перенял своего рода опеку над квартирой Катарины, которую трудно было
сдать внаем или продать, так как она считалась "запятнанной кровью". Во
всяком случае, цена ее упала, и Блорне пришлось разом выплатить полностью
очередной взнос, проценты и т.д. Появились даже первые признаки того, что
фирма "Хафтекс", ведавшая жилым комплексом "Элегантная обитель у реки",
взвешивала, не подать ли на Катарину Блюм жалобу с требованием возместить
убытки в связи с причинением ущерба наемной, торговой и общественной
ценности комплекса. Как видим, неприятности, сплошные неприятности.
Попытка уволить госпожу Блорна из архитектурной фирмы за обман доверия,
состоящий в ознакомлении Катарины с субструктурой жилого комплекса, в
первой инстанции, правда, была отклонена, но никто не знает, что решат
вторая и третья инстанции. И еще: вторая машина уже продана, а недавно в
ГАЗЕТЕ была фотография в самом деле довольно элегантного "супердрандулета"
Блорны с подписью: "Когда же красному адвокату придется пересесть в машину
маленького человека?"
52
тоже нарушены, если не прерваны. Речь теперь ведется только о "завершении
дел". Правда, недавно Штройбледер сообщил по телефону: "Умереть с голоду
мы вам не дадим". Блорну удивило, что вместо "тебе" Штройбледер сказал
"вам". Он еще, разумеется, работает на "Люштру" и "Хафтекс", но не в
интернациональной сфере и даже не в национальной, а лишь изредка в
региональной, чаще всего в локальной, а это означает, что ему приходится
биться с жалкими нарушителями договоров и кляузниками, которые предъявляют
иски, скажем, на то, что им обещали облицовку из мрамора, а сделали из
зольнхофенского сланца, или с типами, которые, если им обещали три слоя
шлифовального лака на двери ванной, ножом отскребают краску, нанимают
экспертов, устанавливающих, что нанесено только два слоя; протекающие
краны в ванной, попорченные мусоропроводы, используемые как предлог не
платить обусловленные договором деньги, - вот те дела, которые ему теперь
поручают вести, в то время как раньше он, если не постоянно, то довольно
часто, курсировал между Буэнос-Айресом и Персеполисом, чтобы участвовать в
обсуждении больших проектов. На военной службе это называют разжалованием,
связанным чаще всего с намерением унизить. Следствие: язвы желудка еще
нет, но желудок Блорны уже дает о себе знать. На беду, он еще предпринял в
Кольфорстенхайме собственные розыски, чтобы узнать у местного мастера
полиции, торчал ли ключ снаружи или внутри, когда арестовывали Геттена,
или обнаружены признаки того, что Геттен вломился. К чему все, раз
дознание закончено? Это - следует отметить - никоим образом не лечит язвы
желудка, хотя мастер полиции Херманс был очень любезен, никоим образом не
заподозрил его в коммунизме, но настоятельно посоветовал ему не
впутываться в это дело. Единственное утешение Блорны: жена становится все
более милой с ним, острый язык она, правда, сохранила, но обращает его уже
не против мужа, а только против других, хотя и не против всех. Ее план
продать виллу, выкупить квартиру Катарины, переехать туда не осуществился
пока из-за величины квартиры, то есть из-за ее малости, поскольку Блорна
хочет отказаться от своей городской конторы и завершить дела дома; он,
слывший либералом с повадками бонвивана, приятный, жизнерадостный коллега,
чьи вечера охотно посещались, начал обнаруживать черты аскета,
пренебрегать одеждой, которой всегда придавал большое значение, и так как
он пренебрегает ею _действительно_, а не на модный манер, иные коллеги
утверждают, что он даже перестал следить за собой и от него попахивает.
Так что на новую карьеру надежды мало, ибо в самом деле - здесь ничего,
совершенно ничего не должно быть утаено - запах его тела уже не прежний,
не запах человека, утром бодро устремляющегося под душ, обильно
потребляющего мыло, дезодоранты и туалетную воду. Короче говоря: с ним
происходит существенная перемена. Его друзья - а у него еще есть несколько
друзей, в их числе Гах, с которым ему, кстати, приходится иметь дело в
связи с Людвигом Геттеном и Катариной Блюм, - его друзья обеспокоены, тем
более что его ярость - скажем, против ГАЗЕТЫ, то и дело одаряющей его
небольшими корреспонденциями, - уже не прорывается наружу, а, по всей
видимости, проглатывается им. Беспокойство его друзей доходит до того, что
они просили Труду Блорна незаметно проверить, не обзавелся ли Блорна
оружием или не изготавливает ли он взрывной механизм, ибо застреленный
Тетгес нашел преемника и продолжателя по имени Эгинхард Темплер; этому
Темплеру удалось сфотографировать Блорну при входе в частный ломбард,
затем, сфотографировав его, по-видимому, через витрину, дать читателям
ГАЗЕТЫ представление о переговорах между Блорной и владельцем ломбарда:
обсуждалась залоговая стоимость какого-то кольца, которое владелец
ломбарда рассматривал в лупу. Подпись под снимком: "Действительно ли
иссякли красные источники, или же здесь инсценируется нужда?"
53
решение отомстить Тетгесу - причем никоим образом не с намерением убить, а
только напугать - она приняла лишь в воскресенье утром. Правда, в субботу,
приглашая его на интервью, она намеревалась недвусмысленно высказать ему
свое мнение и обратить его внимание на то, что он натворил с нею и ее
матерью, но убивать она не собиралась и в воскресенье, даже после
прочтения статьи в ВОСКРЕСНОЙ ГАЗЕТЕ. Следовало избежать впечатления,
будто Катарина целыми днями планировала убийство и планомерно его
осуществила. Он пытается объяснить Катарине, утверждающей, что уже после
прочтения первой статьи у нее возникли _мысли об убийстве_, что у многих,
в том числе и у него, иной раз возникают мысли об убийстве, но есть
разница между мыслями об убийстве и планированным убийством. И еще его
беспокоит, что Катарина до сих пор не чувствует раскаяния и потому не
сможет его обнаружить и перед судом. Она вовсе не удручена, а в какой-то
мере даже счастлива, что живет "в таких же условиях, как и милый Людвиг".
Она считается образцовой заключенной, работает на кухне, и, если начало
судебного разбирательства отложится, ее переведут в хозяйственный отдел
(экономический); но там, как удалось узнать, ее ждут вовсе не с восторгом,
а с опаской - как в аппарате управления, так и в среде арестантов - из-за
ее репутации честного человека, и слухи о том, что весь срок своего
заключения - а предполагают, что обвинение потребует пятнадцать лет, но
получит она от восьми до десяти лет, - Катарина проработает по
хозяйственному ведомству, распространились по всем тюрьмам как страшное
известие. Вот и видно: честность в сочетании с умением планировать нигде
не желательна, даже в тюрьмах и даже в управлении.
54
вероятно, нельзя будет доказать, и потому не будет и предъявлено. Однако
считается доказанным, что он не только дезертировал из бундесвера, но и
нанес значительный ущерб (также и материальный, не один лишь моральный)
этому благословенному органу. Не ограбил банк, а полностью обчистил сейф,
содержавший жалованье для военнослужащих двух полков и значительные
денежные запасы; кроме того, подделал балансовую ведомость и украл оружие.
Ну, надо полагать, он тоже получит от восьми до десяти лет. Таким образом,
он выйдет на свободу лет тридцати четырех, Катарина - тридцати пяти, и она
в самом деле строит планы на будущее: она рассчитывает, что ко времени
освобождения ее капитал даст значительные проценты и тогда она сможет
"где-нибудь, конечно не здесь", открыть "ресторан с кулинарией". Вопрос,
может ли она считаться невестой Геттена, вероятно, будет решаться не на
более высоком, а на самом высоком уровне. Соответствующие ходатайства
составлены и совершают свой долгий путь по инстанциям. Кстати, телефонные
контакты, которые Геттен установил с виллы Штройбледера, ведут только к
служащим бундесвера или их женам, среди них офицеры и офицерские жены.
Скандал, видимо, будет среднего размера.
55
глядит на свое будущее, Эльза Вольтерсхайм впадает во все большее
ожесточение. Ее очень задело, что бросили тень на ее мать и покойного
отца, считавшегося жертвой сталинизма. У Эльзы Вольтерсхайм можно
обнаружить усилившиеся общественно враждебные тенденции, смягчить которые
не удается даже Конраду Байтерсу. Поскольку Эльза специализировалась
главным образом по части холодных закусок - как в области калькуляции, так
и приготовления и контроля, - ее агрессивность обращается главным образом
на гостей званых вечеров, будь то иностранные или отечественные
журналисты, промышленники, профсоюзные деятели, банкиры или
высокопоставленные чиновники. "Иной раз, - сказала она на днях Блорне, -
мне приходится силком сдерживать себя, чтобы не швырнуть какому-нибудь
субчику на фрак миску с картофельным салатом или опрокинуть какой-нибудь
потаскухе в декольте поднос с ломтиками семги - пусть они наконец узнают,
что такое страх. Представили бы они себе, как выглядят со стороны, с нашей
стороны: как они стоят с разинутыми ртами, лучше сказать - пастями, и как
сразу толпой набрасываются, конечно же, на бутерброды с икрой, а то еще
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс