лицо ее казалось бледнее, а волосы -- тусклее. Мы сидели и ждали ее, как
верные подданные. Собаки скулили, прикатился ежик, развернулся, сел и
сморщил нос. Мы, кошки и коты, сидели со свойственным нам достоинством,
обернув хвосты вокруг лап, но по усам можно было понять, что мы встревожены.
вернусь к вам.
ней до поворота, а там вскочила на камень. Желтый свет фонаря помелькал
среди деревьев и исчез. "Что будет с Лори?-- думала я.-- Что будет с моей
местью Рыжебородому? Что будет с нами, если она падет и на Лори?"
чьи судьбы я сплела с судьбой Недруга. И вдруг мне показалось, что я не
богиня, а кто-то другой, неизвестно кто. И этот неизвестный тосковал, так
тосковал по какому-то месту или человеку, что, будь это и впрямь я, у меня
бы сердце разорвалось.
в печке. Оно исчезло, появилось и вдруг красно-желтый отблеск заиграл на
небе.
не вплетала в мою месть никакого огня. Я не взывала к отцу моему Ра,
повелителю пламени.
не видя их) Лори и Рыжебородого среди языков пламени. Что-то я спутала.
Что-то вмешалось, вплелась какая-то нить, и Лори грозит гибель.
пылали на низких тучах.
мальчикам, -- подумал, поехать ли ему в цыганский табор. Чем больше он
думал, тем меньше ему это нравилось. Он не любил вмешиваться в чужие дела.
Ему казалось, что надо бы просто зайти наутро к Макквори.
место на ковре, где -- один другого ниже -- стояли днем мальчики. Тогда он
ясно вспомнил их лица, особенно -- залитое слезами лицо Джорди Макнэба и его
крик: "Медведя бьют!" Вспомнил он и барсука, его страдающий взгляд,
обращенный к Лори, и рыцарственную смелость.
она, там исцеление! Макдьюи подумал о том, как жалела бы и лечила она
медведя, и о том, как нежны ее руки.
Миссис Маккензи читала ей, а она смотрела на нее тусклыми глазами.
почитаю, она и заснет.
смешавшиеся с червонно-золотыми. Сердце у него упало, словно выпало из
груди.
фразы. Ей очень хотелось его утешить, ей стало жалко его.
слабом свете фар различил в стороне два фургона с клетками, а у самой
дороги, на лужайке -- палатки гадалок и другие палатки, побольше, где,
вероятно, продавали сомнительные сладости. Перед ним стояли облитые
парафином факелы, дававшие мало света и много дыма. Впереди, перегораживая
дорогу, виднелись ряды самодельных скамеек, точнее -- досок, положенных на
ящики и бочки. На них сидели человек десять.
за этим -- странное, болезненное ржание. Он затормозил и увидел, что высокий
парень в сапогах, черной рубахе и широком, усеянном заклепками кушаке, бьет
лошадь хлыстом. Ветеринар тихо поставил машину у дороги и вышел. Ладони у
него вспотели, во рту горчило от ярости.
не взял с собой хотя бы трости или хлыста. Дух злобы, цинизма и вражды,
словно острый запах, хлынул на него.
гласил: "Вход -- 1 шиллинг". Макдьюи бросил бумажку в десять шиллингов,
цыганка сунула руку в кошель и вынула горсть мелочи, сердито бормоча:
"Скорей, скорей, представление началось".
штука, не пройдет!
тот самый, в сапогах и в кушаке. В руке у него был хлыст с налитой свинцовой
рукояткой.
Посчитайте-ка сдачу!
шиллинг. Макдьюи положил его в карман и переступил через веревку,
огораживающую зрительный зал.
на скрипках и на аккордеоне, женщина била в бубен. Представление уже
началось -- бравые парни скакали на лошадях. Макдьюи посмотрел на них и
поразился их наглости: все, что они делали, мог бы сделать любой деревенский
мальчишка лет десяти.
громче завизжала и забила в бубен. Никто не смотрел на Макдьюи. Он встал,
обогнул ряды, пересек темную поляну и пошел туда, где, судя по запаху,
стояли фургоны.
плакала какая-то женщина. Макдьюи прислушался, но разобрать ничего не смог и
щелкнул зажигалкой, прикрывая ладонью огонек.
самое он разглядел не сразу, потому что она была в темном плаще, капюшон
закрывал рыжие волосы, и стояла она на коленях перед открытой клеткой. На
руках она держала полуживую обезьянку, которая плакала и сосала ее палец.
очень удивился.
звери еле живы. Они лежали тяжело дыша, на боку или сжавшись в комочек. В
одной клетке был горностай, две лисицы, белка и хорек. В другой -- кучей
перьев забился в угол какой-то общипанный орел, в третьей -- сидели три
обезьянки. Клетки были маленькие и немыслимо, невообразимо грязные. На полу,
в одной из них, валялся заяц, и по запаху его и позе Макдьюи прикинул, что
он издох несколько дней тому назад.
наклонился к Лори и увидел в слабом свете факелов, что она очень бледна.
схватила ее и, рыдая от радости, сжевала в один миг. Шесть тощих лап
протянулись к врачу сквозь прутья. Он всегда носил еду для зверей и отдал им
все.
тут больше делать нечего.
крепко обнимая за шею.
прежнее место. -- Когда я с ними управлюсь, мы ей поможем. Пошли.
благодарил судьбу, что рядом с ним такая добрая женщина, и, как противоядие,
вдыхал нежный запах ее волос.
зрителями как раз появились четыре парня. Они тащили небольшую -- не больше
конуры -- клетку. За ними шел толстый цыган в засаленном костюме укротителя.
Снова появился наглый парень в черном кушаке и после музыкального вступления
сообщил зрителям, что толстый цыган -- сам Дарвас Урсино, лучший в мире
дрессировщик. Клетку открыли и выволокли оттуда на цепи маленького черного
медведя.
писал.
зрителям. Но острым взглядом врача Макдьюи сразу увидел большую открытую
рану на задней лапе и не удивился, что медведь сильно хромает.
привыкший к боли и крови, почувствовал: если кровь покажется снова, ему
этого не вынести.
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Браун Дэн
Посняков Андрей