избавилась от всех принадлежностей туалета, упомянутых этой леди, миссис
Браун осмотрела их не спеша и как будто осталась вполне довольна их
качеством и стоимостью.
я ничего не вижу кроме башмаков. Мне нужны эти башмаки, мисс Домби.
что нашлось еще одно средство ублаготворить Добрую миссис Браун. Затем
старуха извлекла какие-то лохмотья из-под кучи тряпья, которую она для этой
цели разворошила, а также детскую накидку, совсем изношенную и старую, и
измятые остатки шляпы, выуженной, вероятно, из какой-нибудь канавы или
навозной кучи. В это изысканное одеяние она приказала Флоренс нарядиться, а
так как такие приготовления, казалось, предшествовали освобождению, девочка
повиновалась, пожалуй, с еще большей готовностью.
скорее походило на подушку, которую подкладывают при переноске тяжестей. -
она зацепилась ею за свои густые волосы и не сразу могла отцепить ее. Добрая
миссис Браун схватила большие ножницы и впала в состояние странного
возбуждения.
была довольна? Ах ты дурочка!
Я ничего не могла поделать.
по-твоему, что я могу поделать? Ах, боже мой, - продолжала старуха, с
каким-то злобным наслаждением ероша ее локоны, - всякий на моем месте снял
бы их прежде всего.
волосы посягает миссис Браун; она не стала ни сопротивляться, ни умолять и
только подняла свои кроткие глаза на это доброе создание.
гордилась своими волосами, - сказала миссис Браун, - я бы срезала все до
последнего завитка. Она далеко, далеко! Охо-хо! Охо-хо!
неистовой жестикуляцией, оно вещало о жгучем горе и заставило затрепетать
сердце Флоренс, которая испугалась еще больше. Быть может, оно содействовало
спасению ее кудрей, потому что миссис Браун, покружившись около нее с
ножницами, словно бабочка неизвестной породы, приказала спрятать волосы под
шляпу, чтобы ни одна прядь не выбивалась ей на соблазн. Одержав эту победу
над собой, миссис Браун снова уселась на кости и закурила коротенькую черную
трубку, все время двигая губами и причмокивая, как будто она обгладывала
мундштук.
Флоренс казалась добровольной ее спутницей, и объявила, что поведет ее
теперь на людную улицу, где она может узнать дорогу к своим. Но она
приказала ей, пригрозив в случае ослушания скорой и жестокой расправой, не
разговаривать с прохожими и идти не домой (ибо дом, быть может, находился
слишком близко с точки зрения миссис Браун), но в контору к отцу, в Сити, а
сначала подождать на углу, где она ее оставит, пока не пробьет три. Эти
наставления миссис Браун подкрепила заявлением, что есть у нее на службе
всемогущие глаза и уши, которым известны все поступки девочки, и этим
наставлениям Флоренс торжественно и серьезно обещала следовать. Наконец
миссис Браун, тронувшись в путь, повлекла свою преобразившуюся, одетую в
лохмотья маленькую приятельницу лабиринтом узких улиц, переулков и
переулочков, которые привели в конце концов к извозчичьему двору,
замыкавшемуся воротами; из-за ворот доносился шум большой городской
магистрали. Указав на эти ворота и уведомив Флоренс о том, что, когда
пробьет три часа, она должна пойти налево, миссис Браун дернула ее на
прощание за волосы - движение, по-видимому, непроизвольное и не поддающееся
контролю; затем она приказала ей идти и помнить, что за нею следят.
почувствовала, что ее освободили, и побежала к углу. Дойдя до него, она
оглянулась и увидела голову Доброй миссис Браун, высовывавшуюся из-за
низкого деревянного прикрытия, за которым Добрая миссис Браун давала ей
последние указания, а также кулак, которым она грозила. После этого, хотя
Флоренс частенько оглядывалась, - по меньшей мере ежеминутно с тревогой
вспоминая о старухе, - она ее уже не видела.
в еще большее замешательство; между тем часы как будто приняли решение
никогда не бить три. Наконец на колокольне пробило три часа; это было совсем
близко, - значит, ошибиться она не могла; она несколько раз оглядывалась
через плечо, несколько раз пускалась в путь и столько же раз возвращалась из
боязни разгневать всемогущих шпионов миссис Браун и, наконец, бросилась
вперед с поспешностью, какую только допускали стоптанные башмаки, не
выпуская из рук кроличьей шкурки.
Сыну и что это великая сила в Сити. Поэтому она могла спрашивать лишь о том,
как пройти к Домби и Сыну в Сити; а так как этот вопрос она задавала
преимущественно детям, боясь обращаться к взрослым, то и пользы извлекла
очень мало. По спустя некоторое время она начала спрашивать дорогу в Сити,
опуская пока первую половину вопроса, и тогда в самом деле стала постепенно
приближаться к сердцу великой страны, управляемой грозным лорд-мэром *.
беспокоясь о брате и няньках, в ужасе от пережитого ею и от перспективы
явиться в таком виде перед разгневанным отцом, ошеломленная и испуганная
тем, что произошло, и что сейчас происходит, и что еще ей предстоит, -
Флоренс шла, утомленная, со слезами на глазах, и раза два невольно
останавливалась, чтобы облегчить измученное сердце горькими рыданиями. Но в
такие минуты мало кто замечал ее в том платье, какое было на ней; а если и
замечал, то думал, что девочку научили вызывать сострадание, и проходил
мимо. И Флоренс, призвав на помощь всю твердость и стойкость характера,
который слишком рано определился и закалился под влиянием горьких испытаний,
не упуская из виду поставленной цели, упорно стремилась к ней.
приключение, когда, наконец, ускользнув от шума и грохота узкой улицы,
запруженной повозками и фургонами, она вышла к какой-то верфи или пристани
на берегу реки, где увидела великое множество тюков, бочек и ящиков, большие
деревянные весы и маленький деревянный домик на колесах, перед которым,
глядя на ближайшие мачты и лодки, стоял, посвистывая, дородный человек,
заткнув за ухо перо и засунув руки в карманы, словно рабочий его день уже
подходил к концу.
у нас нет для тебя, девочка. Уходи!
нет для тебя.
бы только узнать дорогу к Домби и Сыну.
этим ответом, внимательно посмотрела ей в лицо и сказал:
с такой энергией, что сбил с головы шляпу.
шляпу.
товаров?
жизнерадостным на вид мальчиком.
основания недоумевая, какое он имеет к ней отношение. Но Флоренс, которая
все слышала и почувствовала не только облегчение, неожиданно убедившись в
спасении и окончании своего путешествия, но и великое успокоение при виде
его оживленного юного лица, стремительно подбежала к нему, обронив по дороге
один из стоптанных башмаков, и обеими руками схватила его за руку.
платье... и сейчас на мне чужое... и зовут меня Флоренс Домби, я -
единственная сестра моего братца... и, ах, боже мой, боже мой, помогите мне,
пожалуйста! - всхлипывала Флоренс, давая волю ребяческим чувствам, которые
она так долго подавляла, и заливаясь слезами. При этом ее жалкая шляпа
слетела с головы, и растрепавшиеся волосы упали ей на лицо, вызвав
безмолвное восхищение и сострадание юного Уолтера, племянника Соломона
Джилса, мастера судовых инструментов. Мистер Кларк вне себя от изумления
повторял чуть слышно: "Я еще никогда не видывал такого товара на этой
пристани". Уолтер поднял башмак и надел его на маленькую ножку, подобно
принцу в сказке, примерявшему туфельку Золушке. Он перебросил через левую
руку кроличью шкурку, правую предложил Флоренс и почувствовал себя не
Ричардом Виттингтоном - это избитое сравнение, - но святым Георгом
Английским Х с простертым у его ног мертвым драконом.
Как это чудесно, что я оказался здесь! Теперь вы в такой же безопасности,
как если бы вас охраняла целая команда отборных моряков с военного судна.