поздняя любовь. Я не принимала никаких предохранительных мер, абсолютно
никаких.
"Олбани". Мы впервые встретились вечером в понедельник возле Фуке. Он
пригласил меня выпить с ним чашечку кофе, а в четверг мы уже поселились в
"Олбани" - все очень естественно, любящая пара, у нас сразу же
установились прекрасные отношения со швейцаром и горничной. Меня ничуть не
беспокоило, что мсье Дамбрез женат: я ведь начисто лишена чувства ревности
и, кроме того, мне доставалась львиная доля его любви - так, во всяком
случае, я тогда думала. Он рассказал мне, что у него есть загородный дом
под Тулузой, где живет его жена с шестью детьми - она вполне счастлива и
поглощена семейными хлопотами и потому не требует к себе внимания с его
стороны. Он уходил от меня утром в субботу после завтрака и возвращался
вечером в понедельник, как раз перед сном. Очевидно, для того чтобы
доказать мне свою преданность, он был особенно любящим в эту ночь с
понедельника на вторник, так что середина недели проходила спокойно. Это
соответствовало моему темпераменту - я всегда предпочитала редкие
вакханалии еженощной рутине. Я действительно любила мсье Дамбреза - быть
может, без той нежности, какую я испытывала к Каррану, но зато беззаботно,
чего никогда не бывало с мистером Висконти. Самая сильная любовь не значит
самая беззаботная. Сколько мы хохотали с мсье Дамбрезом! Потом-то я,
конечно, поняла, что ему было над чем посмеяться.
тетушкиного рассказа?
Ни в какую Тулузу. На самом деле он был парижанин. Истина, когда она
раскрылась, заключалась в том, что его жена и, кстати, _четверо_ детей
(один был уже пристроен в почтовое ведомство) жили совсем рядом, на улице
Миромесниль, в десяти минутах ходьбы, если обойти сзади "Сент-Джеймс" и
выйти на улицу Сент-Оноре, и что у него была еще одна любовница в номерах
на первом этаже, точно таких же, как наши (он был человек справедливый),
но только в "Сент-Джеймсе". Уик-энд он проводил с семьей на улице
Миромесниль, а вторник, среду, четверг и пятницу, когда я думала, он
работает, - за садиком, в "Сент-Джеймсе", с девушкой, которую звали Луиза
Дюпон. Надо отдать ему должное, это был своего рода подвиг для человека,
которому было сильно за пятьдесят и который отказался от полной нагрузки
(он был одним из директоров какой-то металлургической фирмы) по причине
слабого здоровья.
говорю.
знала о том, что у него в Тулузе жена, но ей, естественно, и в голову не
приходило, что у него есть любовница, можно сказать, в том же отеле. Он
был человек широкой фантазии и любил женщин критического возраста. Это
было очень счастливое время. Иногда он напоминал мне немного твоего отца -
периоды сонливости сменялись у него буйным взрывом энергии. Позже, когда
все раскрылось, он говорил мне, что всегда думал обо мне как о своей
ночной красавице. Он сказал, что я хороша при ярком электрическом
освещении. А ту, другую, он называл дневной подружкой, хотя она была всего
на год или на два моложе меня. Он был большой распутник и, мне думается,
совсем не на месте в своей металлургической компании.
месяцев. Если мне надо было сделать покупки, я всегда шла на улицу Риволи,
а на обратном пути, купив все, что нужно, я заходила выпить чашку чаю к
"Смиту" [английские книжные магазины фирмы "У.Х.Смит", торгующие также
канцелярскими товарами, грампластинками, видеокассетами, в которых обычно
имеются маленькие кафе]. Луиза в это время, как правило, была занята. Она
ходила за покупками утром, когда была занята я, так как мсье Дамбрез
никогда не вставал раньше одиннадцати, а из отеля она выходила на улицу
Сент-Оноре. Но однажды его будто бес попутал. Был уик-энд, он повел жену и
двух младших детей в Лувр показать им Пуссена. После музея его семейство
захотело чаю, и жена предложила зайти в "Риц". "Там очень шумно, - сказал
он ей. - "Риц" напоминает клетку, где вместо попугаев множество знатных
чванливых старух. Я знаю одно кафе в саду, где почти всегда пусто". И как
на грех, в тот день мы обе пришли туда - Луиза и я. До этого я никогда не
пила чай в садике между "Сент-Джеймсом" и "Олбани", Луиза тоже, но как
будто чья-то рука - я иногда думаю, хотя я и католичка, что это было
предопределение, - привела нас обеих в тот день в садик. Кроме нас, там
никого не было, а ты сам знаешь, как общительны француженки: вежливый
кивок, "Bonjour, madame" [добрый день, мадам (франц.)], несколько слов о
погоде, такой упоительной, - и буквально через минуту мы уже сидели за
одним столиком, предлагая друг другу сахар и бутерброды, обе очень
довольные тем, что можем поболтать после шести месяцев, проведенных в
номере отеля исключительно в мужском обществе, точнее, в обществе одного
мужчины.
мужьях. Нам показалось, что это всего лишь совпадение, когда выяснилось,
что оба работают в одной и той же металлургической фирме.
всегда предпочитал говорить правду, когда было можно, и в этом отношении
он был надежнее многих мужчин, которые часто лгут без всякого повода, из
одного лишь тщеславия. "Интересно, знакомы ли они", - произнесла Луиза в
ту самую минуту, когда в сад вошел мсье Дамбрез, а следом за ним весьма
дородная супруга с двумя великовозрастными детьми; ребенок женского пола
слегка косил и явно страдал сенной лихорадкой. Луиза крикнула: "Ахилл!", и
даже сейчас, когда я вспоминаю выражение его лица после того, как он,
обернувшись, увидел нас обеих, сидящих за одним столиком, я не могу
удержаться от улыбки. - Тетушка приложила платочек к глазам. - И от слез
тоже, - добавила она, - потому что это был конец идиллии. Мужчина не
прощает, если оказывается в дурацком положении.
согласилась бы делить его. Что же касается мадам Дамбрез, я не уверена,
что она поняла ситуацию. Его действительно звали Ахилл, и он представил
нас ей как жен своих коллег, директоров металлургической фирмы. Но сам
мсье Дамбрез так и не смог вновь обрести самоуважение. Теперь, когда он
бывал вялым в середине недели, он понимал, что я догадываюсь о причине, и
это его смущало. Его нельзя было назвать распутным человеком - просто ему
хотелось иметь свою маленькую тайну. А тут он, бедняга, почувствовал, что
его раздели донага и выставили на осмеяние.
обнаружилось, что он столько месяцев вас обманывал?
она меня ударит.
был настоящий мужчина. Тебе никогда в жизни таким не стать!
Иногда у меня вдруг появляется ужасное чувство, будто на всем белом свете,
кроме меня, не осталось людей, которые получают хоть какое-то удовольствие
от жизни. Вот поэтому я и всплакнула, как раз когда ты пришел. Я сказала
мсье Дамбрезу: "Ахилл, мне по-прежнему нравится с тобой, хоть я и знаю,
где ты бываешь днем. Это ничего не меняет". Но для него-то разница была
огромная - его лишили тайны. Именно в ней заключалась вся соль, и поэтому
он нас обеих покинул для того, чтобы где-нибудь найти новую тайну. Не
любовь, нет. Именно тайну. "Во всем Париже не найти другого такого отеля,
как "Сент-Джеймс и Олбани", и это было самое грустное из всего, что он
когда-либо мне сказал. Я спросила его, не может ли он снять два номера на
разных этажах в отеле "Риц", на что он ответил: "Лифтер будет знать. И
тогда это не будет настоящей тайной".
опасность меня подстерегает. У меня было чувство, будто меня, независимо
от моей воли, кто-то заставляет следовать за тетушкой в ее рыцарских
странствиях, как Санчо Панса за Дон Кихотом, но только в ее подвигах слово
"рыцарство" подменялось словом "удовольствие".
Каррана, - ему теперь было бы под девяносто. А мистер Висконти, бедный мой
глупый мистер Висконти, ему тоже уже теперь по меньшей мере восемьдесят
пять, это возраст, когда особенно нужно женское участие. Ходили слухи, что
он после войны вернулся в Венецию и что его утопили в Большом Канале после
драки с гондольером из-за женщины, но мне что-то не верится. Не тот он был
человек, чтоб драться из-за женщины. В каких только передрягах он не
побывал - и всегда выходил сухим из воды. Какую же долгую я прожила жизнь
- прямо как дядя Джо.
голову, что, быть может, одних георгинов недостаточно, чтобы заполнить
досуг человека, ушедшего от дел.
порыву.
совершенно для нее не характерной.