Чтение 18–й страницы книги ~Азия на халяву~

большую часть жизни он работал "наблюдателем". Раньше в каждом селении
эскимосов и береговых чукчей был свой наблюдатель - человек, который
ежедневно дежурил на сопке с хорошим обзором, высматривая новости: не едут
ли гости, не меняется ли погода, каков в море лед, а в тундре снег. Самым
интересным событием, виденным стариком за сорок лет работы, был пожар и
взрыв погранкатера в 1953 году.
Что касается чукотской молодежи, то она удивила меня любовью к
соответствующим анекдотам. Правда, один встреченный националист уверял, что
эти анекдоты - проявление комплекса неполноценности, который испытывают
русские по отношению к чукчам. Ведь воинственные чукчи - единственный из
народов Сибири и Дальнего Востока, который русским не удалось победить
силой оружия. До 1917 года они так ни разу и не уплатили царю ясак. Сами
себя эти гордые люди называют "луоравэтлан", что можно перевести как
"открыто выступающий стоя" или "говорящий правду в глаза".
...Провиденский аэропорт изо дня в день понемногу заполнялся народом. Мое
внимание привлекли два мужика в американской одежде и с импортными
рюкзаками. Что-то в них было неуловимо советское, и я никак не мог понять,
наши это или американцы. В конце концов мне удалось под каким-то предлогом
заговорить с ними, и выяснилось, что это двое московских зоологов,
возвращающихся с Аляски. Подвернулись они очень кстати: из Провидухи мы
вскоре улетели, но в Анадыре пришлось сидеть еще несколько дней, и я был
рад найти компанию для вылазок по окрестностям. Вблизи аэропорта я нашел
(впервые на Чукотке) колонию редких камчатских крачек, а с причала паромной
переправы можно было, протянув руку, погладить одного из полярных
дельфинов-белух, вошедших в залив в погоне за кетой. Вскоре мне пришлось
расстаться с новыми друзьями, и одного из них я с тех пор видел всего раз
или два, зато второму суждено было сыграть в моей жизни роль золотой рыбки.
Итак, ребята улетели в Москву, а я просочился на совершенно сумасшедший
военный рейс в Магадан через Марково, поселки Северо-Восточной Камчатки,
Петропавловск, Палану и Балыгычан (это все равно, что лететь из Москвы в
Крым с посадками в нескольких райцентрах Казахстана). В некоторых местах мы
торчали по полдня, так что весь полет занял трое суток. Лиственничные леса
магаданских сопок показались мне настоящими джунглями, а сам город -
солидным мегаполисом. Но чувствовал я себя там очень уютно - в Магадане еще
сохранилась та особая атмосфера Крайнего Севера, которую практически
утратили другие крупные центры. Городская газета, к примеру, называлась
"Территория" в честь известной книги Олега Куваева. К тому же это один из
самых красивых городов Союза. Вот к чему я с трудом привык снова - это к
существованию ночной темноты.
Покрутившись по окрестностям, я уехал на запад. Началась самая интересная
часть маршрута - наименее изученные на Земле районы между Охотским
побережьем и Леной. Эти дикие края неизвестны туристам и вообще почти
никому, так что я не очень представлял себе, что меня ждет, хотя не раз
видел их с самолета. Три практически не населенных горных страны -
Колымское нагорье, Хребет Черского и Сунтар-Хаята - пересечены единственной
дорогой, знаменитым Колымским трактом. Ни одна дорога России не производит
столь ошеломляющего впечатления беспредельностью необитаемых просторов,
суровой красотой гор и дикостью природы.
Первый 500-километровый участок тракта от Магадана до Колымы довольно
оживлен - не составляет труда поймать грузовик, а раз в день ходит автобус.
До городка Усть-Нера на Индигирке машин меньше, но все же достаточно.
Дальше в Якутию уходит разбитая грунтовка, на которой можно прождать пару
дней (а комары появляются сразу), но как раз эта часть пути самая красивая.
Шофера-дальнобойщики обычно оказываются интересными людьми, и многочасовая
беседа не кажется слишком высокой платой за проезд.
К концу второго дня я пересек Колыму и вскоре сошел на неприметной
развилке, по которой за сутки дошел до озера Джека Лондона. Там не было ни
души, только на соседнем озере Танцующих Хариусов стояла лагерем компания
золотоискателей. Эта группа озер настолько красива, что действительно имеет
смысл идти семьдесят километров пешком (обратно меня, впрочем, подвезли
старатели).
Грузовик с пустыми контейнерами из-под руды доставил меня к последней
развилке. Укатанная дорога уходила на Усть-Неру, а узкая ниточка колеи - в
лабиринт хребтов на границе Магаданской области и Якутии. Мимо медленно
полз по низкому лиственничнику низовой пожар. Чтобы не дышать дымом, я
отошел немного от развилки и тут увидел весело бегущего ко мне молодого
медведя. К счастью, через пару минут подошла попутка и спугнула зверя, но
за это время мне пришлось скормить ему последнюю пачку печенья. Поверьте,
было совсем не смешно, ведь из оружия у меня была только складная удочка
(как помнит читатель, это чудо техники могло использоваться для любых целей
- сейчас оно служит мне устройством дистанционного переключения
телевизора). Позже я убедился, что отдал печенье не зря - слайды получились
замечательные.
По западной части тракта ходят только неторопливые КРАЗы, поэтому
пересечение Хребта Черского (на самом деле это не хребет, а огромная горная
система) занимает два дня. Река Тарыннах, она же Тарын-Юрях (Наледная)
выводит к деревушке Орто-Балаган. Отсюда, взяв напрокат учика (верхового
оленя), я поднялся на сто километров вверх по Туера-Юряху к озеру Лабынкыр,
лежащему в 50-километровом метеоритном кратере. Дорога оказалась очень
тяжелой, к тому же у меня слишком длинные ноги, чтоб ездить на учике, а
кратер не так красив, как Эльгыгытгын на Чукотке. В Лабынкыре живет
сказочный персонаж вроде Несси, к сожалению, тоже невидимый.
Дальше дорога пересекает Оймяконскую котловину - плоскую страну чахлой
осоки, редких невысоких лиственниц и огромных наледей на реках. Наледи
(по-якутски тарыны) образуются зимой, когда реки промерзают до дна. Прорвав
лед, вода фонтаном выбивается наружу и замерзает. Получаются длинные полосы
толстого синего льда, лежащие в руслах все лето. Крупнейшая в мире Момская
наледь тянется на 120 километров.
Оймякон дважды упоминается в книге рекордов Гиннесса: как самое холодное
постоянно обитаемое место и как точка с самым континентальным климатом
(разница зимних и летних температур достигает 110о С). Летом здесь жарко, и
обелиск "Полюс холода" воспринимается как некая абстракция. На южных
склонах холмов желтеют настоящие степи - остаток тундростепей, некогда
покрывавших всю Восточную Сибирь. Чуть выше горы покрыты толстым ковром
ягеля, по которому удивительно приятно ходить босиком. Кое-где ягель до
полуметра в толщину - здесь и сейчас могло бы прокормиться стадо мамонтов.
Пейзажи котловины несколько скучноваты, но дальше начинается нечто
фантастическое. Трасса ныряет в стокилометровый каньон, пересекающий
Сунтар-Хаяту (Туманные горы), самую красивую и нетронутую часть Сибири.
Достаточно чуть-чуть отойти от дороги, чтобы вокруг появилось множество
непуганой дичи: огромные колымские лоси, снежные бараны, дикие северные
олени, росомахи, лисы, соболя, горностаи, каменные глухари, белые куропатки
и рябчики. В скалах гнездятся сокола-сапсаны и белые, как снег, ястреба.
Рука бы не поднялась стрелять в таком месте, да и не из чего было, но, к
счастью, проблема питания отпала сама собой - пошла ягода, и горы расцвели
разливами голубики, брусники, княженики и морошки.
Дальше колея пересекает еще несколько хребтов, не столь могучих, и выходит
на плоскую равнину Центральной Якутии. Горы кончаются, словно обрубленные
топором - немного на свете мест, где граница гор и равнины была бы такой
резкой. Тракт обрывается в поселке Хандыга на реке Алдан. Отсюда до Якутска
есть дорога, но летом она в таком состоянии, что быстрее доехать по реке -
там ходит водометное судно "Заря". Берега очень красивы, но я все никак не
мог прийти в себя после ошеломляющего великолепия Сунтар-Хаяты. Ее
задумчивые, словно ждущие чего-то пейзажи засели у меня в голове, и я уже
начал соображать, как бы вернуться туда зимой.
Ужасно не хотелось уезжать с Севера прежде, чем кончится лето, и я долго
шакалил по аэропорту Якутска, пытаясь попасть на какой-нибудь самолет в
тундру. В конце концов меня с позором вытащили из одного "АНа", а поскольку
штрафы за безбилетный пролет в Аэрофлоте не предусмотрены, то с меня
содрали пять рублей за вход на летное поле без пропуска. Теперь мое лицо
запомнили, и дело казалось совсем безнадежным, но тут как раз удалось
влезть в контейнер с мукой, предназначенный к отправке в Черский - поселок
на Нижней Колыме. Оттуда я голоснул катер до Походска - маленькой деревушки
в дельте реки.
Походск основали в XVI веке индигиркинские казаки, которым на этом месте
явилась радуга необыкновенной красоты. Видимо, это и вправду было нечто из
ряда вон выходящее, если видавшие виды мужики рискнули поставить острог в
таком неподходящем месте. В 1887 году неподалеку затерло льдами
американскую китобойную шхуну, команду которой набирали на Кубе. Теперь
жители деревни поражают сочетанием русских, юкагирских, испанских и
негритянских черт. На этом бурная история села не закончилась: в 1908 году
почти все население вымерло от оспы (до сих пор деревня насчитывает всего
тридцать дворов). В 1991 году Колыма начала размывать холм, в котором на
глубине в полметра (глубже не позволила мерзлота) покоились под русскими
крестами и юкагирскими уточками жертвы эпидемии. Кому-то пришло в голову,
что вирус мог сохраниться в мерзлоте и теперь поразит все население
Арктики. И вот в село прибыла на катере экспедиция в составе десяти человек
для выяснения обстановки. За два месяца мужики совершенно опухли от
безделья и спирта и были счастливы кормить меня в обмен на свежие байки.
Жившие на кладбище пеночки-веснички так привыкли склевывать комаров с бухих
гостей, что садились прямо на плечи.
К западу от Походска начинается Чайгуургино - огромное пространство озерной
тундры. Оно тянется до самой Индигирки, и площадь воды здесь впятеро
больше, чем площадь суши. Ходить по этому лабиринту воды и густого ивняка -
сущее наказание, но иначе не увидишь редких обитателей края - тундряных
лебедей и розовых чаек. Якутская тундра - единственная, где лето
по-настоящему жаркое, поэтому летом в безветренные дни трудно
фотографировать: снимки затягивает серая пелена комаров. Впрочем, тундровые
комары почему-то не такие кусачие, как мелкие злые лесотундровые. В
предуральском городке Кожым молодежь белыми ночами вынуждена гулять на