мужчиной нельзя даже формально. Мириам отдавалась мне с такой жадной
страстью, словно провела несколько лет в монастыре. Я как-то не ожидал
найти подобный талант чувственности в столь утонченном создании, поэтому в
какой-то момент немного растерялся. Но тут, глотнув воздуха после первой
волны наслаждения, я встретился взглядом с Мириам - с ее сияющими,
исполненными радости и нетерпения волшебными глазами - и понял, что смогу
дать ей все, что ей нужно, не только ее молодому, требующему любви телу,
но и измученной одиночеством душе.
лихорадочному прелюбодеянию на выгоревшем матрасе. Но я был полон
решимости силой своей нежности превратить грязную битумную крышу в рай на
Земле.
расставаться, со мной прощался другой человек - сильная, уверенная в себе,
спокойная, но по-прежнему нежная и прекрасная юная женщина.
просто искусству любви, но и вере в себя, благо мне-то этой черты
характера досталось с избытком. Мы нежились под зимним солнцем,
вознесенные над городом почти в самое небо, одинокие над шумными улицами,
словно Адам и Ева. Увы, все это было слишком хорошо, чтобы долго
продлиться.
попробовать любовь в нормальной постели, а не на солнцепеке. Но тут муж
Мириам, видимо, что-то заподозрив, увез ее домой в Иерусалим. Бедная
девочка едва нашла минутку, чтобы позвонить мне в притон.
не так), и снова заплакала, и я опять утешал ее... Впрочем, все это
касается только нас двоих.
странный сон, при всей однозначности его толкования с позиций
фрейдистского психоанализа, впоследствии оказался вещим в самом буквальном
смысле. Но в тот момент я был уверен, что никогда не услышу больше ни про
девушку, ни про ублюдка-мужа, не говоря уже о том, чтобы, как говорили в
библейские времена, наложить на него руку.
туристского офиса украли автомат по продаже пепси-колы. Позже полиция
нашла преступников - шведских волонтеров из киббуца Йотвата. Они приехали
на автокране, выдрали с мясом автомат и увезли вместе с колой и выручкой,
пока мы накачивались водкой "Кеглевич" на другом конце саванны.
разглядывая яхты в заливе, белые кубики иорданского порта Акаба и первых
орлов, кружащих над городом. Откуда мне было знать, что Эли в этот день
приедет не на своем разбитом драндулете, а на машине жены? Он приехал, и
вместо меня нашел на участке горы накопившегося за неделю мусора. Скандал
был страшный. Но в этот раз меня еще не уволили, только обозвали "fucking
kusammak krev potz huy".
случайную встречу с Аней. Но мне не везло. В конце концов я просто передал
ей через Пашу сребряный перстенек с неплохим изумрудиком (хорошо, когда
есть возможность доставать такие вещи бесплатно), а также маленькую
незатейливую серенаду.
обладать священной ненавистью и волей к борьбе за свободу.
писал стихи любимым девушкам. По вечерам участвовал в высоконаучных
дискуссиях о Проблеме Вороны, купался в море или считал с велосипеда
птичек. Но зимний ветер уже готов был перелистнуть страницу в книге моей
жизни.
обычный спутник человека в тропиках Азии. Там она считается вредителем,
вором и разносчиком заразы. За год до моего приезда в Эйлат несколько пар
птиц залетели сюда из Аравии, поселились возле торгового центра и
потихоньку стали размножаться. Поскольку было их совсем мало, они
автоматически попали в список особо охраняемых видов. Но мой друг Шари и
все, кому приходилось бывать в Индии или Индокитае, пришли в ужас и
требовали немедленно перестрелять ворон, пока это еще можно сделать.
растет, пока Реувен не огорошил меня известием, что свободных нар в
притоне не осталось и мне пора искать себе жилье.
Эли выплатил нам вдвое меньше, чем обещал. Я бы, конечно, не стал
переживать из-за разницы в сотню баксов, но для Паши это было катострофой
- ведь в Тбилиси его ждали в буквальном смысле голодающие жена и дети.
день до злополучной зарплаты я неожиданно стал душой коллектива.
Получилось это вот как.
передал Ане через Пашу. Он не утерпел и показал его парню с соседнего
участка, тот - еще кому-то, и на следующее утро я оказался в центре общего
внимания. Теперь я чувствовал, что только на меня может рассчитывать Паша
в трудную минуту. После работы я собрал ребят и призвал к всеобщей
забастовке.
основном был такой, которому терять нечего, кроме своего цирроза. И
началась первая в истории Эйлата забастовка дворников. Продлилась она
неожиданно долго - на час больше суток.
уволили.
месяца полностью сменить штат. А нас с Пашей он уволил на следующий день.
Вечером того же дня "Песня Эйлатского дворника" появилась в русскоязычной
газете, которая выходила на двух полосах гордым тиражом в сто экземпляров.
Еще день - и стишок перепечатала одна из двух больших газет Эйлата,
естественно, в переводе на иврит и с подробной статьей о героической
забастовке обманутых олим хадашим (новых иммигрантов). Вождем восставшего