уж я ручаюсь, детишки будут хорошо себя вести.
везете.
что со временем услышу о вас.
каменной же плитки, каждой из которых было не меньше ста лет, находился в
десяти милях от Мэлфри. Он лежал в стороне от большой дороги, в ложбине
между холмами; через него, вдоль его единственной улицы и пересекая ее под
двумя старыми каменными мостами, протекала река. В верхнем конце улицы
стояла церковь, форматы и богатая отделка которой заявляли о том, что за
столетия, истекшие со времени ее постройки, Северный Грэплинг сжался в
размерах, тогда как остальной мир разрастался; в нижнем конце, за вторым
мостом, стоял Дом в Старой Мельнице - именно та тихая пристань, осколок
седой старины, о которой может мечтать человек, вынужденный зарабатывать на
жизнь под иным, более суровым небом. И мистер Харкнесс в самом деле мечтал о
ней, мечтал годами, убивая себя на службе в Сингапуре или отдыхая после
работы на клубной веранде, в окружении тучной зелени и кричащих красок. Еще
будучи молодым, он купил дом на деньги из отцовского наследства в одну из
своих побывок на родине, рассчитывая уединиться в нем, когда придет его
черед уйти на покой, и лишь единое терзанье омрачало ему долгие годы
ожидания - что он вернется и застанет поселок "на подъеме", с новыми
красными крышами, вкрапленными среди серых, и гудронированным шоссе на месте
неровной улицы. Однако дух новизны пощадил Грэплинг; вернувшись, мистер
Харкнесс застал его в точности таким, каким он был в тот поздний летний
вечер, когда он впервые набрел на него, гуляя, - камни, еще не остывшие от
послеполуденного солнца, и ветерок, напоенный свежесладким ароматом гвоздик.
были золотисто-коричневые, а между липами, которые своими сплетшимися
ветвями скрывали низкий
отливы над ними, солнечные часы под высоким центральным окном и каменный
навес над входом в виде раковины моллюска. Безил остановил машину у моста.
пошел к дому по мощенной каменными плитами дорожке - мрачный посланец рока.
Низкое зимнее солнце зловеще отбрасывало его тень на дверь перед ним,
которую мистер Харкнесс выкрасил в яблочно-зеленый цвет. Рядом с дверью
поднимался узловатый стебель глицинии и, перекручиваясь, вытягивался во весь
свой нагой рост между вертикальными стояками окон. Безил оглянулся через
плечо - не видно ли его юных пассажиров - и дернул за шнурок железного
колокола. Колокол мелодично прозвонил где-то совсем рядом, и дверь вскоре
открыла служанка в яблочно-зеленом платье, переднике из муслина с разводами
в виде веточек и накрахмаленной белой шапочке, представлявшей собой
смехотворную помесь голландки и монашеской камилавки. Эта фантастическая
фигура повела Безила за собой, и, сначала поднявшись на ступеньку, а потом
на ступеньку опустившись, они вошли в гостиную, где служанка оставила
Безила, и он имел время рассмотреть убранство. Пол здесь был застлан грубыми
тростниковыми циновками, а в некоторых местах пестрыми балканскими
ковриками. На стенах висели торнтоновские гравюры с изображением цветов (вот
только его шедевра, "Царицы ночи", не видать было), вышивки и старинные
географические карты. Самыми выдающимися предметами обстановки были большое
фортепьяно и арфа, а кроме них стояли еще какие-то столы и стулья, имевшие
такой вид, будто их сработали прямо из сырого бука. Открытый камин,
топившийся торфом, то и дело попыхивал в комнату клубами дыма, и у Безила
скоро заслезились глаза. Как раз такую комнату представлял он себе по
объявлению, и как раз такой парой оказались мистер и миссий Харкнесс. Миссис
Харкнесс отличало шерстяное одеяние ручной вязки, большие поэтичные глаза,
длинный и красный от мороза нос и неописуемого цвета волосы, уложенные в
художественном беспорядке. Муж ее сделал все возможное, чтобы замаскировать
последствия двадцати лет, проведенных в клубе и бунгало на Дальнем Востоке.
Он отпустил небольшую козлиную бородку, он носил домотканые бриджи в стиле
пионеров велосипедного спорта, он заправлял свободно висящий шелковый
галстук в кольцо с камеей - и все же в его манере до сих пор сохранялось
что-то напоминавшее того щеголеватого человека в белых парусиновых брюках,
который из вечера в вечер в свой черед выставлял розовый джин другим таким
же щеголеватым людям в белом и дважды в год обедал в губернаторской
резиденции.
мистер Харкнесс скажет: "Присаживайтесь" и, хлопнув в ладоши, спросит джину.
Но вместо этого супруги поглядели на него вопрошающе и даже с некоторым
отвращением.
Харкнесс. - Была у нас такая мысль. Нам стало чуточку стыдно, что у нас тут
так много места, так красиво. По нашим нынешним запросам дом для нас
великоват. Мы действительно думали, что, быть может, если бы нас познакомили
с какими-нибудь людьми нашего склада, с такими же простыми вкусами, мы могли
бы, э-э... соединить свои усилия, так сказать, в нынешние трудные времена. В
сущности говоря, у нас уже есть одна жилица, и я не думаю, чтобы мы серьезно
хотели принять к себе еще одного, так ведь, Агнес?
зеленом месте зелень дум {Перифраз строки из стихотворения английского поэта
XVI в. Эндрю Марвелла. У автора дословно; "Зеленые думы (мысли) в зеленой
сени (тени)".}...
пансион. Это совершенно разные вещи.
проницательностью.
двух человек, если б только они действительно э-э... Миссис Харкнесс пришла
ему на помощь.
"В сущности говоря, у нас дом энтузиастов, Сил. Может, мы и не завоюем всех
кубков, но по крайней мере стараемся".
маленьким, но в действительности, если сосчитать комнаты, он на удивление
большой.
мельница молола зерно на всю округу. Еще задолго до Харкнессов она пришла в
упадок и в восьмидесятых годах прошлого века была превращена в жилой дом
одним из последователей Уильяма Морриса. Речку отвели, мельничный пруд
осушили и выровняли, и на его месте, в котловане, разбили сад. В помещениях,
где стояли жернова и приводные механизмы, а также в длинных верхних ярусах,
где хранилось зерно, деликатно настелили полы, оштукатурили стены и
поставили перегородки. Миссис Харкнесс с материнской гордостью перечисляла
эти особенности.
натуры?
Позвольте спросить, кто же они такие, эти ваши друзья?
Харкнесс любезно засмеялись этой милой шутке.
гостиную. Миссис Харкнесс положила руку на золоченую шейку арфы и устремила
взор куда-то за сад, придав мечтательное выражение своим большим серым
глазам. Так она глядела в Малайе за площадку для игры в гольф, мечтая о
доме.
пользу людям. В конце концов, для того он и был построен, чтобы его
использовали. Сотни лет тому назад он давал людям хлеб. Потом наступили
другие времена, и его покинули, забросили. Потом он сделался жилищем, но
по-прежнему оставался отрезанным от мира, от жизни народа. И вот теперь ему
наконец снова воздадут должное. Он будет удовлетворять потребность.
Возможно, я покажусь вам чудачкой, - сказала она манерно и словно витая
мыслями где-то далеко-далеко, - но последние несколько недель мне казалось,
будто я вижу, как наш старый дом улыбается про себя, казалось, слышу, как
эти старые бревна шепчут: "Они думали, мы ни на что не годны. Они думали, мы
косное, отсталое старье. Но им не обойтись без нас, всем этим занятым,
поспешающим по пути прогресса. Они вновь обращаются к нам в трудный час".
хозяйку здесь я. Вы видели наши условия в газете?
Сертаков Виталий
Черепнин Владимир
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Посняков Андрей