прошептал:
черная полоса с рассыпанными по ней сверкающими звездами.
действительно барск, но он более не пожиратель плоти и не охотник, а наш
товарищ, как и все, путешествующие со мной.
удивительнее всего - чтобы барск пошел по твоему зову, позволил тебе
положить руку ему на голову, и ты дала ему имя и приняла в свою компанию.
Но раз ты говоришь, что он больше не встанет на путь зла, каким идет его
род, люди поверят тебе, потому что таланты Тэсса, как законы Умфры,
постоянны и неизменны.
держались в стороне, их изумление выражалось еще более открыто, чем у их
начальника. Они пригласили нас пройти вперед.
пошла рядом со мной. Мы вышли из двора, где стоял фургон, через
двустворчатые ворота в другое отгороженное место. Там была мостовая из
черного с желтыми прожилками камня. Двор был пуст, только вдоль стен, куда
не доходила мостовая, тянулись виноградные лозы и деревья. Слева бил
фонтан, вода которого лилась в каменный бассейн.
последовал его примеру. Вода была холодная и очень вкусная. Тантака сунула
в бассейн не только свою тупую морду, но и передние лапы и зашлепала ими,
разбрызгивая воду во все стороны.
ступени, которые вели к портику с колоннами. Дверь была покрыта искусной
резьбой с вытянутым рисунком, которого я не разобрал. Это был вход в
здание, вероятно, в центральную часть храма. Во всей стене не было ни
одного окна, только резные панели из чередующегося белого и желтого камня
оживляли черноту стен.
несколько ящиков и поставили у ступеней. Я заметил, что жрецы продолжали
поглядывать на меня с некоторым страхом. Когда они закончили, Майлин со
словами благодарности отпустила их и села на нижнюю ступеньку. Я
немедленно подбежал к ней.
Осколда и о том, что они везли с собой.
глаза.
Йиктора. У них есть правила, которые они не нарушают, даже когда им нечего
опасаться. Можно надеяться, что Осколд и его люди ЭТОМУ правилу не изменят
и тем или иным путем принесут в Долину то, что принадлежит тебе.
вздрогнул, потому что впервые "услышал" слова, которые до сего принимал
лишь через посредство Майлин. Я вскочил и невольно зарычал, посмотрев
наверх, на ступени.
опирался на посох, который был скорее официальным жезлом, потому что почти
доходил до его лысого черепа. В его улыбке были мягкость и сострадание.
взял Майлин под руку, приглашая подняться. Отчуждение, которое всегда было
между Майлин и равнинными жителями, исчезло, в ее тоне звучала
почтительность, когда она ответила:
стражу храма: я трижды поклонился и залаял низким тоном. По-прежнему
улыбаясь, жрец вежливо поклонился мне в ответ.
сказал он.
своем кругу. Для присяги кораблю, при выборе постоянного спутника жизни,
при усыновлении ребенка у нас были клятвы и были силы, к мудрости которых
мы взывали. Я думаю, каждый разумный человек признает, что есть что-то,
ЧТО ЛЕЖИТ ВЫШЕ. Иначе он рано или поздно погибнет от своих внутренних
страхов и сомнений, превысивших выносливость его духа. Мы уважаем чужих
богов, потому что они искаженные человеком образы того, кто стоит за
непрозрачным окном в неизвестное. И теперь в этом человеке, посвятившем
свою жизнь служению такому богу, я увидел того, кто близко подошел к
Великой Истине, как он ее понимал. Вероятно, это и была истина, хотя и не
та, в которую верил мой народ. Я забыл, что на мне шкура зверя и склонил
голову, как сделал бы это перед тем, кого глубоко уважал.
улыбка исчезла, он внимательно смотрел на меня как на что-то новое,
захватывающее. Как бы про себя он сказал:
смотрим на него сквозь экран страха. Возможно, здесь мы узнаем больше.
быстро ответила Майлин, и я понял ее недовольство и предупреждение.
другим животным, к бассейну, надеясь этим исправить свою ошибку.
потому что она оборвала мысленный контакт со мной, и это мне не нравилось,
но я не осмеливался подслушивать каким-нибудь другим способом.
которые могли поместиться во дворе, а затем повторили еще раз, для
остальных. Портик храма служил нам эстрадой, мальчики-жрецы помогали
Майлин сделать нужную бутафорию. Они делали это с таким умением, что я
догадался - им это не впервые. Но я не знал, зачем Майлин приезжала сюда
раньше.
показывала на ярмарке. Теперь в барабан била одна Тантака, а Борба и Ворс
маршировали и танцевали. Симла прыгала на задних лапах по серии наклонных
брусьев, лаем отвечала на вопросы публики и играла на маленьком
музыкальном инструменте, нажимая передними лапками на широкие клавиши. Я
вставал на задние лапы, кланялся и делал другие маленькие трюки, которые
мы запланировали. Я думаю, одного моего появления было бы достаточно,
потому что крестьяне были поражены и испуганы. Я все больше и больше
удивлялся страшной репутации хозяина моего тела.
этот раз я не протестовал против такого дома. Я полностью вымотался,
словно весь день работал по-человечески.
ночь подряд, а сериями коротких дрем, в промежутках я лежал, бодрствующий
и бдительный, энергично узнавая носом и ушами обо всем, что происходит за
занавеской фургона. Во время одного такого пробуждения я услышал движение
в передней части фургона, где спала Майлин в плохую погоду или когда по
каким-нибудь причинам нельзя было спать на воле. Щеколда моей клетки не
была закрыта. Я открыл дверцу и вышел, хотя знал, что в деревне это делать
опасно. Я обнюхал дверь и заглянул в щель.
спала, но тело ее качалось взад и вперед, как бы в такт музыке, которой я
не слышал. Читать в ее мозгу я не мог, так как натолкнулся на плотный
барьер, как человек с разбега налетает на стену. Ее губы были
полураскрыты, из них выходил слабый шипящий звук. Поет? Я, правда, не был
уверен, песня ли это или какое-то заклинание, а то и жалоба. Ее руки
лежали на коленях, серебряная палочка образовала мост между ее
указательными пальцами, и из него выходили слабые лучи света.
и поднялась дыбом, шкура вздрогнула и закололо в носу. У нас, корабельных
людей, был свой род энергии, но мы никогда не отрицали, что в других мирах
есть такие виды энергии, которые мы не понимаем и не можем контролировать,
поскольку искусство такого рода было прирожденным, а не выученным.
себе или посылает куда-то. В эту минуту я отчетливо понял, насколько
Майлин чужая, гораздо более чужая, чем я думал.
со вздохом опустила голову, встрепенулась, как бы просыпаясь, легла и
положила потускневшую теперь палочку под голову. Свет исчез. Я был уверен,
что Майлин спит.
и просьбами приезжать еще. Мы поехали по дороге, все время поднимающейся
вверх. Это были уже не холмы, а горы. Воздух был холодный, и Майлин надела
плащ. Когда я сел на свое место рядом с ней, я заметил, что моя толстая
шкура не нуждается в дополнительной одежде. Запахи возбуждали, и я
почувствовал сильное желание соскочить со своего места и бежать поросшими
лесом склонами в поисках чего-то.
советовала бы тебе, Джорт, знакомиться с ними, потому что, хотя здесь
родина некоторой части тебя, ты быстро окажешься в невыгодном положении.