искреннюю ненависть к судье, который неправильно судил матч. О футболе говорят
много и ожесточенно. Потом начинают таким же тоном, с таким же увлечением
спорить о достоинствах глиссера Гидраэра. Оказывается, это совершенно
непобедимая машина и может идти черт знает как быстро. Карасику непонятно
лишь, почему в походе глиссер Гидраэра все время немножко отстает от нарядного
"американца".
только для красоты важна. Тут вопрос скольжения.
Бухвостова.
уже на полном ходу, обрывками пробиваясь сквозь дрожкий, вибрирующий скрежет.
Маленький флажок Осоавиахима фамильярно и больно хлопает Карасика по макушке.
На ходу он весь принадлежит воздуху, лишь легонько касаясь воды. Он скользит
по реке, слегка ссаживаясь налево и направо. Он бежит, как капля по
раскаленной сковородке. Река извилиста - берега то раздвигаются вширь, то
сдвигаются. Глиссер молниеносно огибает один из поворотов, и вдруг все видят,
что в нескольких метрах перед машиной неожиданный паром поднимает из воды
протянутый через реку трос. Стальной жгут уже начинает рисоваться над
поверхностью воды, вспарывая ее. С него капает. Гидраэр полным ходом несется
прямо на трос. Остановиться уже немыслимо. У всех четверых в то мгновение одна
и та же мысль, сверкнувшая, как занесенный топор: сейчас наскочим, разобьемся,
или трос срежет всем...
Что-то взвизгнуло под ногами, и машина уже далеко оставила за собой паром,
где, сбившись у борта, кричат что-то и машут руками перепуганные люди. Баграш
слегка сбавляет газ.
него совершенно мокрый. - Запишите: машина легко прошла над тросом, совершив
прыжок в два - два с половиной метра по горизонтали.
бы проделать это!
опускается вниз, в колодезный сумрак шлюза, потом торжественно, как
театральный занавес, раскрываются ворота. Видна река. Гидраэровцы торопятся
выйти на простор. Мотор включили, и глиссер мчится на берег. Кто-то сует
наспех в руки Карасика багор. Карасик что есть силы отталкивает машину от
свай. Теперь занесло корму с мотором. Бухвостов вырывает багор. Он пытается
отстоять корму, он всаживает багор в сруб, как гарпун. Тра-рах!.. - багор в
щепки. Глиссер с ходу ударяется о сваи. Резкий треск. Взлетели над головой
осколки пропеллера и щепки свай. Карасик зажмуривается. Ему кажется, что он,
именно он виноват во всем. В наступившей тишине Баграш спокойно говорит:
Утопая по колени в густой тине, глиссер выводят на открытую реку. Молча меняют
винт. Карасик не решается предложить свою помощь,
ход. Фома просит прибавить.
убью я тебя!
усиливается. Что-то светлеет впереди. Машина, задрожав на всем ходу,
проносится над отмелью. Песчаная коса подсекла машину под днище. Но глиссер
неуязвим. Мотор окружен грохочущим, пылающим в темноте венчиком выхлопов.
Машина ввинчивается в черный массив ночи.Так ездят на глиссере.
и кормой. Все остальное в воздухе. Баграш наклоняется над бортом, опускает
руку, подводит ее под днище. Потом он показывает руку Карасику - рука сухая.
Машина вышла на редан.
- Как сказал Шеридан, сам я вышел на редан.
как прет? - орет ему в ухо Баграш. - Здорово!.. А "американец"? Красота!..
по водоотводному каналу и через шлюз у островка снова вылетели на реку. После
тесной канавы река показалась просторной и светлой.
гладка, как студень. Карасику мнится, будто он ощущает упругое натяжение этой
сверкающей плевы. Рой маленьких радуг сопровождает их. Сзади бежит хрустальный
столбик взвинченной воды.
крыла. У борта, где сидит Карасик, солнце подсвечивает струю снизу, и
хрустальное крыло становится лазоревым, как у сизоворонка.
всех ног улепетывает по песку. Чайка тяжело пытается уйти от настигающего
глиссера. Она висит в воздухе на неподвижных крыльях, ветер сносит ее, и она
сползает, скользит по невидимому откосу,
сидящих сзади Фому и Бухвостова.
наши не отстанут, расшибутся, но не отстанут! И гначки не будет, а то бы
непременно гоняться стали. Я их как облупленных знаю.
плотно законопатил уши и заложил все щели вокруг.
Культуры бы им набраться только. Не хватает иногда. Вот вы с нами свяжитесь
крепче... Люди нам нужны до смерти, да и вам полезно будет! Верно?
заметно, небоевитый какой-то...
Карасик бы ничего не заметил, но у Баграша приподнимается с одной стороны
клапан шлема, как ухо у умного пса. Водитель вслушивается в путаницу ревов и
тресков. Карасик смотрит на него. Водитель очень худ и мускулист. Типичный
человек машинных скоростей, человек точной жизни, где части плотно пригнаны
одна к другой. Лицо грубоватое, расплющенный нос уродует его. Но глаза хороши
- зоркие, развеселые глаза лоцмана и хорошего товарища. У него цепкие длинные
руки. И по тому, как ведет он машину, как, не глядя, тянется к нужной
рукоятке, видно, что человек любит свое дело и знает его до конца.
Баграш вслепую спокойно берется за рычажок. Грохот сразу резко спадает, машина
делает кивок и, козырнув, как змей, зарывается носом в воду.
сразу стали неподвижными. Мотор смолк. И Карасику сперва кажется, что он
оглох. Мир невероятно тих. Потом возникает звон в усталых ушах, и до слуха
Карасика начинают пробиваться шумы оседлой жизни, лай собак и скрип телеги. Он
разбирает уже голоса переругивающихся между собой гидраэровцев.
мотор - и снова грохот, скольжение, воздух, рвущий ноздри. Карасика смущает
нос Багра-ша. Он старается не смотреть на этот изъян в физиономии командора,
но глаза, как нарочно, так и косят сами куда не надо. Баграш, очевидно,
заметил в конце концов это.
нос.
насторожился: - Слышите, барахлит? Опять надо останавливаться, снова лезть в
мотор, мазаться, утирать тыльной стороной руки и сгибом локтя пот со лба -
руки в масле. И каждый раз Карасик боится, что мотор вдруг возьмет да и не
заведется. Они так и не пойдут дальше. В нем еще живет смутное неверие. Ему
кажется, что должно что-нибудь случиться: один раз завелся, а другой раз
возьмет да и нет. Его поражает спокойствие гидраэровцев, их ангельское
терпение.
мотор - будьте покойны.
в порядке, мотор должен работать. Надо найти, в чем дело. Безропотный Фома в
десятый раз сегодня лезет в мотор, копается там, отвинчивает, продувает.
Карасику неловко сидеть без дела. Он предлагает помощь. В его голосе слышится
такая мольба, что ему дают промыть свечу. Карасик счастлив. Чумазый,
заляпанный - рукава засучены до локтя, - он утирает взмокший лоб великолепным
жестом, подняв локоть.
первого очерка, - она сплачивает. Прошли первый километр нашего намеченного
пути, и все мы четверо уже одно целое, люди одной машины и единого движения".