read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Мы давно наблюдаем за вами, - проговорил он так, что можно было подумать, будто он и впрямь из спецслужб. - На вашей работе, в быту... И у нас сложилось весьма благоприятное впечатление. Наверное, уже подумывали о том, чем станете заниматься после окончания работы в Думе?
Он находил в себе признаки гениальности не от того, что был просто самоуверенным и самовлюбленным идиотом; эти признаки проявлялись внезапно и всегда в нужный момент - что-то вдруг переворачивалось одновременно в мозгу и душе, и, оставаясь внешне похожим, он менялся по сути. Такое необыкновенное и незримое превращение напоминало игральную карту, например, короля, оба изображения которого - зеркальное отражение, и как ни крути, кажется все совершенно одинаково. Но в том-то и дело, что этот переворот незаметен лишь для окружающих, а он чувствовал, как все резко меняется, неизвестно откуда приходят нужные слова, новые, оригинальные мысли, а разум светлый, подвижный, искристый - до состояния прозрения, когда точно угадываешь, что скажет собеседник. Но самое главное, в таком состоянии никогда и никак не проявляется болезнь, существуя только в другой его ипостаси. И если бы сейчас этого переворота не случилось, то на вопрос политолога он бы ответил как человек военный:
- Так точно, думал! Куда прикажете.
А потом бы мозги заклинило, и Крюков бы лишь кивал и соглашался. Он же ответил не сразу и открыто.
- Да, разумеется.
- И как же вам видится будущее?
- Пока неконкретно. Знаю только одно: не нужно возвращаться туда, где тебе было хорошо.
- Где вам было хорошо? В Думе?
- В беззаботной офицерской юности, в небольшом военном гарнизоне.
- Да, вы уже не юноша, - согласился Кузмин. - Но еще очень молоды, что не может являться недостатком. А вернуться необходимо. Правда, теперь в качестве губернатора.
- В губернаторы идут обычно отставные генералы, - заметил Крюков. - Я всего лишь майор.
- Это не помеха. Основательно подготовьтесь к выборам, подберите команду - и в добрый путь. Вам нужно его пройти. Соперник у вас очень серьезный, чтобы одолеть его, необходимы оригинальные мысли и ряд неожиданных ходов. С вашими задатками и упорством, думаю, успех вам обеспечен.
Встреча заняла не больше четырех минут. Кузмин пожал ему руку и отпустил. Уже в коридоре все перевернулось снова, и в тот же миг искривился рот. Зажимая его платком, он спустился вниз, но охранник на дверях заметил.
- Вам плохо?
- Нет, мне хорошо, - выдавил он и вышел из здания.
Находясь в обычном состоянии, с неустойчивыми нервами и болячками, он понял, что политолог лишь идею ему вложил, а все остальное придется делать самому, без всякой помощи. Буквально со следующего дня он взялся за дело, в Думе появлялся редко и еще реже на политтусовках, поэтому несколько оторвался от жизни. Кузмина не видел полгода и, когда встретились, даже не спросил ни о чем, только поздоровался за руку и неожиданно сказал фразу, понимать которую можно было как угодно:
- А какие сейчас лещи на Оке клюют!
Перед выборами политолог никак не проявил себя, бросив Крюкова на произвол судьбы, и тогда впервые у него возникла мысль, что подсказанная идея губернаторства - что-то вроде опыта, эксперимента, испытания, сможет ли он исполнить то, что ему прикажут. Он смог, пусть не в первом туре, но во втором и с хорошим отрывом. Спустя сутки после подсчета результатов Кузмин позвонил, поздравил и предложил встретиться. Крюков полетел в Москву на собственных крыльях, по эмоциональности состояние было сходным с тем моментом, когда он получил офицерские погоны.
На сей раз встреча произошла не в официальном кабинете, а на даче политолога, тоже весьма скромной и запущенной, где постоянно жили две женщины среднего возраста с неясным отношением к хозяину - то ли служанки, то ли сестры, то ли одна из них жена. Крюкову всегда была интересна личная жизнь этого человека и не из-за любопытства: он пытался понять, каким образом и откуда берутся такие влиятельные, сильные и странные люди. Почему они при своих возможностях и связях не занимают никаких высоких постов, живут публично и одновременно скрытно, что ими движет? Но сколько он ни присматривался, не выискивал говорящих деталей и примет, ровным счетом ничего не обнаруживал и еще сильнее заблуждался.
После тривиального чаепития и пустых разговоров на холодной терраске Кузмин будто вспомнил, зачем пригласил гостя и еще раз между прочим поздравил с победой.
- Значит, вы теперь губернатор, - уточнил он. - Это замечательно. Если бы вы не победили на выборах, эта встреча бы не состоялась. И вы не состоялись, как перспективный политик, которого я в вас вижу. Политик, скоро необходимый России.
- Я это понимаю...
- Пока вы ничего не понимаете, - перебил политолог. - Сейчас у вас другая задача, нужно выйти из этой ситуации.
- Из к-какой ситуации? - заикнулся Крюков, хотя понял, о чем идет речь.
- Отказаться от инаугурации, уйти, не вступая в должность.
Переворот карты уже чувствовался, но после такого заявления близкое к гениальности состояние начало стремительно отдаляться. Он достал платок, прикрыл рот и тупо спросил:
- З-зачем?
- Хочу убедиться в ваших способностях, - признался политолог.
Он всегда думал о будущем и никогда бы не посмел даже возразить Кузмину, но в тот миг его предложение показалось настолько абсурдным, даже безумным, что в первый момент возникла страшная догадка о чудовищном обмане. И еще стало так жаль своей победы и губернаторства, что он, нарушая всякую субординацию и собственные правила, выработанные за нелегкую жизнь, закричал, словно доведенный до отчаяния солдат. И ни разу не заикнулся.
- Да что я вам, подопытный кролик?! Что вы испытываете меня?! Не уйду! Я победил, между прочим, без вашей помощи! Я достиг всего сам! Отработаю срок и потом делайте, что хотите!
Политолог символически похлопал в ладоши.
- Браво! Слышу голос мужа. Мне это нравится. Но что вас так возмутило? Мое предложение?
- Мне наплевать, что вам нравится, а что нет! Я не позволю манипулировать собой в каких-то ваших сумасшедших интересах.
- Интересы у меня не совсем обычные. Но и вы человек не простой. Что вас смущает? Кризис в области? Но она была слишком благополучной в последнее время, и пора бы разворошить там осиное гнездо, чтобы поработали и свили новое. Что еще? Неудобство перед избирателями? Полагаю, такого политика, как вы, это волновать не должно. Вы же использовали черный пиар, подмену бюллетеней?... Что вас может сдерживать?
- Я офицер!
Политолог встал и побродил по террасе, отчего-то улыбаясь.
- Да... С вами невозможно играть в темную. Хорошо, открою секрет. Вы мне были нужны, чтобы свалить Зубатого. Он засиделся там, почувствовал себя удельным князем... Мне это не нравилось. В общем, достаточно причин, чтобы убрать его. Но то, как вы это сделали, вызвало у меня восторг. Поэтому на вас есть другие виды.
Он уже понимал, что упрямиться не нужно, лимит противления исчерпан, однако натура, воспитанная на шахтерских улицах, выпирала наружу.
- Использовали меня вместо киллера? Кузмин лишь развел руками.
- Ну что ж, идите, коли вас устраивает должность губернатора. Больше не задерживаю.
Крюков вскочил и будто головой о потолок ударился: да ведь этот политолог и месяца не даст поработать! И даже если даст, то выше губернатора ему уже никогда не подняться. Это приговор, смерть.
- Ну вот, уже лучше, - политолог будто прочитал его мысли. - Каким образом вы это сделаете, меня не интересует, думайте сами. Но выйти из ситуации необходимо с такой же убедительной победой. Когда научитесь достигать всего, что пожелаете, мы подумаем, куда вас определить.
Он уходил от Кузмина на костяных ногах и с перекошенным ртом.

* * *

И сейчас ехал к нему в таком же состоянии, одну за одной глотая таблетки. Ко всему прочему, никак не отступала головная боль, и если машину потряхивало, в затылке будто смола кипела - лопались огненные пузыри. Кочиневский все замечал, но с вопросами не приставал, лишь раз предложил остановиться где-нибудь в гостинице и отдохнуть, однако Крюков велел ехать в Москву. В какой-то момент вроде бы полегчало, и он почти мгновенно уснул, но проспал всего двадцать минут, после чего голова словно распухла, и треск смоляных пузырей уже не прекращался. Он пожалел, что не послушал помощника - обычно после нормального сна все проходило, и не решился лететь самолетом из Новгорода, намереваясь по дороге обдумать предстоящий разговор с Кузминым. Однако боль не позволяла сосредоточиться, и в результате он оказался неготовым к встрече, а ситуация складывалась тревожная. По всем расчетам прокуратура обязана возбудить уголовное дело, и ничего в этом опасного нет, но едва она это сделала, как сработал врожденный инстинкт самосохранения - Крюков сильнее смерти боялся тюрьмы. Он отлично понимал, что никто его не арестует и никогда не посадит, однако вдруг стало страшно: что если в самое последнее мгновение Кузмин откажется от него? Произойдет что-нибудь невероятное, непредусмотренное?
У него было чувство, что он висит на волоске еще и потому, что время летело стремительно, а конкретный результат отсутствовал. Политолог мог посчитать, что Крюков не в состоянии выполнить поручение и снять свою отеческую заботу, и что будет с ним завтра, никому неизвестно. Поэтому он намеревался встретиться, доложить обстановку, убедить, что все идет по плану, хотя о таких встречах они не договаривались и существовала опасность - неожиданно себе навредить.
С сомнениями и с головной болью он оказался в Москве, а поскольку определенного решения не было, то, оттягивая время, вначале поехал в Кремлевку, где лежала мать. За последний месяц дело пошло на поправку, она стала разговаривать, только мало и тихо, в основном просилась назад, в Анжерку, понимая, где находится, и уже узнавала сына, однако смотрела на него молча, немигающим взором, и иногда махала рукой. Ею занимались опытные врачи, и Крюкову было обещано, что еще через месяц они снимут остаточный стресс, подлечат легкие, сердце и кучу сопутствующих заболеваний, но ее придется свозить, куда она просится, чтобы это не стало навязчивой идеей.
Он не был у матери уже две недели, временный пропуск в больницу оказался просроченным, в проходной начали как-то назойливо спрашивать, кто, откуда, почему посещение в неурочное время. Слушая эту бестолковщину, Крюков неожиданно заподозрил самое страшное, просунул руки в окошко и схватил служащего за грудки.
- Что с матерью?!
- Да откуда же я знаю? - залепетал тот, стараясь вырваться.
На помощь ему подскочили еще двое, а со стороны Крюкова - оба телохранителя, и чуть не завязалась драка. В это время к вертушке выскочил милиционер, за ним - мужчина, явно из ФСБ. Крюкова с телохранителями оттеснили от бюро пропусков и потребовали документы.
- Что вы в самом деле? - добродушно спросил потом мужчина. - Нервы сдают?
Когда проверили по журналам, оказалось, все в порядке, больная Крюкова на месте, выздоравливает. Ему выписали новый пропуск и впустили на территорию больницы. Он шел к корпусу, где лежала мать, запоздало раскаивался, что повел себя не как государственный муж, а будто анжерский пацан, и одновременно чувствовал и понимал, что никогда от этого не избавится. В отношениях с матерью он всегда будет мальчишкой, малым ребенком, для которого ее смерть неприемлема, как своя собственная.
Мать в палате оказалась одна, соседка ушла на процедуры. Она лежала в одежде поверх одеяла и на стук двери среагировала не сразу.
- Здравствуй, мама, - сказал он возле постели. Только тогда заторможенный взгляд сдвинулся в его сторону.
- А, Костя, - она медленно села. - Жду, жду, все нет и нет...
- Ну как ты, мам?
- Хорошо... Здесь хорошо лечат, не то, что у нас в Анжерке. И обхождение...Ты что-то совсем похудел, бледный. Работа тяжелая?
- Тяжелая...
- Вот бы и тебе полежать здесь, полечиться.
- Да я пока здоров, - он вспомнил, что ничего не принес, хотя бы яблок купил. - Когда обещают выписать?
- Здесь ведь выписывают, как попросишься. Я не прошусь пока, раз попала сюда, надо лечиться... Ты, Костя, подумай, может, ляжешь, пока я здесь? Вместе было бы хорошо...
- Зачем мне, мам? Ты что это вздумала?...
- Как же, у тебя с детства нервная болезнь, - жалостно произнесла она. - В Анжерке не лечили, а здесь ведь могут. Сроду бы не подумала, в кремлевской больнице лежать буду... Я тут с врачом разговаривала, про твою болезнь ему рассказала. Он и говорит: месяц-два - и вылечим...
- Мне эту болезнь лечить нельзя.
- Это еще почему?
- Говорил тебе как-то. Такой болезнью болеют только гении.
- Ой, да что ты придумал? Какие гении, Костя?
- Например, Александр Македонский.
- Но какой из тебя-то гений? Да тебя отец по голове бил, от того и болезнь эта. Ведь говорила же, кричала, по жопе бей, по голове не надо, а он и меня...
- Да нет, моя болезнь врожденная, я чувствую задатки, - он старался говорить мягко. - Много раз проверял...
- Ну, не болтай, хватит, - вдруг застрожилась она. - Заикаешься, лицо вон дергается, что тут от гениев?
Крюков на мгновение ослаб, но в следующий миг воспрял.
- Ты сама подумай, кто у нас из Анжерки в люди выбился? Ну, кто еще стал губернатором? Много таких? А из нашей части много в депутаты прошли?
- Да уж правда, немного, - согласилась мать. - Да ты что тогда, не по болезни, а от гения человека убил?
- Какого человека?..
- Витьку Фильчакова.
- Что ты говоришь? - его охватил озноб. - Я его убил?!
- Кто ж еще? Вся Анжерка говорит, ты. За телевизор убил, а? Да на что он мне, все равно я по нему только тебя и смотрела. Что там еще смотреть, одна война да убийства.
- Мам, я его не убивал! - взмолился он. - Об этом знает милиция, прокуратура... Он умер от передозировки наркотиков. Есть официальное заключение!
- Они напишут, - она протянула руку и заботливо погладила по волосам. - Сам же понимаешь, простого человека в лагеря бы загнали, а тебя нельзя, шишка на ровном месте. А ты знаешь: не посадят, вот и убил. Милиция, она даст заключение, рука руку моет...
Он отдернулся, отскочил от кровати, и в это время в дверях появилась соседка - женщина средних лет. Тихо поздоровалась и хотела тут же уйти, чтобы не мешать свиданию, но мать вдруг потянулась к ней.
- Светлана Михайловна, не уходи! Останься!
- Извините, - сказала та, взглянув на Крюкова. - Я забыла полотенце в массажной...
И выскочила за дверь.
- Видишь, люди не хотят с тобой в одном помещении находиться, - пожаловалась мать. - Я ей рассказала про тебя, вот она и боится.
Он почувствовал, как судорога стаскивает кожу с лица и скручивает шею. Он пытался сопротивляться ей, и от этого темнело в глазах.
- Да ты с ума сошла, мам!.. Ты что про меня говоришь?.. Ты что сплетни распускаешь про родного сына?!
- Какие сплетни, Костя? Ведь так и было. А у меня на душе накипело, Поли рядом нет, поделиться не с кем...
- Но я его не убивал! - рот уже стягивало вниз, и слова вырвались с мычанием. - Я скажу, скажу.... Всего несколько раз стукнул. Понимаешь?.. И то не сильно. Кочиневскому от меня больше досталось!
- Люди видели... Ребятам своим приказал бить, а это ведь еще хуже, чужими руками-то. Сам убивал и другого человека заставил, за собой по крови потащил...
Он знал, что судорога может скрутить все тело, и, чтобы удержаться на ногах, схватился за спинку стула. Речь отнялась, язык вздулся, сделался деревянным, а мать сидела, качала опущенной головой и говорила.
- Я все боялась, когда ты пацаном был. Думала: ввяжешься в драку, пырнешь кого ножиком - вот беда-то будет. А ты как-то пережил, спасся - и на тебе! Когда уж радовалась за тебя, по телевизору смотрела и думать не думала. Ты за молодость и наверстал, взял и парня убил. Ох, знать бы, не пустила, на руках и ногах повисла...
Крюков хотел крикнуть ей: "Замолчи!", но лишь стонал, а она смотрела себе на колени и ничего не видела.
- Да как знать-то? И как тебя удержишь, раз пошел за свою молодость счеты сводить? Не догадалась я, зачем ты в люди выходил, в депутаты. На что вам эта неприкосновенность, раз вы там все хорошие да справедливые? Вон для чего, оказывается. Всем закон пишете, а вам не писан. Уж лучше бы умереть, чтобы не знать, не видеть...
Потом мать лишь шевелила губами - терялся слух, но Крюков этого не понял и думал, что она молится. Он хотел поднять стул, но перекладина спинки выскользнула из скрюченных рук. Тогда он схватил ее за горло и прижал к кровати.
В последний миг перед глазами мелькнуло лицо чужой старухи с пеной у рта, и больше он ничего не видел. Все остальное было как во сне: кто-то его скручивал на полу, стягивал руки за спиной, выламывая их из тела, а он думал, что скоро проснется и этот кошмар кончится...

14

Дня три после встречи с Крюковым Зубатый места себе не находил, не один раз и покаялся, что разговаривал резко, а с ним надо было, как с ребенком, как с больным, и не раз оправдал себя - как же еще говорить с таким человеком? Который даже смерть сына использовал против него? После этого что, в уста его целовать?
И Василий Федорович, ничуть не смущенный услышанным, в зависимости от настроения Зубатого, поддакивал ему и изредка повторял:
- Думал я, у многих там с головой беда, но не до такой же степени.
На Соринскую Пустынь, забытый властями угол, куда в последний раз приезжал начальник в ранге председателя сельсовета лет десять назад, появление целой компании высоких чинов произвело сильное впечатление, и разговоров было на две недели. Каждый день к Василию Федоровичу кто-нибудь приходил, вроде бы по делу, но на самом деле порасспросить его гостя и пересказать в собственной интерпретации всю историю с приездом главы администрации района (который оказался в свите), начальника милиции и налогового инспектора, которого никогда в глаза не видывали.
Пока Зубатый разговаривал с Крюковым, местное начальство прошло всю деревню вдоль и поперек, проверили паспорта, переписали жителей поименно и даже хотели огороды померять, но длинной рулетки не нашлось. А потом собрали народ, выбрали старостой Ивана Михайловича и объявили, что жители еще с советских времен не платят налоги за землю и недвижимость, поэтому следует наложить на всех штраф и обязать в течение короткого времени погасить задолжность. Дескать, в Америке вы бы уже все сидели в тюрьме за такую провинность. И каждому сумму назвали, но, мол, в связи с крайней нищетой населения налоговые органы прощают неуплату прошлых лет тем, кто живет здесь постоянно, а дачникам никакого прощения нет, и если не заплатят, опишут имущество по суду. Но в любом случае с этого дня и впредь платить будут все поголовно без всяких скидок на старость. А кто откажется, вычтут из пенсии.
То есть, получилось так, что появление в Соринской Пустыни Зубатого навлекло беду, о чем ему, не стесняясь, и сказали. Не приехал бы сюда, так бы и жили, ни к какой области не приписанные и свободные. Знали бы один рыбнадзор, а тут, выходит, самый главный начальник - налоговый инспектор, который никому не подчиняется. Теперь начнут ездить да обирать. А раз ты из Совета Федерации, нельзя ли похлопотать, чтобы оставили как было?
Однако скоро налоговые страсти улеглись, жизнь в деревне вернулась в прежнее русло, поскольку встал лед на Соре и надо было возить сено с покосов из-за реки, пока снегу не навалило. Каждое утро Василий Федорович запрягал мерина и уезжал на ту сторону, и в это время прибегал Ромка погреться на русской печке. Обычно лежал, подперев головенку руками, и рассказывал последние новости.
- Завтра я буду у вас ночевать, - однажды сообщил он. - Мама с бабушкой пойдут в магазин.
Ближайший магазин находился в деревне Макарьино, за тридцать пять километров...
- Но это же далеко! Как они понесут продукты?
- На саночках повезут.
Он промолчал, а когда Василий Федорович привез сено, и они сметали его на поветь, взял Ромку за руку и повел домой. Обе Елены занимались уборкой, но идеального порядка здесь было не навести, поскольку везде, где только можно, даже под столом, лежали дрова - чтобы лишний раз не выбегать на холод. Окна затянуты пленкой, так что мир виделся мутным и расплывчатым, на северной стене - старый ковер с пола, прибитый досками крест-накрест, а на полу - несколько пластин войлока. Все сделано неуклюже, по-бабьи, но тема утепления дома обсуждению не подлежала.
- Я завтра еду в магазин, - между прочим сказал Зубатый. - Вам, случайно, ничего не нужно?
Они переглянулись, и старшая сказала сдержанно:
- Мы тоже собирались...
- Тогда часов в девять и поедем! И Романа возьмем.
Он сразу же ушел, чтобы женщины не передумали.
Наутро младшая Елена с Ромкой вышли из дома, едва он появился на улице - значит, собрались и ждали. Он волновался и радовался от предвкушения этой поездки, в дороге можно и поговорить, и помолчать, испытывая те чувства, что возникли, когда он напросился переночевать - с того случая они больше никогда не оставались один на один. То старшая Елена рядом, то Василий Федорович, а деревня маленькая, все на виду.
Реку перешли пешком, по санному следу, и пока прогревался двигатель, Елена приблизилась к Зубатому, посмотрела пристально и вдруг спросила:
- Вам Ромка сказал, что мы собираемся в магазин?
- Ромка, - признался он.
- И вы решили сделать жест?
- Я ничего не решил, я просто хочу в магазин. Рыба надоела.
Елена не поверила, сказала в сторону:
- Прошу вас, больше не делайте таких жестов.
А ему вдруг стало так обидно, что в челюсти защемило.
- Знаете, это уже ни в какие ворота!.. Вы что же, решили, я стану спокойно смотреть, как вы с матерью ходите в магазин за тридцать верст?! День туда и день назад? Да еще с санями, когда машина есть?! Все имеет пределы, в том числе и самостоятельность. Гордость без разума - гордыня!
Хорошо, что Ромка сидел в кабине и ничего не слышал.
- Я привыкла. Вы думаете, это первый раз? Все лето ходим, когда сухо, ездим на велосипедах. Прошу вас, не старайтесь угодить. Угодливые мужчины обманчивы.
- Угодить? Вы считаете, я хочу угодить?!
- А что еще?
Зубатый выдержал ее взгляд.
- Мне показалась, тогда, утром, между нами проскочила искорка...
- Это от тоски и одиночества, - грустно и как-то уж больно продуманно сказала она, будто диагноз поставила.
- Вы кто по профессии, Елена?
- Архитектор.
- Мне показалось, доктор. Хирург. Вам нравится резать по живому, чтобы потом узнать, отчего умер больной.
- Что-то не понимаю...
- Например, с чего вы взяли, что я одинок?
- Вы в деревню приехали, здесь ничего не спрячешь. Тут за тобой незримо наблюдают, слушают, анализируют каждое слово.
Зубатый развел руками, соглашаясь, однако тут же воспротивился.
- Но я не тоскую! Мне здесь хорошо.
- А мне плохо, - вдруг призналась она. - Так холодно... Но я привыкну.
Она села на заднее сиденье вместе с Ромкой, который будто бы точку поставил:
- А у моего папы такая же машина, только лучше.
Потом он болтал без умолку, а они всю дорогу молчали и лишь изредка переглядывались через зеркало заднего обзора. Когда подъехали к селу с полуразрушенной церквушкой, Елена сказала со вздохом:
- Сейчас случится то, чего я больше всего боюсь.
- Что случится? - тревожно спросил Зубатый.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [ 18 ] 19 20 21 22 23
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.