кастрюлями,
помешивая тушеное мясо, стремительно сновали кухонные мальчики, поварята и
прочая мелкая сошка, а в нижнем ярусе гнули спину над картошкой и овощами.
В тускло освещенной нише кладовки поломойка с бледным, одутловатым, жалким
лицом и подхваченными тряпицей волосами шлепала по полу мокрой шваброй.
сказал повар, - подите к Мэгги, она вам даст пирога. А потом брысь.
тарелках огромные клинья пирога... но опасливо, словно мальчики были
дикими псами и могли укусить.
не было видно из кухни, они жадно, руками, сожрали пирог. Только через
несколько секунд мальчики заметили тени, упавшие на закругление дальней
стены широкой лестницы. Роланд схватил Катберта за руку.
удивленным.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Майер Стефани
Шилова Юлия