встали на свои места около стола.
напротив вице-председателя. Тони, стоявший рядом с председателем, начал
садиться еще до молитвы, но Гай поспешно одернул его. Оркестр умолк,
раздался удар председательского молотка, священник прочитал молитву, после
чего одновременно снова заиграл оркестр и возобновился гул множества
голосов.
рассказывать о своей службе во Франции, об умении всесторонне использовать
местность, о ночных патрулях, о минах-ловушках, о необычайной молодости и
энтузиазме горстки пленных солдат противника, которых ему довелось видеть,
о замечательной тактике наступательных действий немцев. Гай бросил взгляд
на Чатти Корнера, интересуясь, демонстрирует ли он особое мастерство во
владении вилкой и ножом, но увидел лишь, как тот пьет, сопровождая это
действие каким-то забавным легким вращательным движением головы и руки.
музыканты спустились вниз и устроились у оконного проема. Гул голосов
прекратился, музыканты склонились к своим инструментам и начали перебирать
струны. Все это казалось очень далеким от того места на фронте, где Тони
делал вылазку на ничейную землю, и еще более далеким от границы
христианского мира, где было дано и проиграно большое сражение, от тех
затерянных лесов, где даже в тот момент, когда алебардисты и их гости
сидели, одурманенные вином и музыкой, на запад и на восток шли поезда с
обреченными на смерть.
колокольный перезвон. Затем дирижер оркестра представился в традиционной
манере председателю столовой офицерского собрания. Для него поставили стул
рядом с Тони, капрал-официант принес ему стакан, наполненный до краев
портвейном. У дирижера было красное лоснящееся лицо. "Судя по его внешнему
виду, он так же далек от искусства, как Чатти", - подумал Гай.
княгиня Елена.
еще чествовали ее, как и в 1902 году, когда она, будучи юной красавицей,
великодушно согласилась быть почетным командиром части.
нюхательным табаком. На этом массивном, намертво закрепленном на подставке
приборе висели маленькие серебряные инструменты - ложечка, молоточек,
щеточка, которыми надо было пользоваться в соответствии с установленным
ритуалом и в определенном порядке; с тех, кто нарушал ритуал или порядок,
взимался штраф в размере полкроны. Гай рассказал своему племяннику, как
надо пользоваться прибором.
меня огромное впечатление, - добавил он после короткой паузы.
слишком пьяным, за исключением, пожалуй, Чатти Корнера. Этот дикарь,
несмотря на свое епископское происхождение, не устоял перед достижениями
цивилизованного мира, в результате чего его пришлось увести, и в тот вечер
Чатти никто больше не видел. Если бы Гай заботился о своем престиже - а
Эпторп ни минуты не сомневался в этом, - то для него. Гая, этот час стал
бы триумфальным часом. Вместо этого весь вечер оказался не чем иным, как
простым веселым времяпрепровождением.
сыграл наивно-непристойную сценку под названием "Однорукий флейтист" -
давно знакомую и тем не менее восторженно воспринятую алебардистами, новую
для Гая, бурно одобренную всеми другими. Официанты начали разносить
серебряные кубки, обычно используемые для пива, но теперь наполненные до
краев шампанским. Гай не заметил, как пустился в разговор о религии с
военным священником.
сверхъестественное вовсе не является каким-то дополнением к вере в
естественное, таким же, например, как скрашивающие нашу жизнь музыкальные
произведения или картины художников? Это то, с чем мы сталкиваемся в
повседневной жизни. Сверхъестественное - это реальное; мы называем
"реальным" всего лишь тень, мимолетное воображение. Вы согласны с этим,
отец мой?
священника застыла и стала похожей на улыбку акробата - профессиональный
прием, скрывающий страх и истощение сил.
футбола перешли на регби. Корзинка оказалась в руках Ленарда. Его схватили
и повалили на пол. Все молодые офицеры начали прыгать на кучу борющихся
тел. Прыгнул Эпторп. Прыгнул Гай. Другие прыгнули на них. Гай
почувствовал, что вывихнул колено, затем его ударили так, что несколько
секунд он лежал, как парализованный. Выпачкавшись в пыли, смеясь,
обливаясь потом, запыхавшись, они освободились друг от друга и поднялись
на ноги. Гай чувствовал тупую, но довольно сильную боль в колене.
когда они шли по плацу.
надо показаться доктору, дядюшка?
распухло, наступать на больную ногу оказалось совершенно невозможно.
4
течение четырех дней он пролежал в доме Бокс-Бендеров с туго забинтованной
ногой. В канун рождества Бокс-Бендеры свозили Гая к полуночной мессе и
снова уложили в постель в библиотеке. Возвращение Тони внесло своеобразную
разрядку в напряженность. Вся театральная бутафория сохранилась: и корзины
с прикрепленными к ним дощечками-бирками, написанными на хеттском языке, и
сделанные на скорую руку кровати. Однако драмы никакой больше не было.
После жизни в просторных помещениях казарменного городка Гай чувствовал
себя в доме Бокс-Бендеров как в тюрьме, поэтому, когда после "дня
подарков" его зять возвращался в Лондон, Гай поехал с ним. Последние дни
своего отпуска он провел в отеле.
медовым месяцем, днями окончательного вызревания его любви к королевскому
корпусу алебардистов. После них наступила семейная рутина: необыкновенная
верность и преданность, много радостей и хороших переживаний теряли свою
прелесть из-за незначительных, но прискорбных открытий брачной жизни,
утраты новизны, раздражительности, несовершенства, мелких ссор. В то же
время было приятно просыпаться и лежать в постели. Дух корпуса
алебардистов витал над ним, стоит только позвонить - и обо всем
позаботится его невидимая новобрачная.
город, которого Гай избегал всю свою жизнь, историю которого он считал
такой низменной, а внешний вид - таким серым и монотонным. Вот она, эта
королевская столица, такая, какой Гай никогда не видел ее раньше. Гай
изменился. Он хромает по ее улицам, глядя на все иными глазами,
воспринимая все по-новому.
чтобы писать свои прошения, стал для него теперь удобным местом для
свободного общения с постоянно меняющимися посетителями бара. Он пил много
и с удовольствием, запросто произнося такие слова, как "привет!" и "ваше
здоровье!", нисколько не смущаясь от того, что непривычные слова эти
вызывали кое у кого некоторое удивление.
человека:
алебардисты называли штатской или гражданской, а более экзотично - мафти.
Одежда Франка, впрочем, не была гражданской в полном смысле слова, она,
скорее, была смешанной: коричневый костюм, зеленая шелковая рубашка и
оранжевый галстук. Около него сидела девушка. Гай знал Франка де Саузу
мало. Это был смуглый, необщительный, по-своему забавный, знающий свое
дело молодой человек. Гай смутно припоминал, что в Лондоне у Франка была
девушка, к которой он ездил на уик-энды.
которое все называли "Интимное ревю".