АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Ну вот, Теткин, я и пригласила вас танцевать.
- Лидочка, я в восторге. Лидочка, я так вас люблю, прямо дышать больно.
- Не врите, Теткин, и не меня вовсе вы любите, а Лору.
- Ну что Лора. Она, конечно, женщина, а все-таки...
- Она вас любит.
- Знаю. Вы думаете, я не ценю? Я даже сам ее люблю" честное слово. Я
это только недавно выяснил. Определенно люблю.
- Ну, Теткин, как это мило! И очень облегчает мою задачу. Вам просто
необходимо жениться. Годы идут, вот вы уже облысели, а дальше еще хуже
будет: старость, болезни.
- Я еще не совсем облысел, - обиделся Теткин. - Это у меня так,
проплешина.
- Не проплешина, а переплешина. Простите, Теткин, я нечаянно. Важно то,
что вы один, всегда один. Некому о вас позаботиться. Смотрите, вот и
рубашка на вас грязная.
- Правда, Лидочка, правда, умница. Я и сам об этом начал задумываться.
- Вот видите! А тут рядом с вами будет верный, любящий человек. Жена.
Лору я знаю, она очень хорошая.
- Разве я спорю?
- Тогда в чем дело?
- Мать она. Двое детей.
- Так это же отлично: двое детей! Когда еще вы своих вырастите, а тут
все готово, двое, да еще какие прелестные: Маша и Миша. Как мячики.
- А вы их знаете?
- Нет, представляю себе.
- И верно, прелестные, - согласился Теткин.
- Молодец! - обрадовалась Лида. - Все так хорошо устраивается! Вы
женитесь...
- А что? И женюсь. Факт, женюсь.
- Ладно, по рукам. А теперь, не теряя времени, давайте к ней и...
- Сделать предложение? - по-овечьи покорно спросил Теткин.
- Вот именно.
- Ну, ладно, так и быть. Благословите меня, Лидочка, и я пойду. Руку
дайте на счастье.
Они остановились среди танцующих. Лида дала ему руку, он долго с этой
рукой возился - гладил, целовал, а потом вздохнул на всю ночь:
- Прощай, молодость! А все-таки страшновато... Вот если бы вы... Вам бы
я руками и ногами предложение сделал.
- Теткин, обо мне нету речи. И вообще я замужем. К тому же я вас не
люблю, а Лора любит. Это тоже важно.
- Что верно, то верно, - сказал Теткин и пошел делать предложение.
Лора сидела с Томкой на диване. Увидев Теткина, она засветилась как
розовый фонарь. Томка понимающе блеснула глазами, встала и ушла. Теткин
сел на диван и сразу же положил голову к Лоре на колени.
"Только бы не заснул", - думала Лида. К ней подошел Скворцов.
- Я вижу, операция Теткин - Лора развивается успешно.
- Ой, не сглазьте, я так волнуюсь. Он мне обещал сейчас же сделать
предложение. Как вы думаете: сделает?
- Не знаю...
- Вот и я беспокоюсь ужасно.
- Будь что будет. Пойдемте танцевать.
- Знаете, душно. Я уже с Теткиным уморилась, я ведь неважно танцую и не
очень это люблю.
- Тогда пойдемте на улицу, там сейчас здоровая луна.
Он взял ее за руку и повел к выходу. В сенях они переступили через
чьи-то ноги, вышли на крыльцо. Луна светила ярким, белым, великолепным
светом. И вся ночь была великолепна - высокая, глазастая, бархатная.
Каждая соломинка бросала отдельную тень. В окнах, за занавесками, в мутном
тюлевом тумане пошатывались танцующие фигуры. Где-то в этом тумане,
возможно, Теткин делал Лоре предложение...
- Хорошо бы! - сказала Лида. - Лучше Лоры ему не найти.
- В этих делах, знаете, решает не "лучше" и "хуже".
- А что решает в этих делах?
- Черт его знает. Но только не разум. Самый умный человек в любви дурак
дураком.
- И вы?
- Отчаянный дурак. Но я и вообще-то не очень умен.
- А вас многие считают умным.
- Просто умею притворяться.
- Разве можно притворяться умным? Все равно что притвориться красивым.
- Многие женщины притворяются.
- А знаете, я что хотела у вас спросить... Генерал Сиверс, он что -
всегда... такой?
- Всегда. А разве вы его не знаете?
- Нет, только по книгам. Классик. Я даже вообще, к стыду своему,
думала, что он уже умер.
- Нет, как видите - в высшей степени жив. Даже поразительно. Ничего не
боится. И как это ему с рук сходит? Другому бы за десятую долю... А почему
вы спросили?
Лида промолчала.
- Луна-то какая, - сказал Скворцов.
- Великая.
- А все-таки вы что-то хотели еще сказать про Сиверса.
- Да нет... Просто мне пришло в голову - наверно, глупость... Вот вы
говорите: ничего не боится. А может быть, он тоже боится где-то глубоко
внутри, но не позволяет себе - понимаете? Я как-то глупо говорю, не умею
выразить.
- Нет-нет, говорите.
- Отсюда, может быть, и все странности его, клоунада какая-то. Ведь
человек не может в себе что-то разрушить - даже страх, - не повредив себя
самого... Нет, это все вздор. Я вообще в людях плохо разбираюсь.
- Напротив, очень даже хорошо разбираетесь, и я очень рад, честное
слово, я о ваших словах буду думать. Давайте пройдемся по улице, вы будете
говорить, а я - думать.
- Нет, знаете, я очень волнуюсь. Пойдемте в дом, посмотрим, как Лора?
Душный, прокуренный воздух обступил их как нечто жидкое. На диване
сидела Лора со счастливым и перевернутым лицом. Положив голову ей на
колени, младенческим сном спал Теткин. Лида подошла:
- Ну как?
- Предложение сделал, ну буквально руки и сердца. Говорит, лучше тебя
не найду. Такая преданная, и двое детей готовых. Маша и Миша, как мячики.
Значит, будет он их любить. Так меня растрогал своим отношением, прямо до
глубины.
- Поздравляю, я очень-очень рада, - сказала Лида, но как-то задумчиво.
Теткин ее беспокоил все-таки.
- Прямо счастью своему не верю, - прошептала Лора, - не может быть,
чтобы мне такое счастье...
Тем временем Скворцов беседовал с хозяином. Майор Тысячный был пьян и
необыкновенно речист. Свое "касказать" он теперь произносил небрежно:
"каскать".
- Я тебя люблю, - говорил Тысячный, - за то, что ты, каскать,
проходимец.
- Ничего себе комплимент, - отвечал Скворцов.
- Не-ет, ты проходимец, - качая пальцем, настаивал Тысячный. -
Согласись, каскать, что ты проходимец.
- А что ты под этим понимаешь?
- Проходимец? Это тот, кто везде, каскать, пройдет. Умный человек.
- Тогда другое дело. Только ты никому не говори, что я проходимец. Люди
могут понять тебя превратно.
- Я люблю деловых, каскать, людей, - говорил, не слушая, Тысячный. -
Почему меня всякий должен тыкать коленкой, каскать, в одно место? Потому
что я, каскать, не проходимец. А ты проходимец. Я тебя люблю. Дай я тебя
поцелую.
"Что это их всех несет целоваться? - думал Скворцов. - Никогда не было
на Руси такого обычая: в губы целоваться, да еще взасос. Это теперь его
выдумали".
Он освободился, утерся, встал из-за стола и по высокому звону в ушах
понял, что пьян в дугу, вдрезину, в бога или во что еще там полагается
быть пьяным, - одним словом, пьян окончательно и бесповоротно. И когда это
он успел надраться? Непостижимо.
Генерал Сиверс тоже был пьян, но пьян изящно. Он поискал фуражку, взял
свернутый холст и сказал:
- Кажется, мы на пороге того, чтобы потерять образ божий, как говорили
наши предки. Разрешите откланяться.
Подскочил Тысячный:
- Уходите, товарищ генерал? Погостили бы еще.
- Не могу, завтра вставать рано. Благодарствуйте. За картину -
особенно.
- Проводить вас, товарищ генерал?
- Ни в коем случае. Могу двигаться без посторонней помощи.
Несколько человек с шумом вышли на улицу, свалив по дороге какие-то
грабли. Сиверс посмотрел на луну. Очки его вдохновенно блеснули.
- Прекрасная ночь. Знаете что? Я решил. Я пойду домой мазуркой.
- А разве вы умеете мазуркой? - нетвердо спросил Скворцов.
- Нет, но до дому еще далеко, я научусь.
Действительно, генерал двинулся в сторону дома мелкой боковой
приплясочкой, отдаленно напоминающей мазурку. Оставшиеся внимательно
следили, как удалялась в лунном свете темная подпрыгивающая фигура,
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [ 18 ] 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
|
|