молчал, потому что душа его была переполнена огромным, ему одному понятным
чувством. Они долго сидели обе по сторонам стола, положив перед собой книги,
которых не читали, и тоскливо глядя на огонь лампы. Уже поздно ночью Соня
ушла, а Марья Николаевна осталась одна.
муки и умиления и потому она прижала руки к груди и тихо одними губами
прошептала:
сладко-мучительное оборвалось в ее сердце.
круг, и Марье Николаевне он казался почему-то магическим. Она сидела, сложив
руки на коленях и опустив голову. Сидела неподвижно, но в этой неподвижности
клубился целый ураган тяжелых и нестройных мыслей. Она думала о том, что
теперь все кончено: весь город завтра узнает, что она всю ночь просидела
здесь, и тогда будет что-то ужасное, холодное и грязное. Ей долго было
только страшно и стыдно, но потом все ярче и торжественнее стала
определяться мысль, согревающая душу: отныне, наконец, она навсегда связана
с Ланде, с милым Ланде, лучшим из всех людей, которых она знала. Она будет
такою же чужой всем, как и он, но ему будет принадлежать всем телом и всею
душою своею, и жизнь новая, прекрасная, полная страдания и радости,
опустится на них светлым облаком. И мысль эта была так тепла, так просто и
властно выводила ее из тяжелого хаоса, что сердце задрожало в ней любовью и
счастьем.
прекрасных лучистых глазах смотрела на него.
белыми руками, вытянутыми поверх одеяла. Свет лампы не доходил до него, и
вокруг кровати стоял прозрачный сумрак, в котором лицо Ланде казалось
светлым и красивым. Разбитая обезображенная щека была в тени.
жаркой тоске, Марья Николаевна медленно опустилась перед кроватью на колени,
наклонилась над ним, тихо положила свою красивую черную голову ему на грудь
и закрыла заблестевшие темным огнем глаза.
половина ее жизни, пустая и бессмысленная, сразу, словно высохший лист,
отвалилась от нее. Все поплыло вокруг нее в светлом облаке, и слезы градом
покатились по нежной пухлой щеке.
незнакомый странный запах его тела и чувствовала костлявую твердую грудь.
за маленький, выпуклый и мягкий подбородок и поднял ее голову к себе. Она
уже не плакала, слезы сразу высохли на блестящих глазах, и она счастливо и
смущенно смотрела на него в ожидании того, что он сделает с ней. Еще немного
потянулась она, и мягкие горячие губы прижались к губам Ланде. Ланде ласково
и нежно поцеловал ее, как ребенка.
безграничное. Это новое, но уже как будто знакомое и приятное чувство
наполнило ее давно ждущее, горящее от силы тело. Она закрыла глаза и сначала
робко, точно узнавая что-то, а потом все крепче и длиннее, вся в наслаждении
и томлении стала целовать его. Мягкое упругое тело ее вздрагивало и жалось к
нему покорно и требовательно.
пристально взглянула в глаза Ланде. У него было холодное, испуганное,
уничтоженное лицо, казавшееся теперь безобразным.
проговорил он.
девушки. С секунду она смотрела на Ланде пристальными, полными стыда и
отчаяния глазами, и яркая резкая краска быстро стала заливать ее лицо. Щеки,
лоб, шея ее вспыхнули, и, казалось, нег конца красному огню стыда и обиды.
Она глухо охнула, откинулась назад и порывисто встала, закрывшись руками.
только не так! Зачем это? - жалко и мучительно бормотал он, простирая к ней
дрожащие руки.
Потом она стала биться, как подстреленная птица, то хотела встать и уйти, то
опять садилась, бессмысленно улыбаясь; и глаза ее то с отчаянием и стыдом,
то с каким-то внутренним недоумением, то виновато, то с ненавистью скользили
по Ланде.
говорить она, чувствуя, как все дальше и дальше отодвигается от него в
пустоту одинокого стыда и холодной ненависти.
суровыми глазами.
ухожу... мне пора...
комнаты и как призрак побежала по пустым, холодным улицам, сквозь ветер и
тьму. Соня, выпустив ее, осторожно заперла дверь и подошла к Ланде.
предусмотрел этого! - говорил Ланде, хватая ее за руки.
выдвинулись тоненькие скулы, и чувство недоброй радости засветилось в ее
глазах.
злым торжеством прибавила: - Они все твари, звери... и она такая же тварь!
Какие они все пошлые, грязные... как собаки!..
нее, и ему казалось, что это не Соня, а какой-то маленький злобный дух.
XIX
волну возбужденной сплетни. Имя Марьи Николаевны трепалось по всему городу в
связи с именем Ланде, и куда бы она ни приходила, ее встречали с острым
любопытством и худо затаенным радостным презрением. Загнанная, потерявшаяся
девушка металась из стороны в сторону, бессильно стараясь победить что-то
грязное и холодное, невидимо окружавшее ее. Иногда наступало молчаливое
отчаяние, ей казалось, что вся жизнь пропала, и тогда в наступившей тишине,
вырастая, как огненный цветок, из стыда, отчаяния и чувственной обиды, в ней
подымалась жгучая ненависть к Ланде.
смутная надежда на то, что все еще изменится, пройдет, как гадкий сон, и
тогда снова будет так хорошо, светло и радостно как прежде.
белым бинтом и казалась уродливо громадной, как исполинский белый одуванчик,
покачивающийся на тоненьком шатком стебельке.
дрожащими пальцами по краю стола. Было в ней что-то прекрасное, беспомощное
и жалкое.
Рука задрожала, и девушка подняла на него большие влажные глаза.
Марья Николаевна!.. - с неожиданным напряжением вскрикнул он. - Вы мне
кажетесь такой светлой, такой прекрасной, такой святой, как ангел!..
вздрогнули в попытке несмелой улыбки. Сердце глухо и радостно стало биться в
груди.
он.
лицу. Нарождавшаяся радость и надежда вдруг упали в какую-то бездну, а из
нее выросло с быстротой молнии сознание омерзительно грубой, смертельной
обиды.
проговорила она, вся выпрямляясь, как змея, которой наступили на хвост.
глаза.
над вами... Зачем же так говорить?.. Я сказал то, что чувствую: я вас люблю,
только не так... Я ведь никогда не любил женщину так... Я не знаю, может
быть, я урод... Но неужели нет другой любви... и непременно надо это?.. Я не
могу... Поймите меня!..
них горячее чувство мучительной жалости и горя, но Марья Николаевна уже не
понимала его: между ним и ею как бы захлопнулась тяжелая дверь, сквозь
которую слова пролетали искаженные, утратившие свой смысл и приобретавшие
особое, оскорбительное, злое значение. Стыд и ненависть к нему встали в ней
с потрясающей силой. У нее на минуту замерло сердце и закружилась голова.
Слов она не слышала, в ушах стоял какой-то гул, и белый шар на тоненьком
стебельке кошмарным безобразным комком лез ей в глаза.
зубы проговорила она.