между гостями удобства пропорционально их достоинству. Каким образом слуги в
гостиницах и горничные на судне с первого взгляда знают, что я, например,
лицо, не занимающее почетного положения в обществе и не обремененное
капиталом? А они это несомненно знают, и я отлично видела, что все они,
произведя мгновенный расчет, оценивали меня с точностью до одного пенса.
Явление это представлялось мне странным и полным скрытого смысла. Я
понимала, в чем тут суть, и мне удавалось не падать духом под гнетом
подобных обстоятельств.
воздуха, и заставила себя открыть дверь в ресторан. Не стану скрывать, этот
порог я переступила с трепетом, ощущая неуверенность, беззащитность и
приниженность. Больше всего я хотела знать, веду ли я себя как положено, но,
убежденная в том, что все время совершаю ошибки, ничего не могла с этим
поделать. Положившись на милость судьбы, я села за маленький столик,
официант принес мне какой-то завтрак, который я ела, пребывая в настроении,
не способствующем аппетиту. За другими столиками завтракало множество людей,
и я чувствовала бы себя гораздо лучше, окажись среди них хоть одна женщина,
но, увы, все присутствующие были мужчины. Однако никто из них, по-видимому,
не видел ничего необычного в моем поведении: кое-кто взглядывал на меня
невзначай, но и только. Полагаю, если они и приметили что-нибудь странное,
то нашли этому объяснение - Anglaise!*
направлении мне двигаться? "В Виллет", - ответил мне внутренний голос,
несомненно, разбуженный воспоминанием о небрежно брошенной фразе, которую
наобум произнесла мисс Фэншо, когда мы прощались: "Хорошо бы, вы приехали в
пансион мадам Бек, там у нее есть бездельницы, которых вы могли бы опекать.
Ей нужна, во всяком случае, два месяца тому назад была нужна,
гувернантка-англичанка".
я спросила мисс Фэншо, она, торопясь поскорее уйти с друзьями, вопроса моего
не расслышала и ничего не ответила. Я предположила, что она живет в Виллете,
- туда я и поеду. Отсюда до Виллета сорок миль. Я понимала, что хватаюсь за
соломинку, но, попав в такой клокочущий водоворот, рада была ухватиться и за
паутину. Узнав, как доехать до Виллета, и обеспечив себе место в дилижансе,
я, руководствуясь лишь смутным контуром или даже тенью плана дальнейших
действий, отправилась в путь. Читатель, раньше чем осудить меня за
безрассудство, вспомните, с чего я начала, подумайте, из какой пустыни я
выбралась, заметьте, сколь малым я рисковала, ибо вела игру, где терять уже
нечего, но зато можно выиграть.
способностью радоваться сегодняшнему дню, если для этого есть хоть
какие-нибудь основания. Вот я и получала удовольствие, несмотря на холод и
дождь, да и ехали мы очень медленно. Мы двигались по довольно однообразной и
пустынной дороге, вдоль которой полусонными зелеными змеями тянулись илистые
канавы и плоские поля, разделенные, словно огородные грядки, рядами чинных
подстриженных ив. И небо было монотонно серым, воздух - душным и влажным, но
даже в столь унылой обстановке фантазия моя разыгралась, а на душе
потеплело. Однако скрытое, но непреходящее чувство тревоги, как тигр,
притаившийся перед прыжком, подстерегало и сдерживало вспышки радости.
Дыхание хищника непрестанно звучало у меня в ушах, его свирепое сердце
билось рядом с моим, он не шевелился в своем логовище, но я все время
ощущала его присутствие - я знала, что алчный зверь ждет сумерек, чтобы
выскочить из засады.
избегнуть осложнений, которыми всегда сопровождается ночное прибытие в чужие
края, но мы ехали так медленно и делали такие долгие остановки - да к тому
еще поднялся густой туман и шел мелкий, но обложной дождь, - что, когда мы
подъехали к окраине города, его уже окутала темнота.
охраняемые стражей. Затем, оставив позади грязный тракт, мы с грохотом
поехали по удивительно неровной и каменистой дороге. У станционной конторы
дилижанс остановился, и пассажиры вышли. Раньше всего мне нужно было забрать
чемодан - дело как бы несерьезное, но для меня весьма важное. Понимая, что
лучше не проявлять назойливости и нетерпения, а спокойно наблюдать за
разгрузкой багажа и, когда появится мой, получить его, я отошла в сторону и
стала внимательно смотреть на крышу экипажа, куда, я видела, поставили мой
чемодан, а потом навалили целую груду сумок и коробок. Их постепенно снимали
и отдавали владельцам. Наконец должен был показаться и мой чемодан, но его
не было. Я привязала к нему зеленой ленточкой карточку с указанием места
назначения, чтобы сразу узнать его, но теперь не замечала и обрывка
чего-нибудь зеленого. Сняли все чемоданы и свертки, с крыши сдернули
клеенчатую покрышку, стало совершенно очевидно, что там не осталось ни
единого зонтика или плаща, ни единой трости, ни коробки для шляп или для
других туалетов.
которой хранится остаток от моих пятнадцати фунтов?
говорить по-французски я совершенно не умела, а здесь слышался только
французский язык, и мне казалось - на нем говорит весь мир. Что же мне
делать? Я подошла к кондуктору, тронула его за рукав и показала сначала на
чей-то чемодан, а потом на крышу дилижанса, пытаясь изобразить на лице
вопрос. Он меня не понял - схватил указанный мною чемодан и собрался было
закинуть его на крышу экипажа.
произношением, но, спохватившись, добавил по-французски: - Qu'est-ce que
vous faites donc? Cette malle est a moi*.
говорившему:
внимания, каков он, - я не умею говорить по-французски. Могу ли я просить
вас узнать у этого человека, что произошло с моим чемоданом?
приметить на нем удивление столь странной просьбе и колебание по поводу
того, стоит ли вмешиваться.
воспитанного человека - не жестким и не отпугивающим:
кондуктора под руку, и я по бурному потоку французской речи догадалась, что
он допрашивает его с пристрастием. Затем он вернулся ко мне.
что вытащил ваш чемодан из багажа еще в Бумарине и оставил его с другими
вещами. Он обещает завтра же его забрать. Таким образом, послезавтра вы его
получите в целости и сохранности.
лица, что мужество покинуло меня, и мягким голосом спросил:
повернулся, и фонарь ярко осветил его лицо, - что это молодой, благородный и
красивый человек. Мне он представился лордом или даже принцем - так щедро
наградила его природа. Лицо у него было чрезвычайно приятное, в манерах
чувствовалась гордость, но не высокомерие, достоинство, но не властность. Не
осмеливаясь искать помощи у человека столь высокого звания, я сделала шаг,
чтобы уйти. Но он остановил меня и спросил:
франков), чтобы прожить в гостинице до послезавтра, но я здесь впервые и не
знаю, где гостиницы и как к ним пройти.
меня, - я вам объясню, где она, это совсем близко, и вы легко ее найдете.
мне. Я еще раз убедилась в его доброте, а не верить ему или его советам и
адресу, который он вручил мне, было для меня почти так же невозможно, как не
верить Библии. Лицо его светилось великодушием, а выразительные глаза -
честностью.
продолжал он, - но сейчас слишком темно и поздно, нельзя идти одной через
парк, я вас провожу.
впереди, я - следом. На бульваре не было ни души, мы шли по грязной дороге,
с деревьев стекала вода; в парке было темно, как глубокой ночью. Мой
проводник скрылся из глаз в густом мраке деревьев и тумана, и я шла за ним,
руководствуясь лишь звуком его шагов. Я ничего не боялась; думаю, я была бы
готова следовать за его легкой поступью на край света.
улице до лестницы, освещенной двумя фонарями, - вы сразу ее заметите;
спустившись по ней, вы выйдете на узкую улочку, а там и гостиница. Там
говорят по-английски, и вам сразу станет легче. Спокойной ночи.
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Никитин Юрий
Березин Федор
Афанасьев Роман
Контровский Владимир