все в порядке?
повиснуть.
улыбки. Ирония, защищавшая меня, исчезла и я перестал чувствовать себя
сторонним наблюдателем. Мой кокон был прорван, в ушах шумело и я
чувствовал даже движение воздуха на моей коже. Впервые я задал себе
вопрос, для чего именно я пришел сюда, и отчасти понял это.
думаю, я сейчас в лучшей форме, чем в последние двадцать лет...
так оно и есть. Норри прочла правду в моих глазах и каким-то образом
умудрилась расслабиться, не ослабив объятий.
некоторое время ее всхлипывания стали слабее, и она сказала почти сердито,
тихим-тихим голоском: - Я тебе чуть шею не свернула.
что разжали объятия, и тут Норри вдруг сказала "Ой!", густо покраснела и
обернулась к своему классу.
не заслуживала внимания. Они все знали. Они смотрели телевизор, они
читали газеты. Когда мы обернулись к ним, одна из студенток заняла место
преподавателя.
три...
с Норри взглядом, отказываясь принять благодарность, которую выражал
взгляд Норри, или хотя бы просто признать существование этой
благодарности - но, танцуя, мягко улыбалась каким-то своим мыслям.
машинально потер, то обнаружил, что они влажны от слез.
выплескивались на улицу и растекались повсюду в празднестве осени. Это
был один из тех октябрьских дней, о которых, во всяком случае в Торонто,
можно сказать либо "Уже прохладно", либо "Все еще тепло", и с тобой все
равно согласятся. Мы шли поэтому дню вместе, держась за руки,
разговаривая лишь изредка и только взглядами. Моя замороченная голова
начала проясняться, а нога болела меньше.
некуда. Толстяк Хэмфри заметил нас из кухонного окна, когда мы входили, и
поспешил поприветствовать нас. Он был самым толстым счастливчиком и
самым счастливым толстяком, которого я когда-либо видел. Мне удавалось
встречать его в феврале на улице в одной рубашке. Ходили слухи, что
однажды неудачливый грабитель три раза стукнул его - без малейшего эф-
фекта. Толстяк выскочил через вращающуюся дверь и бросился к нам, как
гора с улыбкой на вершине.
Господь твою физиономию. Приличный стол накроешь?
свет божий.
заметила Норри.
землетрясении в канадских Скалистых горах.
долго не было тут, мистер Армстед.
филейной части, некоторое количество печеной картошки, итальянский горох
с чесноком и ведро молока. Мисс Драммон, для вас я вычислил салат из
тунца на пшеничном тосте, нарезанные помидоры и стакан снятого молока.
поджарили вон тот бифштекс?
фильтрами. Толстяк Хэмфри взвыл и, ударив себя по могучему бедру,
отобрал мое барахло, пока я вещал Норрино.
не понимает. Сюда - пожалуйста.
понял, что это был тот же самый столик, за которым Норри, Шера и я сидели
так давно. Мне это не причинило боли: я чувствовал, что все правильно.
оставил коробочку и пакетик "Драме" на столе.
задница напоминала таранящие друг друга дирижабли.
их касание было теплым и электризующим. Лицо разгорелось и набрякло, из
носа у меня потекло. Мы затягивались, передавая друг другу сигарету, и
докурили ее раньше, чем произнесли хоть слово. Я прекрасно сознавал, как
глупо, должно быть, выгляжу, но был слишком оживлен, чтобы меня это
мучило. Я постарался мысленно прокрутить все, что нужно сказать, и все,
что
нужно спросить; но постоянно засматривался в теплые карие глаза Норри и
терялся там. Свечи зажгли отблески в ее зрачках и на ее каштановых
волосах.
хоть какое-то представление о том, как ужасно воняет эта планета?
может основательно протухнуть. Но Земля - это духовка с вонью, которая
так и шибает в нос.
ноя ни разу не рассказал ее другу и понял, что мне это нужно. И Норри, ко-
нечно, заслуживала того, чтобы знать, как умерла ее сестра.
общение происходит на языке танца, о ее мгновенном решении им ответить.
агрессивны, полны решимости использовать нашу планету как место для раз-
множения. И я рассказал ей, как только смог, о "Звездном танце".
танцем открыла им, что есть ее душа и что есть человек, и они до смешного
напугались. Они не боялись военных лазеров, но она устрашила их так, что
они вернулись в глубокий космос. О, они вернутся когда-нибудь - я не знаю
почему, но чувствую это всеми печенками. Возможно, не при нашей жизни.
танец".
времени она полностью привыкла к невесомости, а это - дорога с
односторонним движением. Она никогда не смогла бы теперь вернуться ни на
Землю, ни даже к одной шестой g в Скайфэке. О, она могла бы жить в
невесомости. Но в невесомости реем владеет Кэррингтон - всем, кроме
военных железяк, - а у нее не было больше причины принимать что-либо от
него. Она сделала свой "Звездный танец", я записал его на пленку, и для
Шеры все было кончено.
фильмы и все деньги для "Скайфэк инкорпорейтед", то есть для себя. Но он
пренебрег заключением контракта с Шерой, а Том Мак-Джилликади
обнаружил спрятанную голограмму завещания в ее работах. Она оставила все