него холодным, чужим взглядом. Потом вздохнул, отвел глаза, постучал
пальцами о край стола и сказал с вынужденным видом:
места.
громадном и роскошном доме только один уголок принадлежит ему, его отдыху,
сну, его глазам и его телу. Там, вверху, внизу, по бокам, как пчелы в
ячейках громадного улья, жили и копошились чужие, незнакомые люди, платили
деньги, и многие не знали даже, каков из себя он, Степан Иваныч Мижуев. И
даже есть ли он или это только отвлеченный символ.
посуды и белого света из окон казалась ледяной и мертвой.
и стараясь смотреть ласково, как ему и хотелось. Он любил брата и жалел,
считая больным и фантазером.
лицо Мижуеву.
кольнуло в его сердце. Представилась где-то там, далеко-далеко, маленькая
покинутая женщина, которую он любил, которая любила его и почему-то вдруг
оторвалась от его жизни навсегда; стала чужой, будто никогда они не любили
друг друга, не ласкали, не грели и не радовали больше всего на свете.
казалось ужасным и невыносимым, теперь было мелко и выдуманно, рисовалось
каким-то мутным, нелепым пятном, а между тем Мижуев чувствовал, что иначе не
могло быть. Как всегда, он встряхнулся и, стараясь не замечать того, что
ныло в сердце, стал рассказывать о юге и расспрашивать о Москве.
давившие пол и все, что копошилось под ним, страшной тяжестью. Холодный
белый свет ярко блестел на паркете и на эмали посуды; желтело, как золото,
вино и, казалось, что среди серого мокрого дня в нем одном сверкает веселое
солнце.
Степан Иваныч откинулся назад и рассказывал:
этих делах опытнее меня, - Степан Иваныч неловко улыбнулся, - то я и хотел
посоветоваться с тобой.
хорошенькая... Да ты ее увидишь, потому что я хотел попросить тебя съездить
к ней.
Ему, видимо, было неловко, и чувствовал он себя смешным.
хорошенькая девушка, не кокотка, не певичка, так не вязалась со Степаном
Иванычем, что казалось, будто он шутит.
удивления.
Степан Иваныч.
занимался... Но не могу не признать, что эта девушка внесла в мою жизнь
нечто новое.
невольно хотелось дотронуться и почувствовать теплоту его, представилась
Мижуеву. Она, должно быть, звонко смеялась, радостно и самоотверженно
отдавалась всем своим молодым телом и не замечала, что у Степана Иваныча
полысевший череп, сухое лицо и деловая, одноцветная душа. А может быть,
замечала и старалась согреть и развеселить его, передать ему свое молодое,
веселое счастье.
Иваныч, все так же щуря глаза за облаками синего дыма. - И конечно, сейчас
же начала меня переделывать в социал-демократа...
смехе.
наивной женщины.
инте... забеременела...
место, с которым приходится считаться... Я начинаю бояться спорить с ней,
начинаю уступать, она мешается в дела, сердится, требует... Одним словом,
это пора прекратить!.. - вдруг перебил себя Степан Иваныч, и глаза его,
начавшие было оживать, стали вновь холодными и тусклыми.
надоела?..
выражении возразил Степан Иваныч. - Напротив, я чувствую, что мне будет
скучновато без нее...
чувством услыхал за ней много больше и глубже.
перед всеми открыто, или... Но содержанкой такие не бывают...
смущенное выражение. Оно осталось деловым и холодным.
мать, от которой и от ребенка ее входит в душу что-то, похожее на солнце и
голубое радостное небо. Фигура Степана Иваныча, новая, живая и простая,
согретая этим солнцем, смутно нарисовалась ему. Но все сейчас же и пропало.
садится на письменный стол, делает тебе колпак из деловых бумаг и плачет, и
смеется в одно и то же время...
Иваныч неловко скривился и слегка отвернулся.
простить себе такой глупости. Не надо было доводить до этого. А теперь вот
приходится просить тебя, чтобы ты поехал объясниться с нею... Можешь?..
брата, жаль золотого счастья, которое каким-то чудом пришло к его мертвой
твердой душе и которое он сам хотел оттолкнуть.
над счетами и векселями?.. Жить долго и скучно?.. Бог знает для чего,
зачем!.."
как-нибудь иначе устроить?.. Разве это необходимо?.. А может быть...
Мижуев вдруг понял, какая бесплодная и мучительная борьба уже была в нем. и
почувствовал, что она бесполезна, как бесполезна борьба жизни в трупе.
Холодное и тоскливое ощущение пустоты и бессилия охватило его.
думаешь, что я не понимаю, что будь я не миллионер, не забавляй ее
возможность переделать душу миллионера и тому подобное, она могла бы
полюбить меня?.. Кажется, для чего-чего, а для этого занятия я совсем
неподходящий объект!
Мижуев увидел, что брата мучает и нестерпимо унижает этот разговор.
точно обрадованная змея. Образ маленькой светлой женщины потускнел и
расплылся. Мижуев тяжело вздохнул, и глаза его взглянули так углубленно, как
бывает у людей, обреченных на смерть.
XIII
снег, местами размокший в воде, местами, больше у заборов и в скверах,
удержавшийся белыми нежными пятнами. Снег и вода, мешаясь, казались ярче и
моложе; и вода чернее, и снег белее. От этого и оттого, что пахло каким-то
молодым свежим холодком, и оттого, что во всех, уже невидимых, церквах
звонили ко всенощной, и казалось, что вся Москва гудит и поет медным
многозвучным голосом, - ощущение здоровья и бодрости радостной волной
прихлынуло в утомленную долгим разговором с братом голову Мижуева.
которых играли отражающиеся золотые огоньки, по улицам, в колокольном гуде,
среди непрерывно текущей с обеих сторон, теперь как будто другой, оживленной
и веселой толпы. И сердце Мижуева расширялось радостным нетерпеливым
ожиданием.
фигурой, молоденьким задушевным голосом и буйными вихрами русых волос.
Прозоров Александр
Конюшевский Владислав
Акунин Борис
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий