Чтение 18–й страницы книги ~И вечный бой...~

Некоторое время после этого он бродил и бродил бесцельно. Сознание
его помутилось. Скорость, с которой он шел, автоматически увеличивалась,
отражая его глубокое внутреннее расстройство. Быстрое движение привело к
тому, что через некоторое время его внимание сконцентрировалось на этом
аспекте.

И, наконец, еще раз он осознал... что на уровне тела любит этих
четверых. И их затруднительное положение беспокоило его.

Он побежал.

Быстрее.

Он мчался. Его сердце забилось быстрее, дыхание стало неровным; он
отдавал себе отчет в том, что сильные эмоции, связанные с тем, что
случилось с его друзьями-животными, ускользали. Он понял, что это
химическая обратная связь определенных желез, которые с тех пор, как он
вырос, гасили большую долю его реакций. Печально сознавать, что вещества,
выделяемые железами в поток крови, - и среди них адреналин - можно
разогнать мышечной активностью.

Когда он бежал, чувство, что он должен что-то делать, исчезло.

Модьун снова стал философом и с улыбкой думал о серьезном проекте, о
том, что он едва не был вовлечен в дело, которое ничего не значило для
него.

Это была старая доктрина сторонника мира: нет конца безумствам
вспыльчивых людей, поэтому нельзя позволять втягивать себя в их конфликты,
нельзя отражать удары, нужно избегать эмоций.

Пусть гиены победят.

Легкая победа смягчает агрессоров. Правда, звучит иногда неприятно,
но если вы можете не позволить втянуть себя или, по крайней мере, сделать
ваше участие минимальным, то лучше сохранить мир таким путем. Даже если
нескольким существам причинят вред, - все равно это лучше.

Вновь согласившись с основными аксиомами своих размышлений, Модьун
перешел на шаг.

Теперь он был голоден. Он вошел в ближайшую из многочисленных
столовых.

Когда он сидел и ел, то увидел ту же самую сцену, что и в то утро,
когда люди-гиены выстроились у каждого входа в большое заполненное
помещение. И тот же самый высокопоставленный офицер почтительно подошел к
нему и протянул документ.

Внешне документ очень напоминал повестку, которую Модьун получил на
Земле. И на мгновение Модьун ощутил сильный прилив тепла, возникший где-то
у основания позвоночника. Так Модьун познал ярость и поспешно спросил:

- Что это?

- Вы должны выступить в качестве свидетеля против четырех лиц,
которые обвиняются в том, что нелегально провели на борт корабля человека,
не имеющего разрешения. Суд назначен завтра на девять часов утра и будет
проходить в помещении, указанном в повестке.

Не только каждое предложение, но и каждая его часть, произносимая
человеком-гиеной, звучала поразительно разоблачающе. Модьун реагировал на
каждое слово. Он говорил:

- О! О! О!

Неизменное "О!" выражало его ошеломление и осознание.

Прояснилась тайна ареста. Очевидно, шпионы на Земле сразу взяли на
заметку четверых друзей, потому что те были связаны с ним. И, когда его,
Модьуна, обнаружили на борту (несомненно, об этом доложил компьютер в
столовой), кто-то понял, какую роль сыграли его друзья и кто помог ему
попасть на корабль.

Трудно угадать, чем может завершиться такой суд. Но, конечно, хозяева
Нунули начали одну из своих хитрых игр. В конце концов с помощью всего
этого Модьун надеялся выяснить их тайную цель.

Офицер-гиена сказал вежливо:

- Меня просили обеспечить ваше выступление на суде в качестве
свидетеля, как указано.

Модьун колебался. Но, что ему оставалось делать? Он постоянно думал о
том, что должен дать негодяям делать все так, как они хотят. Победив без
борьбы, они должны будут успокоиться... Таковы были его философские
аксиомы.

Но Модьун помнил и то, к чему призывал людей-животных часом раньше.
И, хотя обвинение не казалось слишком серьезным и, вероятно, было лишь
частью большого плана, направленного против него, он задал решающий
вопрос:

- Будет ли суд с присяжными и судьей?

- Да.

- Вы уверены? - настаивал Модьун. - Вы понимаете, что это значит?

- Судья и двенадцать присяжных рассмотрят свидетельские показания, и
обвиняемые будут иметь адвоката, выбранного ими.

Казалось, все справедливо.

- Хорошо, - сказал человек. - Я приду.

- Благодарю вас.

После этого офицер сунул руку в карман, вынул другой сложенный листок
и протянул Модьуну.

Модьун подозрительно посмотрел на бумажку.

- Что это? - спросил он.

- Мне сказали, что, если вы согласитесь быть свидетелем, вам будет
выделена каюта, как вы просили утром. Здесь номер каюты и ее
местонахождение.

Модьун с заметным облегчением взял бумажку. Он не знал, где провести
вторую ночь.

Он сказал:

- Пожалуйста, передайте мою благодарность хозяину Нунули. Скажите,
что я ценю его любезность.

Как и было обещано, суд начался точно в девять на следующее утро, и в
качестве первого свидетеля был вызван Модьун.

Зал судебного заседания был обустроен точно так, как Модьун
представлял себе по описаниям обучающих машин.

Дюжина присяжных (все люди-гиены) сидела на скамье для присяжных,
поставленной вдоль одной из стен. Гиена-судья сидел на скамье,
завернувшись в свою мантию. Место свидетеля, куда вызвали Модьуна,
находилось слева от судьи. Гиена-прокурор сидел за одним из столов справа
от судьи, а гиена-адвокат - за другим. Прямо перед Модьуном за специальной
загородкой сидели четверо подсудимых, а у них за спиной выстроились
гиены-офицеры полиции. Прямо напротив различных слуг закона, за низкой
оградой стояли несколько дюжин рядов стульев. Здесь сидела публика.

Все было устроено очень хорошо, поэтому Модьуна неприятно поразило,
когда прокурор поднялся и сказал без паузы:

- Этого свидетеля зовут Модиунн. Он - обезьяна из Африки, и четверо
обвиняемых провели его нелегально на борт корабля. Они обвиняются в
измене, призыве к мятежу, иными словами, они совершили уголовное
преступление, которое карается смертью.

Когда он произносил эти слова, он обращался к присяжным. Потом он
повернулся к защитнику и сказал:

- Что может сказать свидетель в оправдание их низкого преступления?

Защитник сказал, не поднимаясь:

- Свидетель согласен, что все ваши утверждения - правда. Продолжайте
судебное разбирательство.

- Я возражаю, - прорычал Модьун. Его тело пылало с головы до ног. Он
понял, что дрожит.

- Возражение отклоняется, - сказал судья вежливым тоном. - За
свидетеля говорил защитник.

Модьун закричал:

- Я возражаю против этой пародии на суд. Если все будет продолжаться
в таком же роде, я откажусь быть свидетелем.

Судья наклонился к стулу свидетеля. Он казался обескураженным и
продолжал тем же вежливым тоном:

- Что неправильно в суде?

- Я требую, чтобы вопросы задавали непосредственно свидетелю и чтобы
ему разрешили самому на них отвечать.

- Но это неслыханно, - запротестовал судья. - Защитник знает законы
и, очевидно, может более квалифицированно отвечать вместо свидетеля.

Казалось, ему пришла в голову новая мысль, потому что глаза его
расширились.

- Вы из Африки, - сказал судья. - То, что вы требуете, это обычная
процедура там?

Модьун тяжело вздохнул. Его потрясло, какое умственное напряжение
требовалось от того, кто должен учитывать не только правду, по которой
человек согласился жить. Но Модьун отказался быть вовлеченным во что-то
более нечестное, чем ложь относительно того, как произносится его имя,
плюс неправильная идентификация его в качестве обезьяны. А в остальном он
требовал только правды.

Он сказал:

- Я требую, чтобы суд шел по правилам, установленным человеком.

Последовала долгая пауза. Наконец, судья подозвал к себе прокурора и
адвоката. Трое беседовали шепотом. Потом два юриста возвратились к своим
столам. Когда они сели, судья любезным тоном обратился ко всему залу
заседаний и сказал:

- Так как показания этого свидетеля являются важными, мы решили
согласиться на примитивную процедуру, к которой он привык у себя дома, в
Африке.