и только несколько разбегающихся дорожек следов показывали, что истоптали
его только что.
же все делось? Кто теперь учится в этом корабле? А если не учится, то
почему? Где сторожа? Почему страшные, тупорылые мортиры торчат под
шеренгою каштанов у решетки, отделяющей внутренний палисадник у
внутреннего парадного входа? Почему в гимназии цейхгауз? Чей? Кто? Зачем?
почему бомбы в ее магазине легли рядом с пустыми картонками?..
двести людей шевелились, перебегали, приседали и вскакивали около
громадных кованых колес. Смутно мелькали желтые полушубки, серые шинели и
папахи, фуражки военные и защитные, и синие, студенческие.
глядя на него пастью. Спешное учение возле мортир закончилось, я в две
шеренги стал пестрый новобранный строй дивизиона.
голове третьего взвода мелькнул Карась. Не зная еще, куда и зачем, Турбин
захрустел рядом со взводом...
начала заглатывать ряд за рядом.
тишину и зыбкий сумрак брошенного здания быстро разбудило эхо военного
шага. Под сводами стали летать какие-то звуки, точно проснулись демоны.
Шорох и писк слышался в тяжком шаге - это потревоженные крысы разбегались
по темным закоулкам. Строй прошел по бесконечным и черным подвальным
коридорам, вымощенным кирпичными плитами, и пришел в громадный зал, где в
узкие прорези решетчатых окошек, сквозь мертвую паутину, скуповато
притекал свет.
ящики с патронами, вынимали бесконечные ленты и похожие на торты круги для
льюисовских пулеметов. Вылезли черные и серые, похожие на злых комаров,
пулеметы. Стучали гайки, рвали клещи, в углу со свистом что-то резала
пила. Юнкера вынимали кипы слежавшихся холодных папах, шинели в железных
складках, негнущиеся ремни, подсумки и фляги в сукне.
в тусклых золотых погонах, завертелись, как плауны на воде. Что-то выпевал
выздоровевший тенор Мышлаевского.
принять команду фельдшеров и дать ей инструкции.
и взволнованный, был с красным крестом на рукаве студенческой шинели.
Другой - в сером, и папаха налезала ему на глаза, так что он все время
поправлял ее пальцами.
сумки, которые через плечо, и мне докторскую с набором. Потрудитесь выдать
каждому из артиллеристов по два индивидуальных пакета, бегло объяснив, как
их вскрыть в случае надобности.
ящик, взмахнул винтовкой, лязгнул затвором, с треском вложил обойму и
затем, целясь в окно и лязгая, лязгая и целясь, забросал юнкеров
выброшенными патронами. После этого как фабрика застучала в подвале.
Перекатывая стук и лязг, юнкера зарядили винтовки.
студентам.
компактный слой, над которым колючей щеткой, нестройно взмахивая и
шевелясь, поднялась щетина штыков.
заговорил негромко.
в околыш, пододвинулся к штабс-капитану и сказал:
Трудновато.
сквозь стекло лился последний жиденький светик, молвил:
влияет. Через решетку видели.
"Аиде".
ревом юнкерских голосов.
мать его душу...
вдруг, стихийным басовым хоралом, стреляя пушечным эхам, взорвало весь
цейхгауз:
какие-то забытые пыльные стаканы на покатых подоконниках тряслись и
звякали...
прапорщиков, торопливым шепотом отдавал им приказание:
и крысы сидели в глубоких норах, ошалев от ужаса.
кого хороните?..
гнулся под хрустом ног. По бесконечному коридору и во второй этаж в упор
на гигантский, залитый светом через стеклянный купол вестибюль шла
гусеница, и передние ряды вдруг начали ошалевать.
аргамака на дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым
султаном, лысоватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами.
Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр
взмахивал палашом и острием его указывал юнкерам на Бородинские полки.
Клубочками ядер одевались Бородинские поля, и черной тучей штыков
покрывалась даль на двухсаженном полотне.
Каменистый Артем
Маккэфри Энн
Ковальчук Вера
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Смит Кордвейнер