Чтение 18–й страницы книги ~Правила игры~

- Прекрасно. Какой распорядок дальше?

Марта присутствовала на всех совещаниях, потихоньку от своих экипажей перекачивала данные их бортовых журналов (официально никто не докладывал о том, что видел корабль консорциума "Борос"), а между делом ходила, наблюдала, разговаривала и пыталась разобраться во всем. Флот напоминал ей любую другую большую организацию, в том числе и ее фармацевтические компании, но кое-какие различия все-таки были. Правда, люди всегда и везде остаются людьми, а Флот состоял из людей.

К примеру, эта история с Эсмей Суизой. Она слышала о ней, как, впрочем, и любой, кто хоть иногда слушал выпуски новостей. Сначала битва при Ксавье, потом "Коскиуско". Молодая восходящая звезда, героиня, тактический гений, прирожденный лидер. И здесь она вместе со всеми, помощник капитана корабля, задействованного в выполнении особо важного задания, но ее как будто и нет, Марта не нашла ее ни в одном списке офицеров, ни на одном совещании, ее не включали ни в одно задание. Капитан корабля присутствовал на некоторых совещаниях, ее же никогда не было видно.

Как-то глупо. Суиза лучше всех могла знать о последних настроениях Брюн, о том, как та вела себя в учебных боевых ситуациях. Не могут же все вокруг потакать Банни, ну и что, что он так вдруг невзлюбил Суизу. А может, она выполняет какое-то секретное задание? Говорят, ее отправили в отпуск, но, может, это просто маскировка? Но, судя по слухам, она в большой немилости и ее просто-напросто отправили с глаз долой.

История прямо для репортеров. Наверное, уже сочиняют что-нибудь. Марта знала, что ей делать.

Однажды вечером она пришла в одну из кают-компаний, просто сидела и слушала, но вид у нее был такой располагающий, она мастерски умела это делать, каждому хотелось поделиться самым сокровенным с этой милой старушкой.

Конечно, все знали, кто она такая. Обыкновенные старушки из гражданских не проводят вечера в кают-компаниях младшего офицерского состава. Но у всех этих офицеров были свои бабушки, а она со всеми своими внучатыми племянниками, племянницами и прочими молодыми родственниками научилась быть самой настоящей, самой лучшей бабушкой на свете. Очень скоро вокруг нее образовался кружок молодых людей, каждый старался угостить ее чем-нибудь вкусненьким, и все болтали наперебой.

Ей даже не пришлось подсказывать им нужную тему. Одна энсин вдруг подтолкнула другую и сказала:

- Смотри, вот и Барин.

Обе обернулись, вместе с ними обернулась и Марта. К стойке с напитками через всю комнату шел хорошо сложенный, темноволосый и симпатичный молодой человек, за ним следовала та самая изящная блондинка.

- С Касией по пятам,- вымолвила вторая энсин.

- Для тебя она лейтенант Ферради, Мерее, она ведь старше по званию.

Это сказал джиг, которого Марта уже заметила раньше, он был очень скучным и все делал по правилам.

- Это не меняет ее сути, - ответила энсин. Случайно она встретилась взглядом с Мартой и покраснела от неожиданности.

Марта все поняла. Ох уж эта молодежь, совершенно не умеет ничего скрывать.

- Просто ужас какой-то, - продолжала первая энсин. - Я бы хотела узнать его получше, но даже не могу...

- Знаете, - продолжал джиг, - пусть она... такая, но это лучше, чем Суиза, а, говорят, именно в нее он был раньше влюблен.

Марта улыбнулась джигу, ведь он так хорошо помогал ей. Но надо немного действовать и самой. Она склонила голову набок и спросила:

- Суиза? Это та героиня?

Молодые люди неуверенно переглянулись, опустили глаза, замолчали. Наконец заговорила первая энсин:

- Сейчас ее уже никто особенно героиней не считает, сера.

- Почему? - спросила Марта, понимая, что задает бестактный вопрос. Часто, спрашивая напрямую, получаешь самый четкий ответ. К тому же, ей действительно было интересно. Но в ответ молодые люди только еще больше смутились. Самой смелой опять оказалась первая энсин.

- Она... она наговорила много плохого о дочери Спикера. Говорила, что ее и спасать-то не следует.

Марта зажмурилась. Совсем не похоже на то, что она представляла, и даже на то, что рассказывала ей адмирал Серрано. Вида поведала ей о ссоре в Коп-пер-Маунтин, но больше ничего такого. А слухи могут разрастаться, они живучие.

- Вы уверены? - переспросила Марта. Молодые люди закивали головами, некоторые неохотно.

- Все началось намного раньше, так я слышал, - ответил джиг.

- Ерунда! - запротестовал другой. - Не верю я ни одному слову.

- Нет, правда. Есть даже запись. Я слышал, как майор Криссан разговаривал с капитаном Доддом, он говорил, что сам слышал эту запись. Суиза поссорилась с серой Мигер в тренировочном центре, что-то там было насчет учебного курса, который обе проходили. Суизу чуть не выгнали из Флота.

- Не понимаю, что такого ужасного можно было сказать, чтобы тебя выгнали из Флота.

- Ну... что-то, что ставило под сомнение ее преданность Флоту и Династиям.

Что-то, что-то, что-то. Ничего конкретного. "Простые слухи, которым дали волю", - подумала Марта и попробовала разведать дальше:

- Но ведь она героиня. Она столько всего сделала, спасла всех у Ксавье...

- Да, но для чего? Именно это всех сейчас и волнует. Те, кто учился вместе с ней в Академии, говорят, она никогда особо не блистала. Она даже не выбрала командирскую специализацию. Как могла она сделать такой скачок без посторонней помощи? А то, что она не хочет спасти серу Мигер...

- Я уверен, что хочет, - вступился защитник Суизы, он даже покраснел от волнения. - Но никто ее не слушает...

- Ты просто помешался на этой героине, но фактами пренебрегать нельзя. Сера Мигер член Совета, а наша прямая обязанность защищать членов Совета...

- В каком классе училась Суиза? - спросила Марта и прервала спор.

Сначала ей начали объяснять то, что ее совершенно не интересовало: как назывались классы в Академии, как проходила учеба и так далее. Марте казалось, что это уже никогда не кончится, но наконец молодой человек сказал:

- И вот, значит, она была в классе Вайанта, закончила Академию шесть лет назад.

Марта быстро постаралась перевести это в обычные понятия, ее интересовало, в каком звании должны быть одноклассники Суизы. Но молодой человек и тут опередил ее:

- Одноклассники Суизы сейчас все джиги, то есть младшие лейтенанты и лейтенанты. Если офицер не совершает каких-нибудь ужасных поступков, его автоматически повышают из энсинов в джиги по прошествии определенного времени. Но чтобы стать лейтенантом, надо пройти двенадцатимесячный испытательный срок. Лейтенант Суиза прошла этот срок одной из первых, кое-кого из ее одноклассников в ближайшие дни тоже ждет повышение.

Значит, можно ограничиться лейтенантами. Наверное, те, кто не получил повышения одновременно с Эсмей, могут рассказать о ней много несимпатичного. И Марта как бы ненароком принялась расспрашивать лейтенантов о том о сем. Оказалось, что почти все знают Суизу, учились с ней если и не в одном классе, то на год раньше. Одни говорили, что плохо помнят ее, другие, наоборот, хвастались хорошими с ней отношениями. Кое-кто говорил и конкретные вещи.

- Просто поверить не могу, - сказал рыжеволосый лейтенант с усиками, кажется, Верикур. - Ведь это Эсмей! Да, она вышла из себя, да, наговорила лишнего, но тогда она работала намного больше других, набрала дополнительных занятий. А они набросились на нее так, словно она убила Брюн.

- Вы ее друг?

- Да, по крайней мере мы были вместе в тренировочном центре, иногда занимались вместе. Она прекрасно разбирается в тактике, и вообще она замечательный человек. Я уверен: она и половины того не говорила, что ей приписывают...

- Может, и нет, - ответила Марта.

- Но адмирал Хорнан уверяет меня, что я не должен с ней общаться, что она пышет ядом. А Касия Ферради убеждает всех, что еще в Академии Эсмей много наговорила... Но почему к словам Касии прислушиваются, мне тоже непонятно.

- Касия?

- Наша одноклассница. Она тоже из колоний, из Подлунных Миров, не помню точно, с какой планеты. Честно говоря, пока я не повстречался с Касией, всегда считал, что женщины этих миров... ну, знаете, скромные. Касия во многом перевернула мои представления.

- Ах так? - Марта улыбнулась ему настоящей бабушкиной улыбкой, и он покраснел.

- Ну... на первом курсе... я много слышал о ней, а она... она говорила, что я ей нравлюсь. Наверное, так оно и было, пока мы были вместе.

- Ей нравятся мужчины... - подхватила Марта.

- Ей нравится секс, - ответил Верикур. - Извините, сера, но это правда. Она со всеми в классе....

- Прошла как огонь по пшеничному полю, да? А теперь ее все время видят вместе с энсином Серрано.

- Бедняга даже не поймет, как его поймали на крючок,- заметил Верикур.- Я слышал, что она ловила рыбку и посерьезнее. Но, наверное, ее сейчас интересуют не только звания, но и имя. Серрано. Тем более теперь, когда они в опале, лорд Торнбакл за что-то на них взъелся, она, наверное, считает, что легче справится с задачей.

- Она привлекательна,- сказала Марта.- И, наверное, неплохой офицер?

- Наверное,- без энтузиазма ответил Верикур.- Никогда не служил с ней вместе.

- Интересно, действительно ли энсин Серрано увлекся ею?

- Это не имеет значения, - мрачно ответил Верикур. - Касия сама все решает.

Еще несколько дней Марта проверяла гражданские базы данных, с кем-то связывалась по анзиблю и всячески пыталась разобраться в деле Суизы. Она познакомилась с пятью одноклассниками Эсмей, в том числе и с изящной блондинкой Ферради, которая активно распространяла слухи об ужасном поведении Суизы. Все пятеро одноклассников существенно отстали от Суизы в продвижении по службе. Что же это за зеленоглазое чудище такое? С другой стороны, все, кто сталкивался с Суизой по службе, в том числе и ее командиры, никак не могли поверить, что кто-либо распускает подобные слухи о Суизе, а тем более не верили, что такое могло быть на самом деле. Все они как один утверждали, что если Суиза поссорилась с Брюн Мигер и даже оскорбляла ее, значит, Брюн сама напросилась на это.

Марта не знала что и подумать. Ей непременно нужно лично встретиться с Эсмей Суизой. Единственное, что она могла сказать абсолютно точно, это то, что, независимо от причин изначальной ссоры, из нее раздули настоящего слона, кто от злобы, кто от зависти, кто от обиды.

Марта не сумела понять до конца, в чем же была причина той ссоры. Конечно, Суиза могла сорваться, она слишком много работала и устала, но все говорили об ее исключительной выдержке. Может, спровоцировала ссору Брюн? Каким образом? Зная Брюн, Марта могла предположить, что та, скорее всего, встала между Суизой и ее возлюбленным, но, по слухам, Суиза никогда не имела возлюбленных. Наоборот, ее называли "куском льда", "холодной, как рыба", "замерзшей глыбой". Говорили, что, когда они служили на "Коскиуско", за ней ухаживал Барин Серрано, но, возможно, он просто восхищался ею, как и все остальные. Верикур утверждал, что в Коппер-Маунтин Суиза была очень сдержанна с Серрано.

Что же могла сделать Брюн? Марта не задавала этого вопроса молодым офицерам. Большинство из них считали, что, попав в лапы пиратов, Брюн превратилась в мученицу, и, как мученица, она никогда не могла совершить никаких ошибок. Марта понимала, что они ее просто идеализировали. Брюн была умной, сообразительной, смелой, но вместе с тем озорной, как маленький котенок. Если у нее не получилось добиться от Суизы того, что задумала, она вполне могла спровоцировать любую реакцию. Скорее всего, был замешан мужчина, мужчина, который нравился Суизе. Но Суизе, очевидно, не нравился никто. Разве что Барин, правда, никаких доказательств у Марты не было.

Глава 14

Схватки начались ночью. Проснувшись, Брюн скорчилась от боли, живот сильно напрягся. Через некоторое время отпустило, но она успела понять, что происходит. Брюн так боялась этого момента. Она откинулась на спину и попыталась расслабиться. Но едва ей удалось задремать, как живот снова свело.

У Брюн не было часов. Она не могла точно сказать, сколько времени проходило между схватками, участились ли они. Неожиданно Брюн почувствовала, что ей надо в туалет. Она осторожно вылезла из постели и вышла в коридор. На другом конце коридора стоял охранник, Брюн заметила, что он наблюдает за ней. Черт его побери! Брюн с трудом шла по коридору, как вдруг ее снова пронзила острая боль, и она согнулась, придерживая живот. Сквозь пелену боли Брюн заметила, как охранник поднялся на ноги и направился к ней. Боль отпустила, держась рукой за стену, Брюн направилась в туалет... хоть туалеты у них тут есть, и то слава богу. Она не успела дойти до него, по ногам потекла жидкость.

- Ты! - Надсмотрщица. Наверное, ее разбудил охранник. - Пошли!

Она схватила Брюн за руку и потянула за собой. Криком разбудила других. Брюн снова согнулась от боли, женщина продолжала тянуть ее за собой. Но Брюн было очень больно, сил уже совсем не осталось. Она опустилась на колени, хватая ртом воздух. Но даже кричать не могла, не могла выразить свою боль.

Теперь ее окружали другие женщины, они подталкивали ее, тянули, но она продолжала сидеть на коленях на полу. Зачем вставать? Вдруг надсмотрщица сунула ей что-то под нос, от едкого запаха она вскинула голову, только чтобы больше не вдыхать его. Женщина с триумфом снова дернула ее за руку. При помощи других она подняла Брюн на ноги, вместе они наполовину дотащили, наполовину донесли Брюн до родильной комнаты. К тому моменту боль снова отпустила, Брюн смогла сама забраться на родильную кровать.

К ее удивлению, роды прошли быстрее, чем те, которые она видела. Разве не должны первые роды, наоборот, идти дольше? Но она плохо помнила, она вообще с трудом соображала. Боль накатывала волнами, одна волна за другой, а она тужилась, тужилась... Женщины вытирали ей лицо влажными полотенцами, гладили ее по рукам. Надсмотрщица, как всегда, только ругалась, она приказывала ей то дышать, то тужиться, а сама стояла наготове с полотенцем в руке. Младенец должен был вот-вот появиться на свет.

И вдруг сильная боль, а потом сразу большое облегчение, и словно из ниоткуда раздался тонкий плач. Женщины вздохнули, надсмотрщица нахмурилась.

- Слишком маленький. У тебя тщедушные дети. Но вот снова приступ боли, я Брюн вся опять напряглась.

- Ага, - надсмотрщица передала первого младенца другой женщине. - Второй! Хорошо!

Второй младенец орал во все горло. Надсмотрщица положила обоих на грудь Брюн.

- Приложи к груди, - сказала она.

Брюн понятия не имела, как это делается, тогда надсмотрщица повернула младенцев и ткнула соски им в ротики.

- Помогите ей, - приказала она женщинам, а сама обмыла Брюн. Остальные убирали тем временем зал.

К полудню Брюн снова была в своей комнате. Она без сил лежала на постели, с обеих сторон от нее посапывали младенцы. Она ничего не испытывала к этим существам. Она чувствовала, что младенцы ее... словно чужие. Да так и есть. Она их не хотела, какие-то чужие мужчины использовали ее тело, чтобы произвести на свет этих малышей. Двое младенцев. Брюн заснула. - Полгода никаких мужчин, - сказала надсмотрщица на следующий день. - Будешь кормить малышей. Один месяц будешь помогать с работой здесь, потом перейдешь в детские ясли. Там будешь пять месяцев, может, шесть, у тебя двойня. Потом в дом воспроизводства.

Полгода. У нее есть полгода для того, чтобы восстановить силы, найти способ вырваться отсюда, может, попробовать сообщить отцу, где ее искать.

Но в следующие дни Брюн снова пришла в отчаяние. Как же она поможет Хэйзел, если даже не знает, где та находится? Как ее найти, если она не может никого спросить? Брюн лежала без движения на кровати дни напролет, приходила надсмотрщица, заставляла ее двигаться... заставляла кормить младенцев. Грудь сильно болела, она никогда раньше не думала, что малыши могут так больно сосать грудь, сильнее, чем взрослые мужчины, ее возлюбленные. Но она чувствовала такую слабость, такую тоску, что только шипела от боли. Она даже не замечала, когда малышей забирали, ей их приносили только для кормления. Их прикладывали к груди, забирали, подмывали, меняли подгузники.

Однажды сквозь окна и двери подул прохладный ветер, принесший с собой запах нового урожая. И еще что-то очень знакомое. Брюн заерзала на стуле, малыши тоже зашевелились. Один из них потерял сосок и заскулил. Брюн автоматически сунула малышу грудь. Что же это такое было? Она снова задремала, но опять проснулась с новым порывом ветерка. Дубы, жнивье на полях. Охота. Вот, наконец! Открытие охоты. Перед большим домом собираются все три охотничьи группы, лошади в нетерпении бьют копытами землю, собаки скулят и рвутся с привязи, звон бокалов, голоса... Но даже в мыслях она видела себя молчащей, она не в состоянии ответить на приветствия гостей. На нее в недоумении смотрят друзья, они шокированы, они не могут понять, что с ней... Она стоит босыми ногами на гравии перед домом, все вокруг верхом на лошадях, у лошадей такие большие, тяжелые копыта, и они переступают с ноги на ногу прямо рядом с ней, рядом с ее босыми ногами...

Никогда она уже не будет дома. Снова ее затягивает спираль отчаяния... Но вдруг все остановилось. Нет. Она молода, впереди у нее целая жизнь. Леди Сесилия тоже жила без голоса, но она была к тому же слепа и парализована. И к ней пришла помощь, она, Брюн, тоже помогла тогда. И теперь она должна верить, верить, что ее родственники и друзья не оставят ее. Ей удалось выжить до сих пор, она родила двойню, родила без какой-либо медицинской помощи, и ничего, жива... Она выживет и дальше и еще поохотится. Она будет ездить верхом, будет разговаривать, а те, кто лишил ее голоса, будут ее слушать. Она подняла голову.

- Замечательно, - сказала вошедшая в комнату надзирательница и похлопала Брюн по плечу. - Многие женщины тоскуют после родов, особенно если рожают двойню. Но теперь тебе лучше. Теперь все будет в порядке.

Совсем она не в порядке, но кто знает... Брюн отбивалась от мрачных мыслей, она будет жить. На следующий день она сама потянулась к малышам, когда их принесли. Она даже не знает, кто это, мальчики или девочки. Отца она тоже не знает. Она посмотрела на младенцев. Мальчики. Два мальчика... у одного волосы светло-рыжего цвета, у другого темные, редкие. Она не видела в них ничего своего, но вспомнила, что один из пиратов был рыжеволос, у него еще была спутанная борода.

Малыши не вызывали у нее никакого, даже малейшего интереса, хотя раньше она с удовольствием играла с маленькими детьми. Ей казалось, что младенцы могут быть такими забавными, правда, постарше, когда научатся улыбаться. А к этим малышам она не испытывала никакой нежности. Они как... как звереныши, которые выросли в ее утробе и теперь еще живут за счет нее. Хорошо, хоть грудь не так болит, даже приятно, когда они отсасывают молоко из набухших грудей.

Она наблюдала за другими женщинами. Хотя они тоже были немы, но к детям относились с любовью, ласкали своих малышей, поглаживали их, смеялись, хоть и беззвучно, когда кто-нибудь из малышей делал что-то забавное. Шептали что-то, когда поблизости не было надзирательницы, рассматривали малышей других женщин, улыбались, кивали. Ее двойняшек тоже рассматривали, но она не хотела принимать в этом участие.

Теперь она могла вставать и должна была помогать в работе. Никогда раньше ей не приходилось заботиться о младенцах, тем более в таких примитивных условиях. Она никак не могла научиться заворачивать пеленки.

- Словно она никогда ничего не делала, представляете, взрослая женщина не умеет чистить овощи! Не знает, как приложить ребенка к груди! - Надсмотрщица не могла успокоиться, остальные женщины согласно кивали в ответ.

Брюн вся кипела. Она могла бы им объяснить, почему не умеет делать эту примитивную работу, которую они так ценят. Ее не учили застилать постели, чистить унитазы, резать овощи и подтирать попы грязным маленьким детям. Зато у нее есть удостоверение космопилота, действительное в нескольких мирах, она умеет охотиться с гончими и егерями, может разобрать и снова собрать сканирующие приборы крейсера средних размеров наравне со специалистом-техником...

Здесь ее умения никому не нужны. Они считают ее глупой или помешанной, а все потому, что она не умеет делать того, что делают они. - Она - мерзость Божья. Но, конечно, неверные толком не учат своих дочерей. - Так надзирательница комментировала все ее промахи.

Никакая она не неверная, никакая не мерзость Божья, но все вокруг ее так называют, и Брюн все труднее и труднее оставаться верной своей истинной сути. Легче тереть полы, как от нее требуют, пеленать младенцев, как ей говорят, резать овощи, как показывают, даже если она знает более правильный способ.

Если бы она на самом деле была глупа... но теперь голова работала с прежней ясностью. Рецепты казались ей такими скучными, но она все равно запоминала их и делила по категориям. От шитья она уставала еще больше, все время тыкать иголкой туда-сюда. Почему они все делают самым сложным способом? Почему не облегчат себе жизнь? Не все, напомнила она себе, это касается только женского труда. Итак, у них есть электричество и водопровод, но компьютерами и всем, что с ними связано, могут пользоваться только мужчины.

Она теперь вспоминала уроки истории, к которым никогда раньше не проявляла интереса. В памяти всплывали целые страницы учебников. Раньше существовали различные общества, которые отказывались облегчать жизнь женщин, чтобы они не забыли о своих традиционных ролях жены и матери. На Старой Земле женщинам, бывало, запрещали водить автомобили, летать или пользоваться оружием, бывало, не разрешали девочкам учиться вместе с мальчиками, не разрешали женщинам становиться врачами. Но все это было так давно и так далеко, а все, что происходило с ней, происходило здесь и сейчас.

Когда Брюн с малышами перевозили в ясли, ей удалось увидеть улицу, но никаких примечательных зданий или сооружений она не заметила. День был холодный, она вся сжалась на ветру. Ее посадили на заднее сиденье такой же закрытой машины, она не видела, куда ее везли, только запомнила, что сделали четыре поворота.

Здание, в котором помещались детские ясли, выглядело немного повеселее. На улицу выходило несколько окон, закрытых ставнями. Раздался гул, и Брюн заметила, как в отдалении приземлился шаттл.

- Смотреть вниз! - прикрикнул на нее водитель и ударил по голове. Но она даже не обратила внимания. Теперь она знает, где находится космо-порт, по крайней мере в каком направлении.

Начальница яслей тоже вела себя приветливее, чем надсмотрщица в родильном доме, откуда-то издалека раздавались женские голоса. Женские голоса? Начальница провела ее в комнату, там стояли одна большая кровать, две детские и невысокий широкий стул с подножкой. Очевидно, он предназначен для кормления. Небольшой шкаф, тумбочка, а на столе у изголовья кровати эта вечная корзинка с шитьем.

Начальница помогла уложить малышей в кроватки, помогла застелить постель и повела Брюн осмотреть дом. В комнатах наверху женщины могли смотреть на улицу, хоть и сквозь ставни, но Брюн резко оттащили от окна. Окна комнаты для рукоделия выходили во внутренний дворик, который был со всех сторон обнесен высокими стенами. В садике росли фруктовые деревья, на некоторых висели яблоки. А за стеной - за стеной видна была другая улица и дома на противоположной стороне, потом еще здания, еще открытое пространство, поля и холмы вдалеке. Брюн с трудом оторвалась от окна. Не сейчас. Она еще успеет все хорошенько рассмотреть.

Здесь, в яслях, было немного свободнее, чем в родильном доме. Считалось, что женщины должны набраться сил перед следующей беременностью. Они должны были гулять в саду, выполнять домашнюю работу, готовить еду. Не все женщины здесь были немыми. Кто-то попал сюда из других родильных домов, некоторые женщины были служанками в частных домах, когда они вернутся к своим обязанностям, их детей отдадут на воспитание в другое место. Женщин осматривали каждый день, проверяя заодно, как они работают. В остальном относились к ним вполне дружелюбно. К немым - более строго, но все равно приветливо.

Брюн продолжали обучать тому, что, как здесь считалось, должна уметь делать любая женщина. Она раньше и не подозревала о многих вещах, но тут перед ее глазами с помощью деревянных палочек и клубков разноцветной шерсти женщины сами делали носки, варежки, перчатки. Ей тоже дали две такие палочки и показали (не один раз!), как нужно набирать петли, как вязать лицевую гладь. Никогда ничего более скучного она не делала, одни и те же движения снова и снова, еще хуже, чем шитье. Потом ей дали еще одну палочку и научили вязать вкруговую. Тут она вспомнила, что носила вещи, сделанные таким же способом, только вязались они из более тонкой пряжи и на машинке. Например, свитера: сшиваются вместе три связанных вкруговую полотнища. Носки... леггинсы... что еще? Вот она и узнала, как все это производилось на свет.

На улице становилось холоднее. Другие женщины кутались в вязаные шали и свитера и качали головами, глядя, как она дрожит от холода.

- Тебе надо быстрее работать, - сказала ей одна из женщин. - Если у тебя не будет к зиме теплых вещей, ты замерзнешь. - Они объяснили ей, что зимой они надевают под юбки вязаные чулки, держатся эти чулки при помощи невиданного сооружения из резинок и пуговиц. Обувь они не носят. Хотя в частных домах в сырую или снежную погоду женщинам разрешалось надевать башмаки без задников на твердой подошве, но только чтобы сходить на рынок.

Тут же Брюн познакомили с верованиями ее захватчиков. Они считали, что чужаки из других миров не имеют никаких нравственных и моральных ценностей, вера их, если она и существует, не заслуживает никакого почтения. Поэтому они начали учить ее с самого простого, так, как, наверное, объясняли детям. Бог - это сверхъестественное существо, создавшее Вселенную. Мужчина - венец его творения. Женщина создана для того, чтобы служить мужчине, помогать ему и утешать. Силы зла восстают против Бога и искушают женщину заняться делами мужчины.

Тут ей даже пригодилось то, что она нема. Ее не заставляли пересказывать наизусть правила и ритуалы, как делали другие женщины. А так как женщинам нельзя было "рассуждать" (это понятие обозначало разговор на божественные темы), ее не просили даже письменно отвечать на вопросы, которые обычно задавали другим. В любом случае, женщинам не следовало увлекаться чтением и письмом, разве что можно было записывать рецепты и все, что относилось к ведению хозяйства. Но все очень боялись заразиться нечистью мерзости Божьей, а зарегистрированные эмбрионы считались здесь именно мерзостью, поэтому ей старались даже книг в руки не давать. Ей вообще запрещалось читать и писать. И они никак не могли поэтому проверить, насколько хорошо она запоминала их священные тексты.

Но память-то у нее была прекрасная. Если она много раз слышала что-то, то не могла не запомнить. Слова пророков... слово Господа Всемогущего. Правила и следствия из них... Все вполне разумно, если, конечно, принять изначальные предпосылки, а их Брюн принимать не собиралась. Если считать, что женщины созданы для утешения мужчин и служения им, тогда, что бы они ни делали, если это не устраивает мужчин, то может быть расценено как грех. А это определяли никак не женщины. Только Бог устанавливал правила, и только мужчины могли их интерпретировать.

Все вроде бы логично, но на деле - смех да и только, логика больного паранойей. Как можно думать, что она не такая же личность, как, например, ее братья, или что Эсмей Суиза не такая же личность, как Барин Серрано... Это же абсурд. Она в этом несомневалась. Она легко бы им это доказала, если бы только могла, все женщины здесь прекрасно бы ее поняли, если бы только...

Но говорить она не может, все ее знания и ум заперты от всех. В ее мире, мире, который она знала, к голосу человека относились с уважением. Родители, учителя, врачи, как те, что работали с леди Сесилией, учили каждого человека умению общаться. Она вспомнила, как мучилась Сесилия, сколько людей пытались ей помочь. Здесь никому бы даже в голову не пришло, что мерзость Божья может вообще что-то сказать, а тем более что-нибудь осмысленное и полезное. Хватит и того, чтобы она понимала приказы и подчинялась им.

Ей так хотелось освободить женщин этого мира от страшного гнета, показать им, что они ничуть не хуже мужчин. Лежа в постели, она мысленно обращалась к ним с целыми речами, писала им лекции, доказывала снова и снова то, что сказать не могла.

Днем Брюн заставляла себя ходить по дорожкам, посыпанным гравием. Надо укреплять ноги, надо пользоваться каждой возможностью. Она гуляла в любую погоду, даже когда мороз и снег обжигали ноги до самых колен. Малыши сильно затрудняли ходьбу, но она смотрела на них как на дополнительный тренировочный груз. Они помогут ей укрепить мышцы, скоро она снова станет сильной, тогда легче будет думать о побеге. Дважды в день она проходила до конца сада и возвращалась назад, скоро она сможет ходить еще больше, потому что дни удлиняются, опять станет тепло. Она с радостью мыла полы и убиралась, потому что это тоже помогало укреплять мышцы. Вечерами, у себя в комнате, она выполняла свои обычные упражнения, когда-то они так легко ей давались. Сначала она боялась, что кто-нибудь заметит и тогда ей запретят тренироваться, но никто ничего не говорил. Она обнаружила, что другие женщины тоже занимались гимнастикой, чтобы укрепить обвисшие мышцы живота, восстановить упругость. По ночам она вспоминала движения боевых искусств - два-три удара за раз, чтобы никто не заметил, но каждый день понемногу. Она складывала ладонь к ладони и стискивала их изо всех сил, то же самое проделывала со ступнями ног. Ничего лучше для укрепления мышц она придумать не могла, а ей нужно было снова быть в форме.

Показные дни, когда воспроизводительниц потомства демонстрировали мужчинам, чтобы те могли выбрать на будущее, оказались не такими унизительными, как можно было предположить. Брюн изо всех сил старалась выглядеть усталой, слабой, беспомощной, разбитой. Это давалось ей легко: она и на самом деле каждый день сильно уставала. Но уже чувствовала, как крепнут мышцы на ногах, на руках, на животе. Поверят ли они, что это от того, что она все время носит младенцев? И гуляет по саду? И занимается гимнастикой?

Но им не догадаться, для чего она с таким трудом наращивает мышцы. Она закрывала глаза и вспоминала, какие движения дают силу и скорость удара, смертельного удара.

Другие женщины не избегали ее, они ее просто игнорировали. Когда малышей выпускали на одеяла, расстеленные на полу, и они весело извивались, все восхищались тем, какие ее мальчики сильные и ловкие. Точно так же они восхищались и другими детьми. Работники яслей давали ей указания таким же точно голосом, как и другим женщинам. Женщины, которые могли говорить, естественно, большей частью общались друг с другом; у немых был свой язык жестов. Говорящие женщины включали в свой разговор немых, если те пытались поддерживать беседу. Кое-кто даже сдружился, чтобы лучше присматривать за малышами. Но Брюн не хотела общаться с другими немыми на их языке. Иногда, если она оказывалась один на один с другой женщиной и нужно было выяснить что-нибудь конкретное, она могла жестами и губами задать вопрос типа "Где корзинка с шитьем?" или "Что это такое?". Женщины с удовольствием показывали ей все, что нужно. Но общих тем для разговора у нее с ними не было, разве что малыши, да и они ее мало волновали. Все эти дети были подтверждением того, что она ненавидела всей душой. Кроме того, она знала, что ее считают опасной... ее усмирили тем, что лишили возможности говорить, но потенциально она осталась для них источником погибели. И то, что она не проявляла ни-какого интереса к детям, было еще одним подтверждением ее дьявольской сути.

Малыши уже начали пружинить на руках, вставать на четвереньки, когда в яслях появилась новая женщина с младенцем. Женщина была очень молода, и выражение лица у нее было все время какое-то странное. Другие женщины разговаривали с ней немного громче обычного, короткими, простыми фразами. Брюн подумала, что женщина может быть под действием каких-либо препаратов, хотя раньше никогда не замечала, чтобы женщинам здесь вообще давали лекарства. На третий день своего пребывания в яслях новенькая подошла к Брюн.

- Ты желтоволосая с другой звезды? - Голос у нее был обыкновенный, но говорила она словно запинаясь.

Брюн кивнула в ответ. Теперь она поняла, что дело не в лекарствах, что-то такое было с этой женщиной не в порядке. Странное выражение лица, замедленная речь и простота, с какой она подошла к той, к которой не подходил никто.

- Ты прилетела к нам с девушкой примерно моего возраста и еще с двумя детьми, да?

Брюн снова кивнула.

- Та девушка говорила мне, что ты хорошая. Ты ей нравилась. Так она сказала.

Брюн внимательно посмотрела на молодую женщину. Она говорит о Хэйзел. Где же она могла ее видеть?

- С ней все в порядке. Я подумала, ты захочешь узнать. - Женщина улыбнулась, не глядя Брюн в глаза, и отошла, оставив Брюн с малышами.

Хэйзел в порядке. Брюн почувствовала облегчение. Когда эта женщина рассталась с Хэйзел, чтобы отправиться в родильный дом? А может, Хэйзел тоже в родильном доме? Брюн замотала головой, она потеряла счет времени. Она знала только, темно сейчас или светло, холодно или тепло. Но Хэйзел в порядке, была в порядке совсем недавно. Хорошо бы знать, где она.

Прошло еще несколько дней, и вот молодая женщина снова подсела к Брюн.

- Теперь ее зовут Пэйшенс - Терпение, - сказала она. - Имя ей подходит, она все время такая спокойная и много работает, никому не доставляет никаких хлопот. Прима говорит, что ее легко выдадут замуж в качестве третьей жены, может быть, даже второй, хотя она не умеет хорошо шить. Ее научили ходить на рынок, и она теперь ходит туда одна.

В голосе молодой женщины прозвучала тоска, может, она сама хотела ходить на рынок? Брюн уже точно знала, что женщина умственно отсталая, никто бы никогда не выпустил ее в одиночку из дома.

- Но волосы у нее не такие желтые, как у тебя, - продолжала женщина, с восхищением рассматривая волосы Брюн. - И она не рассказывает о звездах, Прима запретила ей.

Брюн готова была задушить эту женщину. Болтает всякую чепуху, а то, что надо, не говорит. Она подняла одного из мальчиков и вытащила у него изо рта камушек. Нет, она не изменилась в своем отношении к детям, но это же не значит, что она позволит ребенку, любому ребенку, задохнуться у нее на глазах.

- Она еще недостаточно взрослая, чтобы рожать, - продолжала женщина, лаская своего младенца, - и месячные у нее нерегулярные. Хозяин говорит...

- Замолчи! - К ним подошла одна из работниц яслей и похлопала женщину по голове. - Ты здесь не для того, чтобы сплетничать о своем хозяине. Хочешь, чтобы тебе вырвали язык?

Женщина закрыла рот и встала, прижав к груди ребенка.Работница укоризненно покачала головой в сторону Брюн.

- Она недалекая. Никак не запомнит всех правил поведения, бедняжка. Приходится присматривать за ней, чтобы она не попала в беду. Если она станет говорить здесь о своем хозяине с тобой, то может потом сделать то же самое дома, и тогда он вынужден будет наказать ее. Лучше пресечь такие разговоры в самом начале. - И она похлопала Брюн по голове чуть ли не с симпатией. - Какие у тебя красивые волосы. Может, даже кто-то захочет взять тебя в жены, когда родишь троих. Дай мне знать, если девчонка опять заведет разговоры о мужчинах. Просто кивни и все, хорошо?

Брюн согласно кивнула. Какая ей разница, лишь бы можно было поговорить с этой женщиной.

Несколько дней женщина не подходила к Брюн. Но потом как-то вечером проскользнула в ее комнату.

- Я не боюсь ее,- сказала она, хотя было видно, что это не так. - Я из дома рейнджера Боуи, и только он может лишить меня голоса. Они не могут. А он не станет, если я не буду спорить и болтать. А о Пейшенс я тебе не болтаю и не спорю, а объясняю. А объяснять можно, ты ведь не мужчина.

Брюн улыбнулась. Как непривычно! Сколько времени она уже не улыбалась?

- Жаль, что тебя лишили голоса, - продолжала женщина. - Я бы так хотела узнать, как там, среди звезд... Пейшенс не рассказывает мне. - Она остановилась, прислушалась, потом подошла ближе к Брюн:

- Были бы у меня такие волосы, как у тебя, - и она погладила Брюн по голове. Потом повернулась и исчезла в темноте коридора.

Брюн вывела услышанные имена на стене, так она их лучше запомнит. Раньше она всегда повторяла все вслух. Рейнджер Боуи. Какое странное имя. Она не помнила, чтобы на корабле пираты так называли друг друга, кажется, они вообще не называли никаких имен.

Невзрачного вида мужчина в клетчатой рубашке подошел к стойке бара и позвал бармена. Рядом с ним двое других обсуждали политику капитана.

- Конечно, мы свободные мужчины, но зачем тревожить муравейник? Я не настолько глуп...

- Ты считаешь капитана глупым?

- Я считаю, что одно дело захватывать женщин с других планет для наших нужд, и совсем другое - эта, именно эта... А потом еще хвастаться напропалую, так беды не оберешься.

- Еще одно доказательство нашей мощи. - Говоривший повернулся к мужчине в клетчатой рубашке: - А ты что скажешь, брат?

- Я слышал, у нее желтые волосы. Первый спорщик фыркнул.

- Это всем прекрасно известно. Все надеются, что она передаст цвет волос детям.

Раздался голос из глубины бара: