сорок девять лет, и ходили слухи, будто его убили. Но в любом случае
Арнольда не стало, и после кратковременного внутреннего кризиса
синдикалисты выбрали из своих рядов нового канцлера. Верховная власть
перешла к Томасу Дантеллу из Огайо, и во всех сферах началось закручивание
гаек. В Совете Синдикалистов Дантелл отвечал за общее руководство
полицией. Теперь, когда правительство возглавил Главный полицейский
страны, сразу же закончилось мягкосердечное отношение к подпольным
движениям. Начались аресты.
Плэйель весной 1994 года. - Они подступились слишком близко. Мы перенесли
семь серьезных арестов, и теперь полиция подбирается к нашим руководящим
кадрам.
организуем движение заново.
оказаться всем за решеткой на двадцать лет за антиправительственную
агитацию.
подполья. Плэйель потерпел поражение, но спокойно отнесся к этому и обещал
продолжать работу, пока его не заберет полиция. Этот эпизод
продемонстрировал, что Барретт стал выдвигаться на более высокое положение
в группе. Руководителем ее по-прежнему оставался Плэйель, хотя и казался
каким-то отрешенным, слишком уж не от мира сего. В по-настоящему
критических условиях все стали обращаться к Барретту.
остальными буквально и фигурально. Огромный, сильный, неутомимый, он
словно обладал неисчерпаемой энергией и легендарной стойкостью. Если это
было необходимо, он прибегал к самым простым способам. Он, например,
собственноручно расправился с дюжиной молодых хулиганов, когда те напали
на трех девушек, раздававших на улице революционные брошюры. Когда
появился Барретт, брошюры летали в воздухе, а девушки были на грани того,
чтобы пострадать от совсем не идеологического насилия. Барретт разбросал
нападавших во все стороны, как Самсон филистимлян. Но обычно он все же
старался себя сдерживать.
они жили вместе. Они даже и не думали придавать законность своему союзу,
но практически во всем были мужем и женой, связанными друг с другом более
глубокими узами, чем официальное брачное свидетельство. Поэтому он так
глубоко переживал ее арест, случившийся в один испепеляюще жаркий день
летом 1994 года.
в Кембриджскую ячейку проникли правительственные информаторы. Под вечер он
направился к станции подземной пневмодороги, чтобы вернуться в Нью-Йорк.
Прозвучал сигнал телефона, который он носил за левым ухом, и раздался писк
Джека Бернстейна.
Плэнз". Я тебя там встречу.
час или два.
Бернстейна в Нью-Йорк, но ответа не получил. Позвонил Плэйелю, но и тот не
отозвался. Набрал свой домашний номер - Джанет не ответила. Теперь,
испугавшись, Барретт сдался, ведь этими звонками он мог навлечь беду на
себя и на других, и с нетерпением стал ждать, когда закончится эта гонка
со скоростью триста километров в час по трубе, соединяющей Бостон с
Нью-Йорком. Вполне в духе Бернстейна было позвонить ему и взбудоражить,
садистски намекая на крайнюю опасность, а затем умолчать о подробностях.
Джеку, казалось, всегда доставляло особое удовольствие причинять подобные
муки, и с годами он ничуть не становился мягкосердечнее.
пороге выхода, поглядывал во все стороны и размышлял уже в который раз о
том, что мужчина его размеров слишком заметен, чтобы быть удачливым
революционером. Затем появился Бернстейн, подхватил его под локоть и
сказал:
пока мы не сядем в нее.
водителя и открыл ее, после чего отворил дверь и со стороны Барретта. Это
был взятый напрокат автомобиль темно-зеленого цвета. В его виде было
что-то зловещее. Барретт забрался внутрь и повернулся к бледной худосочной
фигуре, сидевшей рядом с ним, испытывая, как всегда, что-то вроде
отвращения к покрытому шрамом лицу Бернстейна, его сведенным бровям,
равнодушному и одновременно насмешливому выражению глаз. Если бы не Джек
Бернстейн, Барретт, наверное, никогда не присоединился бы к подполью, тем
не менее ему казалось непостижимым, что когда-то именно этот человек
считался наиболее близким другом его юности. Теперь их отношения стали
чисто деловыми. Они были профессиональными революционерами, вместе
работали для достижения общей цели, но их дружеские чувства давно иссякли.
Джанет и Ник Моррис. Они занимались проработкой операций в Канаде. Вдруг
распахнулась дверь и ворвались четверо в зеленом. Они обвинили Джанет и
Ника в подрывной деятельности и начали обыск.
подозрительным. Мы вели себя очень осторожно.
- Бернстейн повернул машину, чтобы выехать на кольцевую дорогу вокруг
Манхэттена и подключить ее к электронной системе управления. Как только
управление перешло к компьютеру, он отпустил руль, вынул из нагрудного
кармана пачку сигарет и, не предлагая Барретту, закурил. Затем закинул
ногу на ногу, устроился поудобнее и повернулся к Барретту:
этом. Заставили Джанет раздеться догола, а затем обшарили ее от головы до
пяток. Ты знаешь о том деле в Чикаго в прошлом месяце, когда девушка
спрятала бомбу между ног, чтобы покончить с собой? Так вот, они сделали
все, чтобы помешать Джанет взорвать себя подобным образом. Ты знаешь, как
они это делают? Зажимают лодыжки, распластывают на полу, а затем...
подробностей.
подавил желание схватить Бернстейна и несколько раз ударить его головой о
ветровое стекло. "Эта гнусная вошь умышленно рассказывает мне об этом,
чтобы помучить меня", - подумал Барретт.
тоже. Мне кажется, Ник впал в состояние глубочайшего шока, когда они
обрабатывали Джанет, а затем и его самого выставили напоказ.
миловидным, как у девушки, лицом, и для него все это было вызывающей
глубокую травму пыткой. Удовольствие же, получаемое Бернстейном, было
очевидным.
тридцати Ника отпустили. Он позвонил мне, а я связался с тобой.
Почему же ее тоже не отпустили?
задержали.
пройдет опасность.
Поскольку это ко мне не относится, значит, придется тебе. Не беспокойся,
тебе по-настоящему ничто не угрожает. Я поговорил с одним влиятельным
лицом, он проверил бумаги и сказал, что ордер был выписан только на арест
Джанет. Чтобы удостовериться в этом, я поставил Билли Клейна понаблюдать
за твоей квартирой, и он говорит, что за последние два часа туда никто не
приходил. Тебе нечего опасаться, тебя не ищут.
идем.
Бернстейн в последние несколько месяцев отошел от движения, пропускал
собрания, отказывался, разводя руками, от иногородних поручений. Он
выглядел равнодушным, отчужденным, подполье его теперь почти не
интересовало. Барретт не разговаривал с ним уже более трех недель. И вдруг
он снова в центре событий. Почему? Почему он едва скрывает злорадный смех,
говоря об аресте Джанет?
Никитин Юрий
Корнев Павел
Жюль Верн
Корнев Павел
Шилова Юлия