принять за иронию:
вышел из нее.
одну вещь?
всех сил стараясь скрыть раздражение, вызванное тем, что Шевек на пять
часов сбежал к инженерам.
(который, вероятно, и был источником дурного настроения Паэ) спросил:
повидали уже столько старых развалин, что вам должно бы на некоторое время
хватить.
После разговора с Оэгео его лицо так и осталось застывшим.
"Аналогию".
был уже при последнем издыхании, и Фонд просто-напросто стер его с лица
земли и построил заново.
направлению к повороту на Иеу-Эун, она проезжала мимо утеса на излучине
реки Сейссе, и на вершине утеса стояли развалины здания, тяжелого,
гнетущего, непримиримого, с разрушенными башнями из черного камня.
Невозможно было представить себе что-либо более несхожее с роскошными,
веселыми зданиями Фонда Космических Исследований, с эффектными куполами,
разноцветными заводами, аккуратными газонами и дорожками. И ничто другое
не могло придать им такое сходство с кусочками цветной бумаги.
голосом, как всегда, когда ему удавалось сказать бестактность в самый
неподходящий момент.
приготовившись постучать в стекло, отделявшее их от шофера.
необходимости входить в него и разыскивать камеру, в которой Одо провела
девять лет. Он знал, как выглядит тюремная камера.
почти над самой машиной. Лицо его было по-прежнему неподвижным и холодным.
"Я здесь уже давно, - говорил Форт, - и я все еще здесь".
Столовой Факультета, он сел один у незатопленного камина. В А-Ио было
лето, приближался самый длинный день года, и хотя был уже девятый час, еще
не стемнело. Небо за сводчатыми окнами все еще отливало своим дневным
цветом - чистой, нежной голубизной. Теплый воздух был напоен ароматом
скошенной травы и мокрой от дождя земли. В Часовне, за рощей, горел свет,
и слабый ветерок доносил едва слышные звуки музыки. Не птичьего пения, а
музыки, созданной человеком. Шевек прислушался. Кто-то разучивал в Часовне
на фисгармонии Числовые Гармонии. Шевеку они были так же знакомы, как
любому уррасти. Одо, обновляя отношения между людьми, не попыталась
обновить основные соотношения в музыке. К необходимому она всегда
относилась с уважением. Анарресские Первопоселенцы оставили на Уррасе
законы, созданные людьми, но взяли с собой законы гармонии.
все темнее. Шевек оглядел ее: идеальные двойные дуги окон, слабо
поблескивающий за краями ковра паркет, смутно различимый изгиб каменного
камина, обшитые панелями стены, восхитительные своей пропорциональностью.
Это была очень красивая и человечная комната. Это была очень старинная
комната. Этот Дом Преподавателей Факультета, как ему сказали, был построен
в 540-м году, четыреста лет назад, за двести тридцать лет до Заселения
Анарреса. Целые поколения ученых жили, работали, беседовали, умирали в
этой комнате еще до того, как родилась Одо. Звуки Числовых Гармоний веками
доносились сюда через газон, сквозь темную листву рощи. "Я здесь уже
давно, - говорила эта комната Шевеку, - и я все еще здесь. А ты-то что
здесь делаешь?"
изобилие этого мира, достигнутое, заслуженное и хранимое трудом,
преданностью, верностью его народа. Рай - для тех, кто создает Рай. Он
здесь чужой. Он - переселенец, один из племени, отрекшегося от своего
прошлого, от своей истории. Анарресские Первопоселенцы отвернулись от
Старого Мира и его прошлого, выбрали будущее - и только лишь будущее. Но
так же неизбежно, как будущее становится прошлым, прошлое становится
будущим. Отречься - не значит достигнуть. Одониане, покинувшие Уррас, были
не правы в своей отчаянной и мужественной решимости отречься от своей
истории, отказаться от возможности возвращения. Путешественник, который не
хочет вернуться или послать обратно свои корабли, чтобы рассказать о том,
что он сумел увидеть и узнать, - не путешественник, а всего лишь искатель
приключений, и сыновья его рождаются в изгнании.
часть Урраса. Но и не часть того мира, в котором родился.
пребывания на борту "Внимательного", снова вспыхнули в нем, и он понял,
что это - его истинное состояние, истинное и безусловное, как бы он его не
игнорировал и сколько бы ни подавлял.
избравшего изгнание. В своем собственном мире он всегда был одинок, потому
что сам себя изгнал из своего общества. Первопоселенцы сделали один шаг
прочь. Он сделал два. Он был сам по себе, потому что пошел на
метафизический риск.
два мира, к которым не принадлежит.
темными пятнами листвы и башни Часовни, над темной линией холмов, которые
ночью всегда уменьшались и отдалялись, появился и все усиливался свет,
разливалось мягкое сияние. "Луна всходит", - подумал он с чувством
благодарного узнавания. Цельность времени не прерывается. Маленьким
ребенком он видел, как всходит Луна, из окна барака в Широких Равнинах, с
Палатом; мальчишкой видел ее восход над холмами; видел его над иссохшими
равнинами Пыли; над крышами Аббеная, когда рядом с ним смотрела на восход
Луны Таквер.
холмами всходил Анаррес, полный, серовато-коричневый с голубовато-белым,
сверкающий. Свет родной планеты наполнил его пустые руки.
повернул на юг, и свет заходящего солнца, упав на лицо Шевека, разбудил
его. Он проспал большую часть дня - третьего дня долгого путешествия. Ночь
прощальной вечеринки осталась позади, между нею и им лежало пол-мира. Он
зевнул, протер глаза, помотал головой, пытаясь вытрясти из ушей шум
двигателя дирижабля, и, сообразив, что путешествие подошло к концу, что
они, должно быть, уже подлетают к Аббенаю, проснулся окончательно. Он
прижался лицом к пыльному окошку. Действительно, там, внизу, между двумя
ржаво-рыжими грядами низких гор, лежало большое обнесенное стеной поле -
Космопорт. Он жадно смотрел, пытаясь разглядеть, нет ли на посадочной
площадке космического корабля. Каким бы презренным ни был Уррас, все же он
- другая планета; ему хотелось увидеть корабль из другого мира, корабль,
пересекший иссохшую и грозную бездну, вещь, сделанную руками инопланетян.
Но никаких кораблей в порту не было.
оставались в Порту ровно столько времени, сколько требовалось на разгрузку
и погрузку. Они не были желанными гостями. Больше того, некоторые
анаррести воспринимали их как постоянно возобновлявшееся унижение.
машин и электронные элементы, для производства которых на Анарресе не было
оборудования, а часто и новую породу какого-либо плодового дерева или
злака - на пробу. Обратно на Уррас они возвращались с полным грузом ртути,
меди, алюминия, урана, олова и золота. Для них это было очень выгодной
сделкой. Распределение их груза восемь раз в год было самой престижной
функцией Уррасского Совета Правительств Планеты и главным событием на
Все-Уррасской фондовой бирже. По существу, Свободная Планета Анаррес была
рудничной колонией Урраса.
Аббенае раздавались яростные протесты: "Почему мы продолжаем эти
спекулянтские сделки с воинствующими собственниками?" А более
здравомыслящие люди каждый раз отвечали одно и то же: "Если бы уррасти
добывали эти руды сами, это обходилось бы им дороже; поэтому они нас не
оккупируют. Но если бы мы нарушили торговое соглашение, они применили бы
силу". Однако, людям, которым никогда не приходилось ни за что платить,
было очень трудно понять психологию стоимости, рыночную аргументацию. Семь
Ильин Андрей
Круз Андрей
Доставалов Александр
Трубников Александр
Херберт Фрэнк
Муркок Майкл