Чтение 18–й страницы книги ~Если б заговорил Сфинкс...~

- Да. Хеси - давний друг Хену, мне не хотелось обидеть его. Вот
смотри, твой простой камень... - и Сенетанх тесно прижалась к Кару, обняла
его, но молодому человеку не хотелось прерывать знакомства с уникальной
коллекцией, тогда Сенетанх послушно отстранилась, с гордостью продолжая
демонстрацию своих богатств. Ведь другой такой коллекции, пожалуй, не
найдешь в Белых Стенах, а возможно, и во все Кемте. Эта ли мысль возникла
в красивой головке Сенетанх или другая, но она вновь прижалась к молодому
гиганту и весело воскликнула:

- Почему бы тебе, Кар, тоже не собирать подарки, но от женщин?

Кар рассеянно слушал ее: он то возвышался в собственных глазах,
узнавая о вещах, даримых ей знатными роме, то горестно вздыхал, когда
Сенетанх показывала ему жалкие подарки нищих или даже чужеземцев, руки
которых тоже ласкали ее.

Сенетанх повторила вопрос, и Кар засмеялся: идея не казалась ему
неприличной. Она извлекла на свет ожерелье из зерен черного дерева, кусков
лотоса и плодов пальмы дум и сказала:

- Возьми. Пусть оно будет первым подарком у тебя.

- От кого это, Сенетанх?

- Сеп собрал его, когда был на южных каменоломнях раньше...

- А ты... ты знаешь, что он судим? Сослан?

- Знаю, Кар. Это не мое дело. Сеп умеет любить, он сильный. Он смелый
охотник...

- Сеп?! - вовсе изумился Кар. - Охотник?..

- Да...

- Этот заика?

- Почему заика? Он говорит обычно.

- К тому же я никогда не встречал его среди охотников, - добавил Кар.

- А я видела глубокий шрам на его бедре! - с вызовом произнесла
Сенетанх.

Кар промолчал...

Приемные часы царя нерушимы, как созвездия. Это знали придворные,
вельможи, вся страна. И сегодня точно в указанное время он появился на
высоком помосте над главным входом дворца, под плотным пологом, в густой
тени.

Царь удобно расположился на роскошном троне из черного дерева. Ноги
его обуты в золоченые сандалии, на бедрах белый передник, на голове
двойная корона Верхней и Нижней страны. В одной руке гиппопотамовая плеть,
в другой - волопавсовый крюк.

За правым плечом его - везир Иунмин, за левым - "заведующий двумя
житницами" Сехемкарэ. У ног справа - писец Ченти. Позади всех -
телохранитель Уни.

Курьер, не спускавший зорких глаз с царя, бросился выполнять волю
правого указательного пальца державной руки - не зря он слыл знатоком
дворцового этикета и наиболее устойчивых вкусов фараона.

Минуту спустя на дорожке перед возвышением царя на тростниковых
циновках уселись двадцать усладителей, тончайших психологов и
мастеров-сладкопевцев. Просители заранее, не скупясь, стремились подарками
приобрести их симпатии. Ведь многие их слова, словно ветром разносимые по
столице, а то и по всей стране, могли понравиться фараону.

- О великий сын солнца, - негромко, но с расчетом быть услышанным
начал старший усладитель вельможа Псару, - как красив нынче, как здоров,
могуч наш Хем-еф!

Плечи фараона невольно расправились.

- Как далеко, как много видит каждый его глаз, - продолжил один из
подчиненных Псару.

- Как справедливо настроен он сейчас: богине истины Маат есть с кого
брать пример! - подхватил другой.

Морщинки на лице царя исчезали одна за другой.

- Вот стоят за его плечами достойные царские сыновья, виднейшие люди
государства, - заговорил следующий усладитель, и теперь весь трудолюбивый
хор включился в почетную и ответственную работу.

- Какие откровения добра узнает сегодня страна?

Взгляд Хефрэ потеплел.

- Много царей пребывало на троне Кемта, однако наш Хем-еф самый
сильный, самый умный!..

Кровь живее заструилась в полнеющем теле царя.

- Страшен гнев его, но счастье народа в его безмерной любви!

Каждый мускул царя молодел и крепнул на глазах придворных.

- Не теряй времени, курьер, - возвысил голос Псару, - не ленись:
пусть ведут сюда жаждущих справедливости, кому светит сегодня счастье
вкусить милостей Хем-ефа, да будет он жив, цел, здоров!

В самом деле, приятные слова освежили душу и тело фараона, точно
утреннее омовение. Теперь царь был подготовлен к утомительному приему.

Его левая бровь приподнялась, придавая лицу выражение невольного
любопытства, и курьер убежал, чтобы вернуться в сопровождении жреца Хену.

Увидев фараона, Хену зажмурился, пал ниц, прополз немного и замер,
прижавшись к земле, на которой жил его властелин.

- Говори.

Хену слегка приподнялся, неловко просунул под себя толстые ноги и
уселся на них, как на подушках.

- Великий царь, - начал он, покрываясь крупными каплями пота. -
Благой бог! Я всегда благодарен тебе за твое внимание к богам Кемта, их
храмам, ко мне - служителю богов...

- Истинно сказал верховный жрец Птаха, истинно, - хором поддержали
усладители, искоса наблюдая за своим дирижером и повинуясь его едва
заметным и непонятным для непосвященных жестам. - Где, в какие времена
цари больше нашего Хем-ефа чтили богов Кемта, где?!

- Твое желание воплотить свой образ в скульптуре размером с гору
преисполнило мое сердце радостью... Я уже готовлюсь, - Хену с откровенной
грустью произносил последние слова, - я понимаю, что доходы мои должны
сократиться, ибо новые жрецы Шесеп-анха - только служители бога, а не сами
боги...

- О благородный Хену, - завопили усладители. - Бескорыстие твое
достойно наивысшей похвалы!..

Но тут Хену зло посмотрел в сторону Псару, и усладители мгновенно
"перестроились на ходу".

- Не только похвалы, Хену, а награды, - причитывали теперь
усладители. - Пусть наградой тебе будет полное сохранение доходов!

Хену взглядом дал понять Псару, что усердие его людей вновь приобрело
нужное направление и будет оценено по заслугам, а сам обратился к царю:

- Мне отрадно, что честные, беспристрастные люди окружают тебя,
Хем-ек! Конечно, если бы можно было внять их советам... Но я не вижу такой
возможности...

- О Хену, - дружно оттеснил грубый голос жреца нежный хор
усладителей, - что бы делали все, если бы в Кемте была лишь одна твоя
голова?

Это была правда, Хефрэ рассмеялся и хлопнул в ладоши. На ноги
мгновенно вскочил царский писец Ченти со свитком в руках. Хену побледнел:
что еще он придумал там? Какие козни? Отчего так смешно царю? Тревога
сжала его сердце, но дальнейшее поразило своей неожиданностью и сделало
этот день одним из самых памятных в жизни...

- Я приказал назвать мою скульптуру, - членораздельно заговорил царь,
- Та-Мери.

Хену растерянно заморгал и уставился на владыку Обеих Земель.

- О Хем-ек, - подхватили усладители, - это прекраснейшая мысль:
назвать изваяние "Земля возлюбленная"!

- Не будет храмов, жрецов, богослужения при этой скульптуре, -
объяснил Хефрэ.

Наступило молчание. Тугодум Хену лихорадочно пытался осмыслить слова
царя. Наконец улыбка озарила его напряженное лицо, но немного спустя как
бы растаяла.

- А... а если... царь потом передумает?

И тут произошло то, чего еще не знал Кемт. Позднее, при других
фараонах, на протяжении многих веков такое произойдет не раз, станет
привычным, но тогда это было новшеством. Это - означает охранительную
грамоту, предоставляющую определенные и гарантированные льготы, в данном
случае - жрецам храма Птаха [дошедшие до нас подобные грамоты относятся к
концу IV династии - в описываемое в книге время они были, видимо, явлением
нехарактерным].

- Читай, - коротко распорядился Хефрэ, и писец Ченти звонко и
выразительно, чеканя каждое слово, исполнил веление царя:

- "Хор, любимый Обеими Землями, великий сын Рэ, царь и государь
приказывает своему везиру, начальнику всех работ страны, начальникам
областей, заведующему обеими житницами, всем остальным начальникам -
отныне освободить жрецов храма бога Птаха от исполнения воинской и
трудовой повинности навеки. Мое величество приказывает навсегда оставить
за ними приписанные земли, не взимать с них налогов, не ущемлять
благоденствия жрецов..."

- О, счастливец Хену, счастливые жрецы бога Птаха, - грянули
усладители. - Словно в девичьих косах переплелись доброта и мудрость
Хем-ефа, да будет он жив, цел, здоров!

- Теперь ты понял, Хену? - спросил царь.

- Благодарю тебя, благой бог, - вновь распластался на земле Хену. -
Да будешь ты всегда жив, цел, здоров!

- Ступай, - махнул рукой Хефрэ.