Чтение 18–й страницы книги ~Капитан и Враг~

безусловно, милосерднее, если я сам все сообщу Капитану. Телеграмма
гласила: "Джим вылетел Панаму. Он все объяснит. Время прибытия, номер
рейса и т.д. Целую". Я зачеркнул слово "целую". Она едва ли употребила бы
его.

Мне надоело быть журналистом-поденщиком. Снова захотелось стать
писателем. Я даже взял и выправил эту повесть о моем детстве. Когда-нибудь
она найдет издателя. Я еще не представлял себе, каким будет конец, но
решил по крайней мере довести повествование до сегодняшнего дня, что и
сделал. Буду продолжать писать, как писал бы дневник, и, кто знает, какая
у меня получится концовка, когда я встречусь с Капитаном на этой неведомой
мне земле Панамы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

8

Я решил последовать совету, который Капитан дал Лайзе, и купил билет до
Панамы через Амстердам. Мне было бы легче, быстрее да и не дороже лететь
через Нью-Йорк, но я почел за лучшее послушаться Капитана. Он говорил о
каких-то сложностях, и это немного тревожило меня на всем протяжении
долгого пути: ни в Каракасе, ни во время бесконечной остановки в Кюрасао я
не выходил из самолета - работал над своей давно начатой книгой, стремясь
подвести ее к сегодняшнему дню. Мне не хотелось даже на час выйти в этот
неведомый для меня мир.

Полет от Амстердама в общем и целом длился двенадцать часов; когда я
прилетел туда, каналы в городе были затянуты льдом, и на полях лежал снег,
когда мы взлетали, а потом стали неуклонно пробиваться к солнцу сквозь
тьму.

Если бы Капитан мог прочесть то, о чем я сейчас пишу, он бы узнал, как
много я до сих пор раздумываю о нем. Он, видимо, останется для меня вечной
загадкой, которую я так и не сумею разгадать, такой же, как существование
Бога, и потому, подобно теологам, я продолжаю писать о нем, поворачивая
проблему и так и этак безо всякой надежды найти ответ. Вот и во время того
полета я сидел, уткнувшись в свою рукопись, а когда стали показывать
фильм, даже не взял наушников, лежавших на соседнем сиденье, ибо мне
требовалась тишина, чтобы думать, я положительно алкал ее. Картинки же,
беззвучно мелькавшие на экране, не нарушали хода моих мыслей, ибо, когда
бы я ни взглянул на экран, там происходило все то же самое: бородатые
всадники палили из ружей в пеших бородачей и мчались дальше.

Враль и мошенник - так, по сути дела, характеризовал Капитана Сатана,
правда, без тени осуждения, словно с научной точностью описывал любопытную
человеческую особь, а ведь этот враль и мошенник многие годы содержал меня
и Лайзу и ни разу в конечном счете нас не подвел. Он ближе всех подходил
под мое представление о том, каким должен быть отец, хотя не могу сказать,
чтобы я когда либо чувствовал потребность в отце, и, по-моему, неплохо без
него обходился. И летел я сейчас вовсе не к отцу - я летел к каравану
груженных золотом мулов, которые исхоженными тропами двигались с
тихоокеанского побережья, летел навстречу приключениям, и, когда наш
самолет пересек атлантическое побережье Панамы и полетел над непроходимыми
чащобами Дарьена, мне вспомнилось единственное приключение, которое я за
всю свою жизнь пережил. Я почувствовал то волнение, какое владело мной,
когда я мальчишкой дожидался Капитана у "Швейцарского коттеджа": я вновь
как бы увидел бревна, лежавшие на дровяном складе у канала, и самолет
представился мне плотом, на котором я тогда намеревался уплыть в Тихий
океан, где у самой воды стоит город Вальпараисо и бородатые моряки пьют в
барах. И вот сейчас я готовился присоединиться к ним. Я как бы прокрутил
свою жизнь назад и дошел до детской мечты, что" посетила меня в тот день,
когда я навсегда перестал быть амаликитянином.

Тут самолет внезапно накренился и заскользил вниз, к прозрачной голубой
равнине, которая, очевидно, была Тихим океаном. Лес сменился развалинами
старой Панамы, которую разрушил пират Морган, и через несколько минут
самолет уже катил по ровной бетонированной дорожке к строениям, похожим на
любой аэропорт мира.

Пройдя через иммиграционную службу и таможню, я принялся высматривать
Капитана, но никого похожего не увидел. Чемодан у меня был тяжелый, и я
поставил его рядом. Пассажиров в Панаме сошло немного (самолет летел
дальше, в Лиму), и вскоре я остался в холле один - чувствовал я себя всеми
забытым. Неужели моя телеграмма, адресованная на апартамент, не дошла?
Или, может быть - что было вполне вероятно, - Капитан тем временем
переехал куда-то еще?

Добрых десять минут стоял я так, раздумывая, что же делать и куда
податься. Я начал понимать, что пускаться в такое путешествие было полным
идиотизмом с моей стороны, но тут в холле появилась новая личность и,
слегка помедлив, не спеша направилась ко мне. Пока этот человек шел, я
успел подумать, что в жизни не видел более высокого и тощего существа. К
тому же брюки на нем были в обтяжку, словно вторая кожа. При этом он был
еще и узкий - узкий в плечах, узкий в бедрах, даже глаза у него были
поставлены слишком близко. Ни дать ни взять персонаж из серии газетных
карикатур.

Подойдя наконец ко мне, он спросил:

- Вас зовут Джим?

- Да.

- Ваш самолет, - сказал он с укоризной, как будто я был пилотом, -
прилетел на двенадцать минут раньше.

Я потом узнаю, что он помешан на точности, особенно в том, что касается
чисел. Я думаю, он не верит даже подсчету, сделанному компьютером. Любой
другой человек, безусловно, сказал бы: "...на десять минут раньше".

- Да. - И, почувствовав необходимость извиниться, я добавил: - Мне
очень жаль.

- Моя фамилия Квигли. Меня попросили вас встретить.

В его речи присутствовала легкая американская гнусавость, как бы эхо
далекой страны, - такой акцент мог быть у человека, достаточно долго
прожившего вдали от родины.

- А где же, - спросил я, - Капитан?

- Какой капитан? - И, прежде чем я успел ответить, он сказал: - Мистер
Смит просил передать вам свои сожаления по поводу того, что не может быть
здесь: ему пришлось ненадолго уехать. Он забронировал для вас номер.

- Мистер Смит?

- Он сказал мне, что получил телеграмму с известием о вашем прибытии.

Я пришел к вполне логическому выводу, что Капитан снова переменил
фамилию и теперь его зовут Смит. Фамилия весьма скромная - после Виктора,
Клариджа и даже Карвера. Я очень надеялся - исходя из соображений
собственного благополучия, - что он не скатился вниз по лесенке.

- И долго он будет отсутствовать?

- Этого я не могу сказать. Два-три дня? Две-три недели? - Снова цифры.
- Мистер Смит - человек очень занятой.

- Вы с ним вместе работаете?

Мистер Квигли, видимо, разделял нелюбовь Капитана к вопросам, так как
ничего мне не ответил.

- Если весь багаж при вас, можем ехать.

- Куда?

- В отель "Континенталь". Питаться я советую там. Мистер Смит
договорился о кредите.

Я отлично понимал, почему моя мысль не без тревоги обратилась к
чемодану с двумя кирпичами, но "Континенталь" оказался куда более
импозантным отелем, чем гостиница "Лебедь", да и репутация мистера Смита,
бесспорно, была здесь много выше, ибо меня встретили как важного гостя. В
лифте, поднимавшем нас на четырнадцатый этаж, портье осведомился, как
прошло мое путешествие и как я себя чувствую. Мистер Квигли все это время
молчал. У двери в мой номер сидел молодой человек с пристегнутой к поясу
кобурой.

- Это ваша охрана, - произнес мистер Квигли, и в тоне его мне
послышалось легкое неодобрение.

- Зачем мне охрана?

- Насколько я понимаю, так пожелал полковник Мартинес.

- А кто такой полковник Мартинес?

- О, это пусть вам объяснит мистер Смит. Я в подобных вещах не
разбираюсь.

Тут возникло недоразумение с ключом, который явно не подходил к замку.
Мы все по очереди тщетно пытались его открыть.

- Мне дали не тот ключ или же вам - не тот номер, - заметил мистер
Квигли. И он сказал охраннику на примитивном испанском, который был
понятен даже мне: - Пойди скажи им. Выясни, какой все-таки у него номер.

Охранник возразил, что это - дело мистера Квигли. А у него есть приказ,
который он и выполняет. При этом снова несколько раз фигурировало имя
полковника Мартинеса. Он - охранник и должен быть здесь. С сеньором...
сеньором... Он же меня охраняет. Ему не ведено оставлять сеньора...
одного. Он явно не знал, как меня величать.

Я попытался довести до сведения их обоих с помощью обрывков испанского,
сохранившихся в памяти со времен занятий с Капитаном, что готов пойти сам.
Я увидел, что эта идея им не понравилась, и в конечном счете мы втроем
спустились в холл с этажа, окрещенного из суеверия четырнадцатым.

Загвоздка оказалась не в ключе, а в том, что мне назвали не тот номер.
А с моего ключа каким-то образом слетела бирка с номером и потерялась. Мне
была отведена точно такая же комната в точно таком же коридоре, но этажом
ниже, который - опять-таки из суеверия - тоже именовался четырнадцатым, и