с ней в пропасть оставались целы и невредимы. О некоем отважном человеке,
морозной и вьюжной ночью спустившемся в поселок за помощью почему-то --
забыл почему -- в одном ботинке; он лишился отмороженной стопы, но спас
жизнь раненому товарищу... В рассмотрении формы, по крайней мере -- вполне
реалистичные истории. Но в нашей отъединенности запредельным холодком
потягивало бы и от тургеневской "Первой любви". И едва потушили лучину --
стали мерещиться, сквозь привычное потрескивание углей в печке, то
явственные шаги за стеной, в соседнем блоке, то вкрадчивое поскребывание в
окно, то странные шорохи на крыше. Мы, конечно, соревновались по этому
поводу в остроумии. Хотя сердце замирало.
то женский крик, не то стон, не то вой.
нами одинокая сонная муха, неурочно воскресшая в тепле.
выбежали на улицу. На склоне горы, в той стороне, откуда, насколько мы могли
определить, кричали, -- никакого движения. Прямо над горой стояла полная
луна, и даже неровности на снегу были нам отлично видны. Мы караулили, пока
не начали замерзать. А после, все еще настороженные, не решаясь стягивать
штаны и фуфайки, теснее жались на нарах друг к другу, с распахнутыми во
мраке глазами.
сенях.
встретиться с черт-те чем. -- Возьми полено...
держался позади. Дверь в сени я открывал, готовый столкнуться за нею с
натуральным мертвяком -- эдакой безглазой метеорологом Семеновой, явившейся
в одном башмаке по свою книгу и протягивающей ко мне белые обмороженные
руки...
затворенной двери наружной; она едва качнулась, когда две удлиненные тени
одна за другой перетекали в узкой щели через порог.
Знаешь, кто это был?
прогрызенный в нескольких местах насквозь пакет с остатками нашего мясного
монолита, от которого мы ежедневно отпиливали куски двуручкой. Сегодня
образовался один лишний. Он отмяк, пока лежал в комнате, и обратно в пакет
мы сунули его совсем недавно -- вероятно, он не успел достаточно застыть и
все еще источал слабый кровяной запах.
похожие на песьи. Две их петляющие цепочки вели с противоположного края
поляны -- так наши гости пришли, осмотрев по пути руины дизельной. Две
прямых -- к лесу, куда они скрылись. Андрюха сидел на корточках, мерил
ладонями какие-то расстояния и азартно бубнил, сам себе эхо:
Правда, не здесь, не здесь...
встревал с вопросами, пока Андрюха сам не повел меня в сени, чтобы
похвалиться, какую отменную он сочинил ловушку. Хитроумная веревочная
система связывала внешнюю и внутреннюю двери, длинный конец тянулся в
комнату к нарам, а под потолком в сенях крепилась ржавая сетка от панцирной
кровати -- прежде мы обивали о нее ботинки при входе.
в комнату закрываем. Как только они зайдут...
их здорово напугали. Андрюха сказал: никуда не денутся -- мясца-то уже
понюхали. Не от хорошей жизни они тут бродят. Голод не тетка. А мы им еще
приманочку...
закрывается -- кстати, сколи потом лед с порога, -- комнатная открывается.
Это, -- он показал наверх, -- падает и прижимает их к полу. Все, они наши.
кровать сорвалась со своих подпорок. Я вскинул руки, защищая голову, но
вскользь железный угол все-таки меня задел, пропахав под волосами порядочную
ссадину.
комнату.
Сдерешь с них шкуры? Так они сгниют, пока доедут в Москву.
если хочешь, отпустим...
когда в нужное время заняли позицию для ловитвы -- лежа, но не снимая
ботинок, -- испытал некий охотничий трепет. В сенях разместили миски с мелко
накромсанным мясом: у самого порога и в глубине. Изготовили факел, намотав
на суковатую палку старые промасленные тряпки. На первое же неясное
шебуршание -- из тех, какими полон в тишине деревянный дом, -- Андрюха
яростно рванул веревку. Все прошло по плану: одна дверь закрылась, вторая
открылась, кровать грохнула оземь. Андрюха поджег в печке факел и кинулся в
сени. Песцов под кроватью не наблюдалось. Приблизительно час потребовался,
чтобы вернуть сетку в прежнее вознесенное состояние. Мы уже успокоились и
могли мыслить рациональнее. Андрюха сказал, что в следующий раз будет
выжидать, пока они немного освоятся и потеряют бдительность.
будто схожу в неглубокую станцию метро, без эскалатора, по обыкновенным
ступеням. Должно быть, очень поздно и последний поезд уже отправлен: на
платформе нет пассажиров. Но нет и милиционера, нет ночного студента,
толкающего полотерную машину, нет ярких жилетов путейских рабочих (хотя
разложены вдоль колонн непользованные блестящие рельсы) -- никого. И вдруг
сигнализируют тревогу: зудит зуммер, мигает свет. Прямо передо мной
опускается с потолка на тросах штанга, раскрашенная как железнодорожный
шлагбаум, запрещающая проход. Сразу же появилось множество людей. Они в
камуфляжной форме или темно-синих комбинезонах, в белых касках-полушариях.
На касках и нарукавных повязках черное латинское "R" в круге. Люди безмолвны
и сосредоточенны, что-то переносят, что-то устанавливают на перроне. Свет
мигает. Один из них держит под мышкой завернутую в крафт саженную рыбину --
сома, наверное. Хвост и голова у сома свисают долу, как усы запорожца.
этими немтырями. Я повернулся на другой бок. Тогда мне приснилось, что я
лысый.
осталась где была, не сработала. Факел у Андрюхи полыхнул и погас -- тряпки
прогорели в прошлую попытку. Мы топтались в тесных и темных сенях. Я смутно
различал Андрюхины очертания. Он удил, нагнувшись, понизу руками -- и
внезапно бросился на четвереньки, скорчился в позе накрывшего собой гранату.
Тут обрушилась запоздалая сетка. На голову мне теперь пришлась не сварная
рама, всего лишь проволочное плетение -- не такой уж страшный удар. Но
лодыжки у меня опутывала провисшая веревочная система -- и я таки растянулся
плашмя, оказавшись в том положении, какое, по идее, предназначалось песцам.
Андрюха, копошившийся в момент падения кровати у дальней стены, вне опасной
зоны, вскочил и принялся энергично колотить бывшим факелом в районе моего
копчика. Он придавил раму ногой, когда я хотел отвалить ее и встать. Я
крикнул: остановись! -- Он свиреобы окунал в нее свои опухоли, миску с
теплой водой. Сунули колючий шарф -- три нещадно! Он тер, пока руки не
занемели; дальше -- все по очереди. Содрали ему кожу. Андрюха позднее
признался, что не особенно верил в успех. Однако чего-то добились: он
скривился, зажал голову в ладонях; сказал -- как будто огнем прижигают. И
поехало по нарастающей... Хохмы кончились -- теперь он раскачивался и стонал
сквозь зубы. У нас имелся кусок войлока -- заворачивать двуручку. Выкроили и
наскоро сметали шлем вроде буденовки -- в нем наш новый знакомец и дошел с