дива. В честь русского воина-князя, боровшегося за объединение северных
земель, был воздвигнут этот памятник-монастырь. Предание гласит, что князь,
спасавшийся вплавь от врагов, начал тонуть в тяжелых латах и пошел уже ко
дну, как вдруг почувствовал под ногами камень, который и спас его. И вот в
честь этого чудесного спасения на подводную гряду были навалены камни и
земля с берега. На лодках и по перекидному мосту, который каждую весну
сворачивало ломающимся на озере льдом, монахи натаскали целый остров и
поставили на нем монастырь. Расписывал его знаменитый Дионисий.
развернулось строительство и потребовался кирпич. Но монахи были строители
-- не чета нынешним, и из кирпича сотворяли монолит: пришлось взорвать
монастырь. Рванули -- и все равно кирпича не взяли: получилась груда
развалин и только. Осталась от монастыря одна колоколенка и жилое помещение,
в котором нынче хранятся сети и укрываются от непогоды рыбаки...
туманы поднялись высоко, и ближний берег темнел низкими лесами, а дальний
вытягивался рваным пояском. Среди огромного, бесконечно переливающегося
бликами озера стоял на льду храм -- белый, словно бы хрустальный, и все еще
хотелось ущипнуть себя, увериться, что все это не во сне, не миражное
видение, на которое откуда бы ты ни смотрел, все кажется -- оно напротив
тебя, все идет будто бы следом за тобою.
под него взрывчатку!
словами не перескажешь. Чудо, одним словом, чудо, созданное руками и умом
человеческим.
все на свете.
слышала, как царапались корешки об ладони.
хай вона растет с тобой, бо человеку назначено садить, а не рубать.
сморщенной ступней на ребро холодной лопаты, она ковыряла под окном
заштопанную кореньями травы землю и впервые в жизни узнала, как нелегка
земляная работа.
ямка сделалась Одарке до колен, он сполз с завалинки, приосел, и заговорили
в нем все его кости и косточки, ровно бы внутри деда потрескивал догорающий
хворост.
из ямки срезанные узелки травы и взял саженец. На раздвоенном стволе саженца
устало обвисали листья. Лишь один еще стоял заячьим настороженным ушком.
Бережно, будто вышивальщица, дед узором расстелил нити корешков в ямке и,
держась за тонюсенький стволик саженца, другою рукою разгребал и рыхлил
землю, которую ловко кидала лопатой Одарка.
вылила ее под саженец, едва выставляющийся из земли.
саженец и шибко сомневалась в том, что из такой "билыночки" вырастет большое
дерево. Дед уверял, что черешня почитается на Волыни святым деревом, и в
селе, да и во всей округе, существует древний обычай -- не есть ягод черешни
восемь лет, если умрет кто-то из родичей. Дед сам еще маленький посадил
"маты цэй дытыны", и выросла она "пид нэбо", но он ни одной ягодки не съел:
вот какая твердая вера в их роду. Так пусть же Одарка помнит это и чтит
обычаи дедов и отцов.
щастлывше своей маты. -- Дед не сказал, что саженец был от той черешни, с
которой никто и ни разу не ел ягод... Он молчал, и все вокруг молчало.
внучка сидели, прижавшись друг к другу, а перед ними неподвижно на хрупкой
ножке стоял росточек, еще не сделавший и малого шажка к свету, но уже
оговоренный людьми, уже окруженный верою, как забором.
прощупала хоботком единственный, через силу бодрящийся лист и унырнула в
глубь сада, видимо, сообщать жителям улья своего о том, что появилось на
свете новое деревце.
травы, потом коснулась веткою окна, потом выглянула из-под обвисшей кровли и
поймала вершинкой теплый ветер, и от пьяного этого, солнечного ветра
набухали на ветвях молодой черешни тугими девичьими сосками почки, и
брызнуло деревце душистыми каплями цветов. И тогда поспешили пчелы и шмели к
деревцу, перестали облетать его птицы, и люди больше не обходили его
взглядом.
и пошли наливаться соком. Ягоды так и просили сорвать их, взять на язык и
отведать обжигающе- сладкого сока, и зубом попробовать, как еще гибка, как
податлива косточка с незрелой сердцевиной.
ее, дивясь тому подвигу, который проделал маленький росточек, обратившись в
плодоносящее дерево, дивясь настойчивости жизни, дивясь тому, что и сама она
вроде этого деревца -- вот-вот возьмется цветами, и парубки перестанут
обходить ее взглядом.
швырнула ее.
ведающие человеческой веры и железных законов, склевали косточку той ягоды.
Откуда было птицам знать, что в ту весну навсегда покинул хату старый дед,
увенчанный во многих военных сражениях.
поднявшаяся выше дома. Она так и выросла -- двумя стволами. Один из них
распластался по крыше, как бы оберегая рыхлую соломенную кровлю от ударов,
другой ствол взмыл ввысь, в небо, шумел листвою на ветру, будто пытался
улететь.
отметины в земле щекастыми пятками, и пытаются поймать яркого жука -- ягоду.
Но теперь уже сама Одарка хватает их за руки:
ничего не понимают, веры не знают, никаких заклятий не ведают. Одарка
виновато гладила по голове дочку и сына и не знала, как им объяснить, что от
трудов и горя умерла их бабушка, которая тянула хозяйство и дочь Одарку без
отца, без "чоловика", убитого на войне.
покинуто гнила возле хаты.
земле громами орудий и где-то в смертном громе утонул, загаснул одинокий
крик: "Ма-а-амо-о!" И не стало у Одарки сына.
крупными слезами плакала под окном черешня, и казалось ей -- кровяные эти
слезы жгли землю.
не хватит оплакивать сына и мужа, убитых на войне, дочь, умершую в больнице
от тифа, брата, зарубанного петлюровцами, невестку, племянника и еще, и
еще...
Сертаков Виталий
Буркатовский Сергей
Маркеев Олег
Жюль Верн
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей