Чтение 18–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

Капитан вздохнул.

- Честно говоря, страшусь. Я жил в ожидании этого дня!

- Мы продумали прекрасный план, - объяснил отец Игнес.

- Каталаунскую Деву нужно попросту... украсть! Не беспокойтесь, этому произведению искусства вреда никто не причинит. Напротив, ее поместят в лучший из музеев... вы здесь даже не знаете, что это слово значит!.. тысячи людей будут приходить и любоваться ее совершенством, одухотворенностью и прочими излишествами.

Крисп поинтересовался с недоверием:

- И как вы это собираетесь сделать? Не спорю, вы все - прекрасные бойцы, у вас прекрасные доспехи и мечи - что за оружейники их делали? - но все-таки со всем рыцарством Каталауна и его гостями не совладать, даже если вас будет в сто раз больше.

Отец Игнес кивнул.

- Верно. Малым числом местных вояк не одолеть, а переход большого войска через границу будет сразу же замечен. Вроде бы тупик, но план в том, чтобы исключить всякое сопротивление вообще.

- Но как? Если вы не можете пользоваться магией?

- Да, задача кажется неразрешимой, - признался отец Игнес. - Статуя сама себя не защищает, ее легко выломать и увезти, но ее защищает рыцарство, народ, а самое главное - расположенный поблизости монастырь. У него меньше зона охвата, чем у Девы Марии, однако в прямой видимости от монастыря всякое колдовство теряет силу... Однако же наши светлые головы, я говорю не о себе, мы лишь исполнители, придумали хитрый ход...

- Ну-ну?

- Над городом с драконов сбросим некую пыль. Ее называют волшебной, но это такое же волшебство, как вино, от которого пьянеют, или корень белладонны, от которого засыпают. Словом, все, кого достигнет эта пыль, мгновенно заснут. Погрузятся в сон рыцари на турнирном поле, зрители на галереях, народ на холмах, герцог Ланкастерский на уже захваченном им троне... Настанет тишина, и вот тут-то появятся альбигойцы.

Крисп изумился.

- Альбигойцы?

- Да, - подтвердил отец Игнес. - Они мечтают подчинить это королевство своему влиянию? Вот пусть и поработают! После того как выломают статую из стены, вывезут из храма и доставят к реке - получат всяческую поддержку со стороны Юга. Вначале без нашей помощи не обойтись, это не тот карликовый дворцовый переворот, который совершил герцог Ланкастерский. У альбигойцев более серьезные идеи насчет политического курса страны. Они планируют не то упростить, не то усложнить церковные обряды, а это может вызвать серьезные волнения, так что наша помощь...

- Ваши войска, - подсказал Крисп с понимающей улыбкой.

- Небольшие отряды, - поправил отец Игнес. - Мы не можем не считаться с чувствами местного населения. Небольшие, но в наших непробиваемых доспехах, отлично выученные, лучшие из лучших, чтобы могли заменить целое войско. То есть присутствие их не будет слишком уж заметно, но влиять на события смогут... На реке статую погрузят уже с нашей помощью на корабль, а там достаточно успеть отчалить от берега. Нет таких кораблей, чтобы тягались с нашими в скорости или боевой мощи.

Второй монах слушал очень внимательно, мне почему-то казалось, что он то ли из другого ордена, то ли вообще никакой не монах, а только прикидывается, чтобы оставаться неузнанным.

- Зная предусмотрительность наших отцов, уверен, что у причала будут ждать два-три корабля. Но почему не разрушить Каталаунскую Деву на месте?

Крисп развел руками.

- Увы, Симон Волхв наложил заклятие, к которому пока не подобрать ключи. Словом, если разрушить, то статуя станет всего лишь незримой и так, незримо, будет защищать королевство. В смысле, мощь, заключенная в ней, всего лишь освободится, но не исчезнет. Если бы у местных хватило ума, сами бы разрушили, но пока никто не решается на такое святотатство.

Второй монах заметил:

- Я слышал, что тогда защитное заклятие Каталаунской Девы будет подвержено, скажем, сильным ветрам. Они будут сдвигать в ту или иную сторону, наконец Каталаунская Дева... вернее, то, что останется, начнет охранять совсем другой регион. А со статуей охранное заклятие прикреплено, так сказать, к местности.

Сенешаль спросил с беспокойством:

- А как не заснут альбигойцы?

Отец Игнес понизил голос:

- Достаточно намочить тряпку и дышать сквозь нее. Порошок выдыхается очень быстро. Через полчаса все начнут просыпаться, за это время нужно успеть выломать статую, вывезти из храма, погрузить на повозку и гнать до реки. Вы, как вросший в эту жизнь, вместе с местными альбигойцами должны обеспечить всем необходимым: молоты и клинья, очень прочная телега и сменные кони, которых будем менять буквально через каждую милю. Мы гарантируем вам не только этот замок и все герцогство в придачу... понятно же, что Франки Кардини используем только в первые дни, пока не придем к власти, но и, возможно, в ближайшем будущем вы получите трон этого королевства. Мы ценим сотрудничество с нами.

Крисп подумал, на лбу собрались глубокие складки.

- Времени мало. Не успеем и выломать, и переправить к реке...

- Достаточно, - возразил отец Игнес. - Нужно успеть только вытащить из храма и погрузить на телегу!.. А там, прикрыв старыми мешками, спокойно увезти. Когда народ начнет просыпаться, им будет не до телеги, что маячит вдалеке. Тем более что нужно еще обнаружить пропажу, ведь храм можно надежно запереть.

Крисп кивнул, хищная улыбка раздвинула губы.

- Особенно если альбигойцы устроят резню, торопясь захватить власть. Вы об этом умолчали?

Отец Игнес сказал хмуро:

- Нам хотелось бы, чтобы эксцессов при смене правления было поменьше. Но, конечно, маленькое кровопускание отвлечет внимание. Особенно если в числе первых падут герцог Ланкастерский и его ближайшие вельможи... Не думаю, что альбигойцы зальют кровью страну... вот так сразу.

Крисп смотрел на него пристально, темные брови приподнялись, собрав глубокие морщины.

- И вы собираетесь оставить королевство в руках альбигойцев... надолго?

Отец Игнес фыркнул.

- Эти религиозные фанатики претендуют и на светскую власть. Их используем только для свержения власти герцога Ланкастерского и его окружения. Рыцарство сильно, пусть перережут друг друга. Надеюсь, альбигойцы победят... Они гаже, их народ возненавидит быстрее. Нам проще будет совершить еще один переворот и поставить у власти герцога Готфрида Валленштейна Брабантского. Он пользуется огромным влиянием и уважением, так что пусть... Это неплохая компромиссная фигура...

Крисп спросил с надеждой:

- Компромиссная?

Отец Игнес кивнул.

- Мы будем углублять здесь реформы, и скоро герцог, как и все высшее рыцарство, станет архаизмом. Именно тогда вы можете занять престол королевства, где воцарятся совсем другие отношения.

- Вы можете на меня рассчитывать, - сказал Крисп с жаром, - во всем!

Ноги мои ныли, руки занемели. Я чувствовал, что если прямо сейчас не поднимусь наверх, то останется только сорваться в темноту. Напрягаясь из последних сил, так что жилы затрещали, я встащил себя на пару метров наверх, что-то у меня зад совсем тяжелым стал, перевалился через край и долго лежал, сипя и хватая раскаленным ртом воздух, как удивленная красотами пляжа рыба с глубин моря.

Глава 4

Копыта стучат часто, я пригнулся, прячась от ветра. Роскошная грива защищает, как силовым полем, хотя отдельные пряди иногда хлещут по морде. Внизу мелькает пятнистая, как далматинец, чернота, по сторонам проносится нечто с таким шумом и свистом, словно электричка. Это мы с такой скоростью проскакиваем мимо гигантских дубов, только бы не задело по голове суком, на такой скорости даже листок ударит как булыжник.

Какой змеиный клубок, сколько подковерной борьбы! Давно в этом чистом рыцарском мире не встречал такой гнусности... Хотя при чем здесь гнусность? Нормальные взаимоотношения, это я что-то стал слишком стерильным среди сплошного благородства и галантности. Но вот повеяло южным ветерком, и донесся знакомый запашок демократии...

Посвежело, ощутилась влага в воздухе, я понял, что проскочили болото, прокричал сквозь встречный рев урагана:

- Помедленнее, коник мой, помедленнее!..

Ураган превратился в шторм, а затем просто во встречный ветер. На фоне темного неба вдали возник и начал приближаться залитый лунным светом монастырь. Луна полная, туч нет, высокие стены монастыря выглядят серебряными, приподнятыми.

Будучи уже битым и тертым, я на всякий случай задействовал все свои чувства с такой интенсивностью, что голова затрещала, как спелый арбуз в крепких ладонях, в глазах потемнело от прилива крови. Я ощутил, что еще чуть - из носа хлынет кровь, выдохнул, расслабился и... застыл.

Отсюда с холма видно, как по равнине ползут темные клочья: не то плотного тумана, не то какие-то призрачные существа. Все это устремляется к стенам монастыря, как простейшие существа, ведомые тропизмом, а монастырь уже и так окружен морем тьмы, в котором бессильно гаснут сверкающие лезвия мечей лунного света.

Черные холодные волны с размаха бьют о стены и... рассыпаются, не успев даже прикоснуться. Однако со стороны равнины черные струи вливаются и вливаются в это море, подпитывают, уровень темного моря незаметно, но ощутимо повышается. Я страшился думать, что случится, когда черные волны поднимутся выше стен. Там в монастыре не все святые да подвижники, которым мрак не страшен. Большинство же простые монахи, а то и вовсе послушники, их мысли больше заняты пока что обильной жратвой и бабами, эти не выдержат фрейдистский удар...

- Надо, Зайчик, - сказал я дрогнувшим голосом, - тебе вроде бы Тьма не страшна, ты сам порождение Тьмы... как говорят. Это я не в укор, я сам еще тот светоч... даже и не знаю, почему мне дали нести свечу... да еще в такой ветер...

У подножия холма тьма едва-едва покрывает низкорослую траву, конь вступил в нее бесстрашно. Я присматривался, прислушивался, однако для Зайчика эта тьма просто не существует. Я пустил его дальше, чернота как будто подрагивает под ударами копыт и мощью крупного тела, наконец поднялась до брюха, коснулась подошвы моих сапог, ощутил себя как на водных лыжах, инстинктивно поднял ноги, но, устыдившись, поспешно опустил.

Ногам стало холодно, потом я сообразил, что это от страха, от ощущения, что должно быть так, разозлился на свою чувствительность, ишь, интеллигент бесхребетный, хоть и без шляпы, заставил себя выпрямиться, ноги упер в стремена и вперил гордо взор в серебристые, словно покрытые плотной паутиной, стены христианской твердыни.

- Лучше белые ночи, - сказал я, храбрясь, - в смысле, вот такие лунные, чем черные дни!

Чернота захлестнула мои плечи, затем конь на минутку пошел по низине, тьма накрыла с головой. Однако монастырь все так же блистает в чистом ночном воздухе. Я вижу отчетливо и все вокруг, и в то же время как бы другим зрением зрю эту странную субстанцию, мрачную, гнетущую, пугающую... если позволить себе испугаться.

Я заорал во все горло...

- Нам не страшен черный волк, черный волк, нас у Бога целый полк, целый полк...

С неимоверной высоты прогремел мощный голос:

- Сын мой, о Господе нашем говорить надо более уважительно... Но тебе, конечно, простительна любая дурь, ты ведь паладин!

Вздрогнув, я выслушал, ответил со всем смирением:

- Отче, вы меня возликовали... велико! Я думал, придется колотиться в ворота, аки вифлеемский баран о ясли, а вы уже и мой паспорт просмотрели... Войти можно?

Голос ответил:

- Можно даже въехать. Конь у тебя непростой, как погляжу.

- Проще пареной репы, - заверил я поспешно. - Простая деревенская лошадка... Ее выбраковали, плуг таскать не может, вот и того...

Рядом с воротами открылась без скрипа калитка. Пригнувшись, я протиснулся, не покидая седла. Калитка сразу же закрылась. Я поспешно оглянулся, не хлынет ли следом черная волна, сметая все, как в прохудившуюся дамбу, но тьма на месте, словно ее удерживают не стены, а незримый панцирь вокруг монастыря.

По двору заметались длинные красные тени. Ко мне спешили два монаха с горящими факелами в руках. Со стены спустился плечистый бородач, настоящий Стенька Разин, смоляные кудри и такая же разбойничья борода, перехватил мой пугливый взгляд, брошенный на калитку.

- Что-то увидели, благородный сэр? - спросил он понимающе.

- Да так, - ответил я надменно, я же рыцарь, мне все до развилки, - ерунда богословская.

- Что-что? - переспросил он.

- Там все залито грязью, - объяснил я. - Впрочем, убирать ее вам. А мне бы отыскать того, кто пачкает мир, как перепуганная каракатица. Я бы его в этом дерьме утопил собственными руками.

Он криво улыбнулся, но в глазах я уловил удивление.

- Если благородный сэр смог такое увидеть, то он так же прост, как и его конь. Вам нужен ночлег, приют?

- С этим потом, - отмахнулся я. - Я хотел бы увидеть вашего генерала... или как его там, магистра. Ну, настоятеля, приора, аббата!.. У меня крайне важные новости.

Он не двигался с места, как не двигались и монахи с факелами, взяв меня в середину треугольника. Краем глаза я заметил короткий блеск на ближайшей крыше, кивнул бородачу:

- Лучники?

- Арбалеты, - объяснил он злорадно. - Вон там и вон там. Не всякий лук пробьет рыцарский панцирь, зато арбалетная стрела...

- Ну, - ответил я, - мой не пробьет и арбалетная. Но не будем спорить, у меня в самом деле важные новости.

- Говорите, сэр.

Я пожал плечами.

- Откуда я знаю, что вам можно доверять?

- Сэр, у вас большой выбор?

Я посмотрел по сторонам, вздохнул.

- Ладно, будем верить, что среди вас нет шпионов... Или, по крайней мере, среди вас троих. Словом, король Барбаросса жив.

Бородач скептически скривил губы.

- Он убит. Об этом поклялись на Библии все, кто вернулся с охоты.

- И громом их не сразило? - поинтересовался я. - Значит, Господь желает, чтобы это сделали мы. Своими мечами! Меня зовут Ричард Длинные Руки. Я - паладин Господа Нашего. Я требую, чтобы ты разбудил настоятеля, ибо на чаше весов судьба не только монастыря, но и всего королевства. Через три дня все это затопит Тьма.

Бородач буркнул с неуверенностью:

- Выстоим.

- Нет, - отрезал я. - Захват королевства готовился долго.

Один из монахов внимательно посмотрел мне в лицо и, не дожидаясь знака от бородача, повернулся и побежал в сторону главного здания.

Я осматривался, чувствуя, как блаженная улыбка идиота расползается по всей харе. Странное чувство защищенности, уюта, казалось бы, совершенно несовместимое с этими подчеркнуто суровыми и аскетичными стенами, мрачными постройками, лишенными всяческих украшений, медленно заполняет грудь. Я не могу себя чувствовать здесь своим, я всегда при каждом удобном случае смеялся над попами и вытирал ноги об церковь, рассказывая анекдоты о пьяных попах, но сейчас в стенах этого монастыря чувствую, что попал к своим родным и близким.

Впрочем, если покопаться глубже, то даже из почерпнутого из школьных учебников видно, что кроме распространения опиума для народа церковь владела третью всех обрабатываемых земель в Западной Европе, лишь только она, церковь, поддерживала и развивала образование, культуру и даже науку. Только в монастырях сохранялись и переписывались от руки античные рукописи, иначе до нас вообще не дошли бы сочинения Аристотеля, Платона, Геродота, Сократа и прочих-прочих великих умов древности.

Школы создавались и поддерживались только церковью, королям не до образования народа, так же точно и университеты создавались монастырями и при монастырях. Надо ли удивляться, что все великие ученые тех веков, которых мы привыкли называть основателями физики, химии, оптики и прочих наук, были монахами? И даже генетику создал, развил и обосновал монах Мендель, экспериментировавший в монастыре с горохом, благодаря опытам с которым и вывел законы наследственности?

Потому вся культура этого времени насквозь религиозна, а наука подчинена теологии. Но церковь стремится привить более высокую мораль обществу. Уже сейчас она резко выступает против войн, усобиц, раздоров, а если те случаются, призывает под страхом отлучения не обижать мирное население, а войну упорядочивать, подчинять правилам, которые позднее будут названы гаагскими и женевскими. Еще с начала возникновения церкви, что значит, в позднеантичную эпоху, она первая и единственная начала заботиться о стариках, больных и сиротах, эту черту пронесла и развила в Средневековье, а затем... понятно?

Так что авторитет церкви в глазах населения и общества велик. Короли и даже императоры не просто считаются, а вынуждены под ее натиском смирять свои хищнические позывы. Плюс экономическая мощь церкви, монополия на образованность и культуру, завоеванный моральный авторитет среди простого народа и воинского сословия, разветвленная иерархическая структура - все это привело к тому, что католическая церковь обладает гораздо большей мощью, чем любая светская власть, и могла бы легко поставить себя выше...

Из головного здания вышел в сопровождении монаха высокий худой человек в красной сутане, хотя покрой тот же и даже подпоясан этот человек такой же грубой волосяной веревкой, как и остальные. Он сложил ладони аркой у груди, неподвижный, строгий, невольно внушающий почтение, я ощутил на себе его пылающий взор.

Я тоже внимательно рассматривал его удлиненное, лошадиное лицо и тяжелую нижнюю челюсть, что говорит, как считают мальтузианцы, о силе характера. Выражение лица показалось мне крайне брюзгливым, заспанным. Он что-то пробурчал монашку, тот поклонился и пропал в черном проеме двери. Настоятель сделал знак бородачу, я увидел только длинные пальцы, выглядывающие из непомерно широких рукавов сутаны, но бородач понял, ухватил меня за локоть и подвел ближе.

- Это вот...

Настоятель отмахнулся весьма раздраженно.

- Сам вижу. Сэр Ричард?.. Меня зовут отец Антиохий. Прошу вас в мою келью.

Он повернулся и, даже не посмотрев, следую ли за ним, быстро направился обратно. Несколько удивленный, я соскочил с Зайчика и, глядя на бородача, похлопал коня по блестящему крупу.

- Можете покормить мою смирную лошадку. Обожает грызть подковы, гвозди, но за неимением железа ест и камни. Желательно гранит, не песчаник.

Настоятеля догнал у входа, долго шли коридорами, опустились по широким каменным ступеням на пару этажей, если не больше. Потянулись полутемные мрачные коридоры. Дальше мы шли через анфилады подземных продолговатых залов, где по обе стороны прорублены кельи... даже не кельи, а ниши. Я рассмотрел полуголых изможденных людей, донеслись бормотания, выкрики, стоны, причитания.

Настоятель внезапно оглянулся, суровое лицо как у коршуна.

- Сострадаете? Напрасно. Это их собственный выбор.

- Аскеты? - спросил я понимающе.

- Да, - отрубил он коротко. Через пару шагов добавил: - Иногда так достигают даже святости. Не верите?

- Нет, - признался я.

- Почему?

- Святости, по моему разумению, можно достичь только служением народу... то есть Богу, что одно и то же, так как Господь ничего не делает для себя, а только для народа.

Настоятель задумался, слишком уж четко и умно я сказал, такое от рыцаря услышать немыслимо. Но не признаваться же, что я процитировал первую же суру Корана, где заранее дается ответ на каверзный вопрос христианам, который ставит в тупик и приводит в бешенство даже отцов церкви: может ли Бог создать такой камень, который не смог бы поднять?

По дороге встретили только одного монаха, тот проводил нас с факелом к окованной железом двери, поклонился и ушел. Настоятель пропустил меня в келью, вошел следом. Дверь захлопнулась, я отчетливо услышал, как в стальные пазы вошли металлические язычки. Впечатление такое, что сработал автоматический замок.

По властному жесту отца настоятеля я опустился в деревянное кресло, бегло оглядел келью, понравилась, больше похожа на мечту любого мужчины: смесь библиотеки, мастерской и спальни. Увы, ни одна женщина не согласится жить в такой мужской мечте.

Глава 5

Отец Антиохий сел по другую сторону небольшого стола, поверхность испещрена цветными пятнами и выжженными кратерами от кислот и щелочей. На меня взглянули строгие понимающие глаза.

- Итак, сэр Ричард, - произнес он быстро, - не будем тратить время. Я был в числе зрителей на турнире и видел вас. И ваши подвиги с копьем и мечом. Впечатляет! Особенно то, что в вас не было сатанинского гнева или обуревающей гордыни, что вроде бы неизбежна...

- Спасибо, - ответил я с легким поклоном, - но я сразу к делу. Можно?

- Да, мы умеем ценить время. Прошу вас.

- Король Барбаросса жив, - сообщил я. - Я успел увезти его...

- Говорят, он был ранен смертельно?

- Я паладин, - напомнил я. - Господь даровал мне силу исцелять больных и заживлять раны. Так что король сейчас прячется в лесу...

- Где?

Я виновато развел руками.

- Простите, ваше преосвященство...

- Понимаю, продолжайте.

- По просьбе короля... простите, по велению короля я отправился собирать его союзников, но, увы, у первого же вроде бы верного королю вассала наткнулся на заговор...

Он слушал очень внимательно, за все время задал только пару вопросов, как мне показалось, совсем незначащих, но во время моего рассказа начал поглядывать на меня как-то странно, однажды усмехнулся чему-то, в глазах заблистали искорки, а погасил их явно усилием воли, когда заговорил строгим, деловым голосом:

- Вы правы, сэр Ричард, необходимо поддержать законного короля. Конечно, в отношении Барбароссы это звучит весьма глупо. Но он, свергнув предыдущего короля, вполне легитимного, двадцать лет правил королевством так, что люди забыли о вторжениях воинственных соседей, постепенно богатели, земли очистились от нежити, а церковь успешно изгоняла последние остатки нечисти и безверия. Так что он и для нас вполне законный король. Даже если переворот ограничится только захватом власти герцогом Ланкастерским, страна увязнет в трясине междоусобицы. Как этого не понимают крупные лорды!

- А как насчет Каталаунской Девы? - спросил я. Он вздохнул, развел руками.

- Она в самом деле защищает. Хотя, конечно, официальная церковь все больше склоняется, чтобы объявить святого Симона Волхва раскольником, а то и отступником. Вы ведь улавливаете разницу, не так ли?

- Да-да, конечно, - ответил я с самыми честными глазами.

- Может быть, - продолжал он, - даже еретиком. Однако народу непонятны эти высшие интересы церкви. Гораздо понятнее, что Каталаунская Дева не подпускает к себе нечисть, магия здесь не действует, скот не болеет, дает хороший приплод, саранчу не видели столетиями... Без Каталаунской Девы королевство рухнет, настолько все привыкли полагаться на нее...

- Тогда, может быть, пусть увозят? - предположил я. - Люди должны учиться жить без костылей.

Он взглянул на меня остро.

- Интересный, но очень сложный вопрос... Вы не заканчивали богословский факультет?.. Нет? Странно... Во всяком случае, если изымать Деву, то очень осторожно. Если же ее вывезут чужаки, то они же зальют здесь все кровью. Мы не должны допустить захвата власти... если это в наших силах, во что я, честно говоря, не очень-то верю. Ладно, вы устали, отдохните остаток ночи, а я созову святых отцов на совет.

Он хлопнул в ладоши, из-за портьеры появился молодой монах с опущенной головой и сложенными на груди руками.

- Брат Дионий проводит вас в келью, - сказал настоятель. - Отдыхайте. Утром мы сообщим решение.

Брат Дионий поклонился мне со всем смирением, молодой бледный вьюнош со взором горящим, пусть не очень ярко, но это ведь не народовольцы, здесь оружие иное и свет не факельный, а кротко-лампадный. В любом случае и те и другие лучше, чем остальная серая масса, у которой припекает совсем в других местах, не буду уточнять, я же в монастыре...

Мы прошли через главный зал, огромный, свод уходит в небеса, дробится арками и мостиками на множество сводов. С потолка свисают огромные люстры, я бы назвал их обыкновенными тележными колесами, на обода которых прилепили по несколько дюжин свечей. Эти колеса на длинных толстых веревках опускаются из-под самого купола, что утонул бы в темноте, если бы через окна не просвечивало небо.

На моих глазах один из монахов помахал руками, одно из колес опустилось, монах прилепил свечи и зажег, колесо снова поднялось. На этот раз я рассмотрел на галерее человека, что крутил ворот.

- Красиво, - заметил я.