говорила: - Завтра. - При этом она опускала длинные ресницы на свои ясные
карие глаза и странно смотрела на меня сквозь них. Или трогала мои волосы
и говорила, что есть еще много завтра, а Нансур никуда не убежит. Я
чувствовал какое-то нежелание, но причину его отгадать не мог. И день за
днем ее красота и сладость обвивались вокруг моего сердца, пока я не начал
думать, не станет ли это защитой от того, что я носил в кожаном мешочке на
груди.
храме; это было ясно. Джима они приняли от всего сердца; они щебетали,
распевали и танцевали с ним, как будто он был одним из них. Со мной они
были вежливы и достаточно дружелюбны, но украдкой продолжали следить за
мной. Джим мог взять куклоподобных детишек и играть с ними. Но если я
поступал так, матерям это не нравилось, и они явно показывали свое
неудовольствие. В одно утро я получил ясное подтверждение того, что они
испытывают ко мне.
однажды Джим после завтрака. Эвали в это время улетучилась по зову
какого-то маленького человека.
Куда ты пойдешь?
большие пиявки. Это речная стража, которую пигмеи пустили в ход после
того, как был сломан мост.
наших легендах говорится, что они красные, с белыми полосами и размером с
дом. Малый народ не заходит так далеко. Говорят только, что они не меньше
тебя.
в том, что они не вполне тебе доверяют. Они вежливы, они не хотят обидеть
Эвали, но - без тебя они лучше себя чувствуют.
другого конца долины. Один из них вспомнил, как его дед рассказывал ему,
что когда айжиры впервые появились здесь, у них у всех были такие же
светлые волосы, как у тебя. Не рыжие, как сейчас. Их это очень
взволновало.
ним. Если Эвали и удивило, что я так спокойно принял его уход и не задавал
никаких вопросов, то она постаралась никак не показать этого. Однако весь
день после этого она была рассеяна, отвечала односложно и невпопад. Раз
или два я заметил, как она удивленно смотрит на меня. А когда я взял ее за
руку, она задрожала, прижалась ко мне, а потом гневно вырвала руку. А
когда плохое настроение покинуло ее, мне пришлось сдерживать себя, чтобы
не сжать ее в объятиях.
не обнять ее. Внутренний голос говорил мне, что если я так этого хочу, то
почему бы и не сделать. Да и другие обстоятельства ослабляли мое
сопротивление. Даже для такого странного места день был странный. Воздух
тяжелый и неподвижный, будто приближалась буря. Ароматы далекого леса
стали сильнее, они влюбленно липли, смешивали мысли. Дымка, скрывавшая
перспективу, стала заметнее; на севере она приобрела цвет дыма, и эти
дымные облака медленно, но неуклонно приближались.
смотрела на меня сверху вниз, брови ее над яркими, полупрезрительными
глазами были сведены в одну линию.
Говорю тебе, ты сделал - ничего. Пошли смотреть кузнецов.
с ней? Ясно, что я чем-то вызвал ее раздражение. Но чем? Ну, ладно. Рано
или поздно узнаю. И мне действительно интересно посмотреть на кузнецов.
Они стояли у маленьких наковален и выковывали изогнутые ножи, копья и
наконечники стрел, делали серьги и золотые браслеты для своих крошечных
женщин.
маленькие молоты.
их не были деформированы. Миниатюрные мужчины, с прекрасными фигурами,
сверкающие золотом в полутьме, их длинные волосы вились вокруг голов,
желтые глаза напряженно устремлены на изделия. Очарованный, я смотрел на
них, забыв об Эвали и о ее гневе.
севера донесся звук большого гонга, медный удар, которыЙ, казалось,
прозвучал над самой головой. За ним последовал еще один, и еще, и еще.
Ветер завыл на равнине; в воздухе стало темнее, дымные облака задрожали и
еще более приблизились.
приближалось и отступало, поднималось и опускалось вместе с поднимавшимся
и затихавшим ветром6 И со всех стен тревожно загремели барабаны стражи.
равнине началась суматоха, пигмеи толпами бежали к башням, чтобы усилить
из гарнизоны.
барабаны уйгуров в форме котлов, боевые барабаны, барабаны войны. И понял,
что пение - это боевая песня, песня идущих в битву уйгуров.
оазиса!
дни... когда переходил от битвы к битве... Клянусь Зардой
Тридцатикопийным!.. Клянусь Зардой, богом войны!.. Услышать эту песню
вновь - все равно что ощутить прохладную воду в иссохшей глотке!
чувствовал странное, гневное замешательство. Кто эта смуглая девушка,
стоящая на моем пути - на пути к битве? И вдруг наваждение оставило меня.
Оставило дрожащим, потрясенным, испытавшим дикую бурю в мозгу. Я схватил
Эвали за руки, черпая силу в этом прикосновении. В глазах Эвали я увидел
изумление, смешанное со страхом. А вокруг нас кольцом стояли пигмеи и
смотрели на меня.
Раскат за раскатом падали на долину, отгоняя звуки, доносящиеся с севера.
барабаны, которые доходили им до пояса. Именно от этих барабанов исходили
громовые раскаты, быстрые, как удар молнии, сопровождаемые кричащим
раскатистым эхом.
и звуки тех, других барабанов... как удары копий... как топот копыт и ног
марширующих воинов... Клянусь Зардой, старая раса все еще сильна...
я увидел Эвали, она смотрела на меня широко раскрытыми удивленными
глазами. А вокруг еще одно кольцо, пигмеи танцевали со стрелами наготове,
с кривыми ножами в руках.
маленьких людей... почему они все танцуют? Странный танец... при виде его
хочется спать... какая-то вялость охватывает меня... Боже, как хочется
спать! Так хочется спать, что я с трудом различаю гром громовых
барабанов... так хочется спать, что я уже ничего не слышу... так
хочется...
дерн... сплю...
звучали барабаны, но не громовые, а те, которые пели странные песни, и в
их ритме кровь весело пробежала по жилам. Певучие ноты походили на легкие,
теплые, оживотворяющие удары, разгонявшие кровь, вызывавшие экстаз жизни.
как женская грудь. На равнине повсюду виднелись огни, горели небольшие