полноправным гильдиером?
гильдиеру, под началом которого я работаю, - вопросы такого же рода, как
ты мне, он отвечает, что я сам все пойму со временем. Звучит это так,
словно у системы гильдий есть разумные основания и они каким-то образом
связаны с причинами, по которым Город должен постоянно перемещаться. До
сих пор мне известно лишь одно - Город должен двигаться. Когда я выхожу
наружу, мне надо вкалывать до седьмого пота, и на вопросы просто нет
времени. Но ясно, что движение Города воспринимается всеми вокруг как
абсолютная необходимость.
перил, она смотрела поверх городских теснин на дальние просторы. Я даже не
пытался подойти к ней - возникла какая-то неразрешимая ситуация. Я и так
сказал слишком много, а она настаивала, чтобы я сказал еще больше, и
взваливала на мои плечи непосильную ношу. И все же я не мог порицать ее.
экземплярах, а потом каждый передаст экземпляр старшему из своих
наставников. Бланки заявлений у меня внизу, разобраться в них легче
легкого.
которые я не могу или не хочу обсуждать, и несмотря на то, что ты
порицаешь меня за молчание.
расторжение нашей помолвки. Поскольку мы были обручены при всех и в
церемонии участвовали представители гильдий, вправе ли мы теперь заявить,
что вовсе не намерены сочетаться браком, и не будет ли такое заявление
расценено как вызов? С другой стороны, с того дня, как мы формально стали
женихом и невестой, нас никто не торопил. Что разделяло нас? По-видимому,
только досада на ограничения, навязанные нам клятвой. Если бы не она, мы
превосходно бы ладили.
потеплела. Мы толковали о том, о сем, старательно избегая проблем,
которые, как мы убедились, могут привести к размолвке - и к ночи от
разногласий не осталось и следа. Проснувшись утром, мы без долгих
размышлений заполнили заявления и передали их руководителям. Правда,
Клаузевица не оказалось в Городе, но я нашел гильдиера-разведчика, который
принял заявление от имени главы гильдии. Все вроде бы были довольны нашим
решением, а мать Виктории в тот день долго сидела у нас, рассказывая,
какими новыми правами мы обладаем теперь как муж и жена.
последние свои пожитки и окончательно перебрался к Виктории.
человеком.
части вполне определенный порядок. Когда я попадал в Город, моя жизнь с
Викторией была полна комфорта, счастья и любви. Она подробно рассказывала
мне о своей работе, и благодаря ей я узнал, как организована повседневная
городская жизнь. Иногда она возобновляла расспросы о том, что и как я
делаю за стенами Города, но то ли ее любопытство приутихло, то ли она
научилась сдерживать себя, только ее обиды уже не заявляли о себе с той же
настойчивостью, как поначалу.
разнообразных трудах гильдиеров вне Города, тем яснее сознавал, что его
неустанное движение - результат объединенных усилий всех гильдий.
приказу Клаузевица перевели к стражникам. Это был неприятный сюрприз: я
почему-то вообразил себе, что после стажировки у путейцев сразу же
приступлю к работе в собственной гильдии разведчиков будущего. Оказалось,
однако, что мне предстоит провести по три мили с каждой из верховных
гильдий.
преданность тяжкому труду путейца внушала искреннее уважение. Как только
мы перевалили тот гребень, класть рельсы стало гораздо легче, новая
бригада наемных рабочих не предъявляла пока никаких жалоб, и всегдашнее
его ворчливое недовольство жизнью явно смягчилось.
не жаждал преувеличенного внимания к своей персоне - и все же спросил, в
чем смысл принятого решения.
встать в ряды разведчиков будущего.
протест его ни в коей мере не взволновал. Вероятно, в таком протесте и не
было ничего необычного.
необходимость в интересах безопасности Города пополнить число наших
защитников за счет других гильдий. И тогда уже нет времени на обучение
новичков. Каждый полноправный гильдиер отслужил положенный срок у
стражников, и теперь твоя очередь.
арбалетчика второго класса.
бесполезная трата времени и непомерная тупость тех, с кем меня вынудили
общаться. Конечно, моя нелюбовь к стражникам если и повредила кому-то, то
только мне самому: не прошло и суток, как я прослыл самым неуживчивым из
новобранцев. Единственным моим утешением было то, что рядом со мной
стажировались еще два ученика - один от меновщиков, второй от движенцев, -
и они, казалось, разделяли мои взгляды. Но при всем при том они, очевидно,
способны были легче приспосабливаться к новому окружению, а потому
страдали меньше, чем я.
конюшней. Казармами именовались две огромные комнаты, где мы жили, ели и
спали в тесноте и в грязи. В дневные часы мы бесконечно тренировались,
совершая марш-броски по пересеченной местности; нас учили обороняться без
оружия, переплывать реки, взбираться на деревья, питаться травами и
корешками и множеству других бесполезных вещей. К концу трех миль я
наловчился стрелять из арбалета, а также защищаться голыми руками. Еще я
нажил себе изрядное число личных врагов и понял, что разумнее будет в
ближайшем будущем не попадаться им на пути. Впрочем, я твердил себе, что
время покажет.
правде сказать, с этого дня и до последней минуты моего ученичества оно
протекало вполне успешно и даже приятно.
трудолюбие и рассудительность. Они не выносили спешки, но уж если брались
за работу, то выполняли ее на совесть.
составляли лишь малую долю их обязанностей. Движенцы отвечали еще и за
многие внутренние городские дела.
ядерный реактор. Именно он дает Городу энергию, и, кроме того, дежурные у
реактора управляют системами связи, водоснабжения и очистки. В гильдии
движенцев немало инженеров-сантехников, и не случайно: весь Город
пронизывает сложная система труб с насосными станциями, рассчитанная на
то, чтобы вода до последней капли использовалась вновь и вновь. В
частности, синтезаторы пищи, как я обнаружил не без ужаса, работают на
базе очистных устройств, и хотя управляют ими администраторы, количество
(а в известной мере и качество) пищи в конечном итоге зависит от работы
насосных станций, подконтрольных движенцам. Разумеется, реактор питает
энергией и лебедки, наматывающие канаты при перемещении, но эта его
функция по сравнению со всеми прочими казалась почти второстепенной.
раме, пересекающей Город поперек над самым днищем. Правда, включали
одновременно только пять лебедок, а шестая, вращающаяся вхолостую, тем
временем подвергалась тщательному осмотру. Серьезную тревогу внушало
состояние подшипников, которые за много тысяч миль пути были, естественно,