излучал взгляд Друэ. Иногда, объясняя ей что-нибудь, он прикасался к ее
руке, как бы для того, чтобы подчеркнуть свои слова. И теперь опять,
сказав, что пора идти, он коснулся ее пальцев.
пути им лишь изредка попадались насвистывающий пешеход, ночной вагон конки
или еще открытый, ярко освещенный ресторан. Они шли по Вобеш-авеню, и Друэ
продолжал изливать запас своих сведений о Чикаго. Он вел Керри под руку и,
рассказывая, крепко прижимал к себе ее локоть. Отпустив какую-нибудь
остроту, он поглядывал на свою спутницу, и глаза их встречались.
ступеньку подъезда, и голова ее оказалась на одном уровне с головой Друэ.
Он взял ее руку и стал ласково гладить, пристально глядя ей в лицо, а она
рассеянно смотрела по сторонам, о чем-то взволнованно думая.
утомительного вечера, проведенного в тревожном раздумье. Она лежала в
неудобной позе, поджав под себя локоть, и ее мучил кошмар.
копи. Она видела высокую насыпь, по которой проходила дорога, и груды
отвалов и угля. Обе они стояли и смотрели в зияющую шахту. Им видны были
влажные каменные стены, терявшиеся в смутной мгле. На истертом канате
висела старая корзина для спуска.
спускаться.
очутилась у воды, - такого количества воды она никогда не видела раньше.
Они были не то на полу, не то на каком-то узком мысе, выдававшемся далеко
вперед, и на самом конце его стояла Керри. Сестры озирались по сторонам;
вдруг то, на чем они стояли, стало медленно погружаться. Минни даже
слышала плеск прибывавшей воды.
ее куда-то уносит и голос Минни не долетал до нее.
затопили все вокруг. Минни пошла прочь с тяжелой болью в душе, какая
бывает, когда теряешь что-то очень дорогое. Никогда в жизни ей еще не было
так грустно.
странные призраки, сливаясь в жуткие картины. И вдруг она дико вскрикнула:
перед нею была Керри, которая карабкалась на скалу, цепляясь за камни;
внезапно пальцы ее разжались, и на глазах Минни она упала в пропасть.
разговариваешь во сне!
"Фицджеральд и Мой".
кабинета.
письменный стол.
- я хотел бы как-нибудь вечерком вытащить вас отсюда.
со свойственной ему проницательностью поглядел на Друэ, потом сказал
тоном, подобающим джентльмену:
9. В МИРЕ УСЛОВНОСТЕЙ. ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА ЗАВИСТИ
обычным по тем временам, трехэтажным кирпичным особняком. Первый этаж был
расположен чуть ниже уровня улицы. На фасаде второго этажа было большое
окно-фонарь, выходившее на зеленую лужайку футов двадцать пять в ширину и
десять в длину. За домом находился дворик с конюшней, где Герствуд держал
свою лошадь и рессорную двуколку.
сын Джордж, дочь Джессика и служанка - то одна, то другая, так как на
миссис Герствуд нелегко было угодить.
обсуждать эту острую тему.
ласкового, тонкого и столь благоприятствующего воспитанию нравственной
силы и справедливости в людях, привыкших к нему с колыбели. Тем, кто не
испытывал на себе его благотворного влияния, не понять, почему у иных
людей навертываются на глаза слезы от какого-то странного ощущения при
звуках прекрасной музыки. Им неведомы таинственные созвучия, которые
заставляют трепетать и биться в унисон сердца других.
Здесь недоставало той терпимости и взаимного уважения, без которых дом -
ничто. Квартира была превосходно обставлена в соответствии со вкусами
обитателей дома. Тут были мягкие ковры, роскошные кресла и диваны, большой
рояль, мраморное изваяние какой-то неизвестной Венеры - творение
неизвестного скульптора - и множество бронзовых статуэток, собранных бог
весть откуда, - крупные мебельные фирмы продают их вместе с обстановкой,
уверяя покупателей, что их необходимо иметь в каждом "хорошем" доме.
здесь было расставлено в строжайшем порядке, не допускавшем никаких
отступлений, - в этом Герствуд знал толк. Он изучал это годами в своем
деле. Ему доставляло немалое удовольствие объяснять каждой новой "Мери",
вскоре после ее водворения в доме, назначение всех вещей на буфете.
Герствуда ни в коем случае нельзя было назвать болтливым. Напротив, в его
отношении ко всем домашним чувствовалась сдержанность, подобающая, как
принято считать, джентльмену. Он никогда не вступал в пререкания, никогда
не говорил лишнего; в нем было что-то педантичное. То, чего он не мог
изменить или исправить, он оставлял без внимания, предпочитая держаться в
стороне.
когда был помоложе и еще не достиг успеха в делах. Однако теперь, на
семнадцатом году жизни, в характере Джессики появились некоторая
замкнутость и независимость. Ни то, ни другое не способствовало излияниям
родительской нежности. Она посещала среднюю школу, и ее взгляды на жизнь
были бы под стать истинной патрицианке. Джессика любила красивые наряды и
не переставала требовать все новых и новых. Она мечтала о любви и
собственном роскошном доме. В школе она познакомилась с дочерьми очень
богатых людей, владельцев или совладельцев крупных предприятий, а эти
девушки держали себя так, как того требовала их среда. Джессика
интересовалась только такими подругами.
агентстве по продаже недвижимости. Он ничего не платил за свое содержание,
так как считалось, что он копит деньги, чтобы со временем приобрести
землю. Это был способный и тщеславный молодой человек, которому любовь к
наслаждениям пока еще не очень мешала выполнять свои служебные
обязанности. Джордж приходил и уходил когда и куда ему было угодно и лишь
изредка перекидывался несколькими словами с матерью или рассказывал
какой-нибудь забавный случай отцу, но большею частью ограничивался общими
фразами. Молодой человек никому не открывал своих желаний. Тем более что в
доме никто особенно и не интересовался ими.
стремятся блистать в обществе, и искренне огорчалась, если видела, что
кто-то преуспевает в этом больше, чем она.
не была допущена, но мечтала когда-нибудь попасть. Впрочем, она уже
начинала понимать, что для нее это недостижимо, но надеялась на лучшую
долю для дочери. Возможно, что благодаря Джессике ей и самой удастся
занять более видное положение в обществе, размышляла она. Успех ее сына,
пожалуй, когда-нибудь даст ей право гордо называть себя примерной матерью.
Ее муж тоже более или менее преуспевал в делах, и она рассчитывала, что
мелкие аферы Герствуда с недвижимостью принесут хорошие плоды. Пока его