отправляйтесь в лес за дровами.
пилу и топор. Рукавиц у меня не было, но морозы еще не ударили, и я мог
обойтись без них, а все остальное у меня было.
интересно потолковать со свежим человеком.
новый работник, я посылаю его в лес за дровами.
XXX
стали рубить только деревья с сухими верхушками, и вечером ленсман похвалил
нас за это. Впрочем, он обещал назавтра прийти сам и все нам показать.
подмораживало, но снег все не выпадал, поэтому дело спорилось, мы валили
одно дерево за другим, и сам ленсман сказал, что мы работаем как одержимые,
ха-ха-ха! Славно работалось мне у этого старика, он часто наведывался в лес,
весело шутил и, когда я пропускал его шутки мимо ушей, думал, наверное, что
я очень скучный человек, хоть на меня и можно положиться. Со временем он
поручил мне носить письма на почту.
считать служанок и одного работника, долгими вечерами я не знал, как убить
время. Чтобы развлечься, я достал кислоты и олова и принялся лудить старые
кухонные котлы. Но этого занятия мне хватило ненадолго.
его. Меня беспокоило, что письмо имеет такой неприглядный вид - бумагу я
взял у ленсмана и его фамилию на конверте пришлось сплошь заклеить марками.
Бог весть, что она подумает, когда получит письмо! Ни подписи, ни обратного
адреса.
здоровую усталость и отлично ладим между собой. Дни идут, я с огорчением
вижу, как мало остается работы, но все же надеюсь, что, когда заготовка дров
будет закончена, у ленсмана найдется для меня еще какое-нибудь дело. Вот
было бы хорошо. Мне вовсе не улыбается опять бродяжничать, да еще на святки.
что это мне, и в нерешимости вертел его так и эдак; но почтмейстер, который
знал меня в лицо, взглянул на конверт и показал мне, что там стоит мое имя,
а пониже - адрес ленсмана. Тогда я сообразил, в чем дело, и схватил письмо.
подчеркнуто.
перечел письмо, потом сунул его в карман, добрел до следующего камня, снова
вынул письмо и перечел его. "Не пишите". Но, может быть, в таком случае мне
можно прийти туда и даже поговорить с ней? Тонкий красивый листок,
торопливый, изящный почерк! Она держала это письмо в руках; оно было перед
ее глазами, на него веяло ее дыханием. И многоточие в конце могло обозначать
все, что угодно.
товарищ не мог понять, что со мной творится,- я был погружен в раздумье, без
конца перечитывал письмо и снова прятал его на груди, где у меня хранились
деньги.
свет и прочла фамилию ленсмана под марками, а потом слегка склонила свою
милую головку, прищурила глаза и подумала: "Он сейчас работает у ленсмана в
Херсете..."
немного о пустяках, а потом спросил:
читать вместе: "Новейшее изобретение... Наш корреспондент сообщает... пила
особой конструкции может оказаться весьма полезной в лесном хозяйстве...
устроена она следующим образом..."
скажешь. Ладно, предоставьте все мне. Кто-нибудь знает, что вы работали над
пилой?
Да и деньги... ведь тут миллионом пахнет!
ведь он не так уж богат и только прикидывается богачом. Вот я пошлю ему
письмецо от своего имени, совсем коротенькое письмецо, что вы на это
скажете? Ха-ха-ха! Уж положитесь на меня.
капитан, может статься, вовсе и не виноват, просто газетчик что-нибудь
напутал. И я прошу у ленсмана разрешения самому написать капитану.
сам. Помимо всего прочего, сами вы никогда не сможете написать в таком
решительном тоне, как я.
мне написать письмо, с тем чтобы потом я все предоставил ему. Бумагу я снова
взял у ленсмана.
сумел написать ни строчки. Я раздумывал: мне нельзя писать капитану - это
может поставить в неловкое положение его жену, стало быть, нужно написать
моему приятелю Фалькенбергу и попросить его, чтобы он присмотрел за моим
изобретеньем.
она никак не хотела отвязаться от меня и требовала свой ноготь с большого
пальца. И явилась она в самое неподходящее время, когда я еще не оправился
от недавних волнений. Леденея от ужаса, я видел, как она проскользнула в
дверь, остановилась посреди комнаты и простерла ко мне руки. У
противоположной стены спал мой напарник, и я испытал необычайное облегчение,
когда услышал, как он стонет и мечется на постели, - значит, он тоже был
объят ужасом. Я покачал головой, давая ей понять, что похоронил ноготь в
укромном месте и ничего больше сделать не могу. Но покойница не уходила.
Тогда я стал вымаливать у нее прощение; и тут меня вдруг охватила злоба, я
не выдержал и прямо сказал, что не намерен больше вести с ней пустые
разговоры. Да, я по глупости взял на время ее ноготь, но вот уже который
месяц пошел с тех пор, как я приделал к трубке ракушку, а ее ноготь снова
предал земле... Тогда она скользнула к моему изголовью, чтобы накинуться на
меня сзади. С отчаянным воплем я подскочил на постели.
XXXI
Фалькенбергу. "У меня в Эвребе осталось небольшое лесопильное
приспособление, - писал я,- возможно, со временем оно пригодится в лесном
хозяйстве, и я хотел бы забрать его при случае. Будь так любезен,
присматривай за ним, чтобы оно не пропало".
достоинство. Ведь Фалькенберг, конечно, расскажет о моем письме на кухне, а
может быть даже прочтет его вслух, поэтому нужно быть на высоте. Но я не
ограничился одной вежливостью и назначил точный срок: в понедельник
одиннадцатого декабря я приду и заберу свою пилу.
понедельник пилы там не окажется, я должен буду что-то предпринять.
прислано на мое имя и хранится у меня на груди. "Не пишите". Что ж, зато я
могу пойти туда. И не зря она поставила многоточие...
возможно, это сделано просто для того, чтобы усилить впечатление? Женщины
так любят подчеркивать слова и так часто ставят многоточие. Но ведь на нее
это совсем не похоже!
маслу, я рассчитал правильно, и одиннадцатого числа буду в Эвребе! Мешкать