автора, то он волен распоряжаться собственной пьесой по собственному
усмотрению, что же касается студийцев, то это, в конце концов, неплохо, что
они в учебном порядке поработали над таким чужеродным для них материалом - а
теперь надо искать соответствующую, близкую по духу, жизнеутверждающую
драматургию - спасибо, товарищи! За работу, товарищи! Вперед и выше,
товарищи!..
бодрой, слегка пришепетывающей скороговоркой. Потом он пожмет руку мне,
пожмет руку Ефремову, еще раз-благодарно - улыбнется всем участникам
спектакля и быстро, не допуская никаких вопросов, уйдет.
голоса, что-то грохотало, что-то падало.
была наиболее сложной. Действие происходит в санитарном поезде, в так
называемом "кригеровском" вагоне для тяжелораненых.
войну, доводилось не раз. Чувствуя, как першит в горле от сладковатого
запаха карболки, иода, запекшейся крови, я читал "Графа Нулина", пел под
гитарный аккомпанемент частушки.
комиссаром или начальником поезда.
подлинные имена раненых и медицинского персонала, описывались подлинные
события - чаще всего комедийные - и поэтому они пользовались неизменным,
незаслуженно шумным успехом.
перетянутых в талии, в кокетливо примятых белых шапочках, подавали нам еду в
жестяных мисках, посмеивались и перемигивались.
выразительный жест большим пальцем правой руки - и все догадливо хихикали -
артист, он, мол, и есть артист, ему без ста граммов никак невозможно!
стаканы, а в кружки воду - запивать.
любимого, дорогого вождя и учителя, гениального полководца всех времен и
народов, товарища Сталина, который ведет нас от победы к победе.
глазах - пили за этот тост.
сознании, какие-то перелески и разбитые поселки, дребезжали на столе,
покрытом клеенкой, миски, кружки, стаканы.
друга с участием и любовью - нам было хорошо! Ах, как нам было хорошо!
дело: мы защищали нашу Родину, наше прекрасное прошлое и еще более
прекрасное будущее, наши светлые коммунистические идеалы, нашу свободу,
равенство, братство.
ужина какая-нибудь санитарка или нянечка, подходила, смущаясь, к начальнику
поезда, что-то негромко говорила ему. И начальник смотрел на меня,
ухмылялся:
хотят снова частушки прослушать!..
брал гитару и шел в "кригеровский" вагон для тяжелораненыхпеть частушки про
Дорофеева и других.
выступал, а не лежал сам. Я валялся в полевых-походных и тыловых госпиталях
- с ожогом второй степени, с флегмоной, с подозрением на бруцеллез.
болезнь сердца, я не реже чем раз в два года - а порою и значительно чаще -
попадал в какую-нибудь очередную больницу.
Санитарному управлению Кремля - в отдельных палатах с собственным санузлом,
где только на одно питание выделяется два рубля тридцать копеек в день на
человека.
народа".
человек, где, чтобы попасть в уборную, надо становиться в очередь, где
дозваться нянечку или сестру можно только после получасового непрерывного
крика - звонков нет, и где питание обходится в восемьдесят копеек.
народа", для самых бескорыстных и беззаветных его слуг - в "Кремлевке", в
Барвихе, в Кунцеве.
шепотом, недоверчиво покачивая головами и молитвенно закатывая глаза.
больного человека, все-таки - дело второстепенное. Гораздо важнее другое -
уход и лекарства. Так вот, с лекарствами в отделениях "для народа" особенная
беда. Я уж не говорю о редких заграничных препаратах, анальгина или кодеина
- и тех не допросишься!
больницы тридцатилетний прелестный парень Сергей Донцов - школьный учитель
из-под Смоленска - в течение трех недель превратился из человека в животное,
в жесточайшего и законченного наркомана.
ноги. В результате - тяжелейший эндартериит.
больнице, в отделении гнойной хирургии - анальгин в необходимых количествах
больным выдавать не могут: слишком дорогое лекарство, целых тридцать две
копейки пачка.
около двух копеек.
потихоньку глотал анальгин, который приносила ему моя жена.
раза в сутки.
Сережу Донцова уже невозможно было узнать. Он сидел в постели, полузакрыв
глаза, страшный, взлохмаченный, с какими-то черными запекшимися губами,
покачивался из стороны в сторону и непрерывно, на одной протяжной звериной
ноте, то выл, то матерился и требовал морфия.
виноваты. И вообще никто не виноват.
всеобщая бесплатная медицинская помощь!
Сколько их было-умных и не слишком, опытных и еще совсем зеленых, добрых и
сердитых, талантливых и просто "трудяг".
вам, дорогие, спасибо вам за ваше терпение и усердие, за ваш благородный,
каторжный, бескорыстный труд.
труд медицинских работников, наравне с трудом учителей, был в нашей стране,
по оплате, одним из самых нищенских.
мужчин - только именитые старики, а в остальном все больше женщины.
Гошкину, я не могу, не имею права не рассказать!
начинается приступ стенокардии. Принял нитроглицерин - не помогло. Тогда я
попросил дежурную по этажу вызвать врача.
и я уснул.
поднялась до сорока с десятыми, рука на месте укола покраснела и вспухла.
- совещания, даже дружеские, не бывают у нас короткими - решили перевезти
меня на квартиру нашей общей знакомой биологагенетика Раисы Львовны Берг.
своей болезни в Москву. А мне становилось все хуже. Температура не падала,
домашние средства, которыми меня пытались лечить, не помогали.
ногах, добрался до телефона и позвонил в Москву жене.
почему-то прилетела в шубе, хотя стоял невероятно жаркий апрель, и в первые
часы была совершенно растеряна и подавлена. Она тыкалась, как слепой щенок,
из угла в угол - а углов в квартире Берг предостаточно - и соглашалась со
всем, что ей говорили.