— Неинтеллигенты, — убежденно сказала я, Мышильда кивнула, и мы побрели к дыре в заборе, а потом взялись за лопаты, однако много чего нарыть не успели. Евгений позвал обедать.
После обеда мы опять отправились к фундаменту, но мысль о соседях не давала нам покоя, оттого работа не спорилась. В общем, до самого вечера подглядывали и подслушивали: то мы за соседями, то они за нами, время от времени сталкиваясь возле дыры в заборе и приветствуя друг друга. В результате шпионской деятельности достоверно удалось установить следующее: Кольку звали Веник, Серегу — Шайба, а командиром у них был Сашка, или Клей. Вечером, совершенно измучившись, мы легли спать непривычно рано. Мышильда, сидя на кровати, делала маникюр и размышляла вслух:
— Все-таки странная у этих типов манера давать друг другу прозвища. Вот, например, Клей. Что это за безобразие такое?
— Может, он прилипчивый очень, — выдвинула я рабочую гипотезу.
— Ну, Шайба, понятно, — продолжала сестрица. — Лицо у парня совершенно круглое, словом, очень аппетитная ряха, такую ряху вполне логично назвать Шайбой, а вот Веник?
— Новая метла по-новому метет, — брякнула я, но Мышильда отмахнулась:
— Больно сложно…
— А может, у него фамилия Веников, — обрадовалась я. — Или он чистюля, все за всеми убирает, точно пылесос.
— Так пылесосом бы и звали…
— Может, они незнакомы с достижениями цивилизации?
— Как же, незнакомы. А сотовый?
— Ну… пылесос и телефон вещи разные, — пожала я плечами, теряясь в догадках, чего это сестрицу так разбирает с этими кличками. Через полчаса мы закончили думать вслух и отошли ко сну.
Утром нас ждал сюрприз. Новый раскоп в районе флигеля. Мышильда побледнела от злости и молвила:
— Сил моих больше нет. Прямо хоть капкан ставь.
Эта мысль мне необыкновенно понравилась.
— А где их продают? — спросила я, Мышильда нахмурилась и сказала:
— Ты что, с ума сошла?
— А он что делает? Надо как-то бороться.
— Слушай, — ахнула она. — А вдруг это соседи?
— Клей с дружками?
— Ну…
— А им-то чего надо?
— Сокровища, — всплеснула она руками. — Чего ж еще? Ты сама же им и разболтала.
— Чего разбалтывать, если об этом вся улица знает? Но вести себя так, я имею в виду — по ночам рыть, втайне от законных хозяев, нечестно. Я с ними поговорю.
Я решительно направилась к дыре, а Мышильда вприпрыжку бросилась за мной, ухватила за локоть и зашептала:
— Лизка, это опасно. Не сойти мне с этого места: они бандиты. А вдруг у них оружие?
— Я ж не собираюсь сразу начинать военные действия, поговорю подружески. Так, мол, и так: хотите принять участие в поисках — ведите себя честно и благородно.
— Ой, не знаю, — томилась Мышильда, потом вздохнула и заявила:
— Пойду с тобой.
— Нет. Ты в засаде останешься.
Я влезла в чужой сад и, подойдя к дому, позвала:
— Саша.
Мне никто не ответил. Я поднялась по ступенькам и громко постучала в дверь. Открыл Коля, я стояла на средней ступеньке, а он наверху, но все равно не доставал до моего носа. Он вздохнул, томно посмотрел и сказал:
— Привет.
— Уже встали? — с улыбкой спросила я.
— Ага.
— А пройти можно?
— Проходи, — он повел рукой, в которой была зажата банка пива.
Я вошла в дом, на веранде в кресле-качалке сидел Серега, завидя меня, он принялся раскачиваться с таким рвением, что в конце концов едва не перевернулся, командир Сашка полулежал на диване в одних шортах и наливался пивом.
— Здравствуйте, — с детской доверчивостью сказала я и наградила каждого улыбкой. Потом оглядела веранду и часть дома, которую смогла видеть в открытую дверь. — Неплохой дом, — заметила я. — Дорого заплатили?
— Мы не платили, — ответил Сашка. — Дружка дом. Так… отдыхаем.
Я покосилась на грязный пол и немытые окна.
— Может, вам помочь устроиться? Я имею в виду уборку и прочее… Машка у меня в этой области большой специалист.
— Да нет, спасибо, мы ненадолго, — заверил Сашка.
— Как хотите, — опечалилась я. — Я ведь от души предлагаю, потому что считаю, что соседи должны дружить и помогать друг другу. А вы как считаете?
— Так же, — кивнул Клей, остальные промолчали, видно, ничего не считали.
— Что ж, пойду тогда, — заявила я, разворачиваясь, и спросила без перехода:
— Вы ночью по фундаменту не бродили? Я отчего спрашиваю-то: у нас там повсюду капканы расставлены.
Серега-Шайба перестал раскачиваться, а Коля выронил банку с пивом.
— Какие капканы? — очень спокойно спросил Сашка.
— На медведя. Троюродного гада ловим, то есть брата, — поторопилась я исправиться.
— А зачем вы его ловите? — разволновался Клей.
— Так ведь шастает, — развела я руками, — а прав на сокровища у него никаких, жулик.
— А как же… Он ведь ваш брат?
— Я уж тогда сяду, — сказала я, устраиваясь на диване. — В двух словах не расскажешь, а сидя беседовать намного удобнее.
Я вытянула ноги, придвинула свое плечо к Сашкиному и улыбнулась еще шире прежнего. Он посмотрел на мою улыбку, потом на грудь, потом на все остальное, предупредительно одетое в шорты, и вздохнул, стараясь, чтобы это вышло незаметно. Я, напротив, старалась, чтоб меня заметили. Подтянула стул и устроила на нем свои ноги, с удовольствием поглядывая на них. Время от времени я глубоко вздыхала, жалуясь на жару, что давало возможность моему бюсту колыхаться, как кораблю в качку, и старалась ласково смотреть разом на всех троих мужиков, но глаза мои этому воспротивились, и я сосредоточилась на командире. Он покраснел, потом посерел, потом начал облизывать губы, а я не торопясь изложила историю нашей вражды с троюродным.
— Сегодня ночью опять кто-то рыл, — завершила я свой рассказ. — Мы испугались, вдруг, думаем, вы решили счастья попытать, а про капканы-то и не знаете. Вот я и пришла предупредить.
— Мы не рыли, — с трудом разлепив губы, заверил командир.
— Мы ведь не против, — покачала я головой. — Мы даже рады были бы, я имею в виду мужскую поддержку. Вас трое и здоровьем вроде Бог не обидел, мы бы мигом все перекопали, а сокровищ на всех хватит. — Для затравки я перечислила царские червонцы, а также золото-бриллианты. Потом поднялась и сказала:
— Ладно, пойду я, пора за работу приниматься.
Парни сидели не шелохнувшись, сделав ручкой, я их покинула.
Обедать решено было в саду. Идея принадлежала мне, так как именно я заприметила стол под яблоней в глубине сада. Евгений охотно меня поддержал: в прежние-то времена, когда мамаша жива была, в хорошую погоду всегда садились здесь, особенно если гости или какой праздник. Решив, что мы и гости и праздник, вынесли скамью и табуретки, застелили стол скатертью, а также распалили самовар, набив его еловыми шишками. Евгений радовался и порхал по саду, точно бабочка, Михаил Степанович с неодобрением поглядывал на Иннокентия, которого я вынесла на свежий воздух и усадила в центре стола. Иннокентий Павлович все еще жаловался на чашечку и заметно страдал.
Вскоре со стороны забора послышался шум и копошение, возвестившие о возобновлении шпионской деятельности. Однако в дыре соседи так и не появились и вскоре затихли. Обед удался на славу, Евгений дважды бегал за поллитровкой, оттого вскорости прилег под яблоней на старом одеяле. Иннокентия я отнесла в мамашину спальню, а Михаила Степановича, затеявшего исполнять русские народные песни, определила на кухню — мыть посуду. Мы с Мышильдой остались возле самовара ждать, что будет дальше. Ждать пришлось не особенно долго. В дыре возникла голова Сашки-Клея, он посмотрел на стол и на нас за ним потом с некоторым трудом протиснулся в дыру и подошел к нам с радостной улыбкой на устах.
— Отдыхаем? — спросил он весело.
— Отдыхаем, — ответила я, лицом и бюстом демонстрируя большую радость от встречи с ним, и сразу предложила:
— Присаживайся.
Он сел, Мышильда налила ему чаю, и мы немного поболтали о том, как это хорошо и даже полезно для души в жаркий денек попить чайку из самовара, сидя в саду под яблоней. По всем основным жизненным принципам у нас с Сашкой наблюдалось завидное согласие. Почуяв родственные души, мы потянулись навстречу друг другу этими самыми душами и вскоре достигли таких потрясающих высот взаимопонимания, что могли уже обходиться без слов, выражая переполнявшие нас чувства взглядами и вздохами. Я вздыхала так, что у Сашки глаза стали сходиться на переносице и сам он заметно обмяк, склоняясь к моей груди с явным желанием обрести на ней тихую пристань. Думаю, этим дело бы и кончилось, тем более что понятливая Мышильда была столь тиха и незаметна, что бандитский командир начисто забыл о ее существовании.
Все испортил Иннокентий Павлович. Он громко завопил в доме и добился-таки своего: на вопли обратили внимание, сначала Сашка, потом Мышильда, потом и мне нельзя уже было глухой прикидываться без того, чтобы Клей не начал беспокоиться о моем здоровье.
— Что это? — спросил он.
— Это Иннокентий Павлович, — улыбнулась я.
— Проверить? — предложила Мышильда, но стало ясно, что там необходимо мое присутствие, я поднялась и, улыбнувшись Клею, сказала:
— Я оставлю вас на минуту, — и пошла по тропинке, демонстрируя свою легкую походку, однако, скрывшись за деревьями, бросилась бегом. Мне не терпелось выяснить, почему визжит последний, и наказать виновных по заслугам. Как я и предполагала, по справедливости надо было наказывать обоих. Иннокентию Павловичу потребовалось в туалет, а Михаил Степанович отказался его сопровождать, сославшись на занятость. Разумеется, Иннокентий Павлович и сам мог допрыгать, но и Михаилу незачем было изображать из себя чересчур загруженного. Я вошла в дом, возвысила голос, а они разом принялись жаловаться. Я возвысила голос вторично, Михаил Степанович кинулся к Иннокентию и торопливо вынес его в туалет, продемонстрировав недюжинные силы и выучку медбрата, через пять минут последний был уложен на место, затих под моим взглядом и вроде бы даже задремал, а Михаил Степанович с удвоенным рвением взялся за посуду, для настроения исполнив «Выйду на улицу» зловещим шепотом.
Наведя порядок в доме, я заспешила в сад. Сашка-Клей зря времени не терял и сумел задать сестрице большое количество вопросов, касающихся моей персоны. Мышь, не жалея красок, описывала мои достоинства, в чем я могла убедиться лично, подходя к заветным кустам. Я вышла на тропинку, сестрица примолкла, а Сашка встретил меня младенческой улыбкой.
— Кто это? — спросил он.
— Визжал? — уточнила я. — Муж.
Контровский Владимир
Ибсен Генрик
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Жюль Верн
Шилова Юлия